Вперед, на Запад!

— Все еще жив?

— К сожалению, насколько мне известно. Это не моя вина, чему доказательством служит мой рассказ.

— Я никогда не сомневался в вашем желании убить его. Еще жив, говорите вы? Что ж, крысы и ядовитые змеи тоже живут. Я полагаю, капитан Лэй, прежде чем пуститься в новый поход, вы захотите набраться сил на суше в обществе красивой девушки, которую, как я слышал, вы привезли домой?

— Одну вещь я собираюсь сделать: отомстить тем, кто виновен в смерти моего брата. Я не знаю, куда забросит меня судьба, но здесь я останусь недолго.

— Хорошо, сэр. Когда вы решите ехать, приходите ко мне, и лучший мой корабль будет к вашим услугам; а если он не подойдет, прикажите сделать с ним все, что найдете нужным, и я, Виллиам Солтэрн, за все уплачу.

— Мой дорогой сэр, у нас совсем иные счеты. Я должен вручить вам, как владельцу «Рози», вашу долю тех сокровищ, что я привез.

— Мою долю, сэр? Если я понял вас, мой корабль погиб три года тому назад на берегу Каракаса, а все эти сокровища были добыты после того.

— Правильно, но как участник экспедиции вы имеете полное право на свою долю, и вы получите ее.

— Капитан Лэй, я вижу, что вы честный и справедливый человек, но эти деньги, сэр, не принадлежат мне, потому что они были добыты не на моем корабле. Выслушайте меня, сэр! Если бы это даже было иначе, если бы это судно (он не мог выговорить его название) стояло сейчас невредимым у байдфордской набережной, — неужели вы думаете, что Виллиам Солтэрн станет извлекать деньги из гибели дочери? Нет, сэр! Вы отправились ее искать, и весь мир знает: вы сделали все, что было в ваших силах. И я благодарю вас. Но на этом наши счеты кончаются. Сокровища принадлежат вам, сэр! Но довольно об этом. Когда вам понадобится, корабль мой будет к вашим услугам, а до тех пор прощайте, сэр! — Старик поднялся и с тем же бесстрастным выражением проводил Эмиаса до дверей.

Эмиас вернулся домой и рассказал обо всем Карри с просьбой взять половину подарка Солтэрна, но Карри, крепко выругавшись, решительно отказался.

— Наследник Кловелли станет обирать тебя, Эмиас? Я, который ничего не потерял, — тебя, который лишился брата? Я не притронусь ни к одному фартингу[171] сверх моей доли.

В тот же вечер из Байдфорда в бэруффское поместье, задыхаясь, прибежал посланный. Городские власти срочно требовали Эмиаса, так как он был одним из последних, кто видел в живых старого Солтэрна.

Солтэрн, лишь только Эмиас покинул его, пришел к одному из своих старых знакомых, в его присутствии написал завещание и приложил свою печать со спокойным и твердым выражением лица, отказываясь от всяких утешений, а затем пошел домой и заперся в комнате Рози. Наступило время ужина, а он не появлялся. Подмастерья, не добившись ответа на стук, позвали наконец соседей и взломали дверь. Солтэрн стоял на коленях у постели дочери. Его голова покоилась на одеяле, рядом лежало несколько детских игрушек Рози. Одну из них он держал в руках, но он был мертв и холоден.

Его завещание лежало тут же. Он оставил все свое имущество бедным родственникам, исключая денег, причитающихся ему как владельцу корабля «Рози» и новой барки в три тысячи тонн. То и другое предназначалось капитану Эмиасу Лэю, с условием изменить название барки на «Месть», оборудовать ее, затратив часть сокровищ, и до истечения трех лет снова отправиться на ней против папистов.

Таков был конец купца Виллиама Солтэрна.

Глава двадцать седьмая

КАК БЫЛ ЗАДЕРЖАН ВИРДЖИНСКИЙ ФЛОТ

Итак, Эмиас спокойно поселился дома, и в течение следующего года ничего достопримечательного в его жизни не произошло. Иео обосновался при нем в качестве дворецкого с весьма неопределенными обязанностями; преимущественно они заключались в том, что он всюду ходил по пятам Эмиаса, как большая серая собака, а по вечерам, как настоящий старый матрос, сидел у огня и мастерил бесчисленные полезные и бесполезные безделушки для всех членов семьи и, главным образом, для Эйаканоры, которую он каждую неделю обижал, смиренно предлагая ей какую-нибудь игрушку, пригодную лишь для ребенка. В ответ она надувалась, а после упреков миссис Лэй брала подарок и откладывала в сторону, чтобы больше не взглянуть на него.

Следующим источником огорчений миссис Лэй было поведение Эйаканоры в отношении окрестных дам.

Разумеется, все они явились по очереди не только поздравить миссис Лэй, но и взглянуть на красивую дикарку. Однако красивая дикарка так обрезала их, что немногие отважились на вторичный визит. Миссис Лэй сделала ей замечание и получила в ответ поток слез.

— Они только затем и пришли, чтобы глазеть на бедную дикую индианку, а она не хочет, чтобы ее выставляли напоказ. Раньше все любили ее и подчинялись ей, а здесь всякий смотрит на нее сверху вниз.

Но когда миссис Лэй спросила ее, не хочет ли она вернуться в леса, бедняжка прильнула к ней как младенец и стала умолять не отсылать ее.

И так продолжалось месяц за месяцем — от черной бури к яркому солнцу, но спокойствие той, под чьим влиянием девушка находилась, заражало и ее, взрывы делались все более редкими, и Эйаканора со дня на день становилась более рассудительной, хоть и не более счастливой.

В ту весну в Вирджинию[172] отправлялась большая группа переселенцев под начальством некоего Джона Уайта. Рэли неоднократно писал Эмиасу, убеждая его принять на себя командование, но Эмиас был связан данным матери торжественным обещанием пробыть дома с ней по крайней мере год. И вместо себя он послал пятьсот фунтов.

Но вскоре обещание Эмиаса подверглось более тяжкому испытанию. В первый раз в жизни он стал угрюмым, раздражительным и беспокойным. Его мучила мысль, что другие дерутся с папистами, в то время как он праздно сидит дома. Его душа была наполнена мрачной ненавистью к дону Гузману.

Никто не мог больше способствовать его мрачности, чем Сальвейшин Иео. Старик с каждым днем становился упорнее в своем фанатизме и нашел в хозяине слишком внимательного слушателя. И миссис Лэй не на шутку сердилась, когда слышала, как хладнокровно обсуждают вопрос, не совершили ли они непростительного греха, не перебив всех испанских пленников на галлеоне.

Приближался день последней решительной, грозной схватки между Испанией и Англией. До сих пор военные действия ограничивались Нидерландами, Вест-Индией и африканскими островами. К самой Испании Англия относилась с уважением (как и Испания к Англии) и продолжала вести торговлю с испанскими портами, пока в 1585 году испанцы без всякого предупреждения не наложили ареста на все английские суда, приближающиеся к европейским берегам Испании. Эти суда должны были быть захвачены, по-видимому, чтобы составить часть огромной эскадры, которой предстояло напасть и уничтожить раз и навсегда — кого? — мятежных нидерландцев, как говорили испанцы. Но англичане думали иначе. Англия была намеченной жертвой. Поэтому, вместо того чтобы начать переговоры о том, как избежать войны, англичане решили воевать, чтобы добиться переговоров. Дрэйк, Фробишер[173] и Карлейль вымели Испанское море огнем и мечом и прекратили всякий подвоз из Индии. В то же время Уолсингхэм[174] посредством каких-то таинственных финансовых операций помешал венецианским купцам возместить испанские потери с помощью займа. И в тот год Армада не пришла.

Между тем иезуиты ни в Англии, ни в других местах не делали секрета перед своей паствой из действительной цели испанских вооружений. Позорная гибель, ужасная смерть ждет всех этих Дрэйков и Рэли, Гренвайлей и Кавендишей, Хаукинсов и Фробишеров. Их нечестивые суда будут потоплены под грохот испанских пушек, благословенных папой и освященных молитвами и святой водой. Да, они погибнут, и Англия вместе с ними. Их так называемая королева — беззаконная, отлученная от церкви, упорная покровительница свободной торговли, защитница Нидерландов, столп ложного учения, распространившегося по Европе, — будет послана в цепях через Альпы искупить свою жизнь у ног оскорбленного и страдающего отца человечества — папы римского!

171

Фартинг — мельчайшая единица английской денежной системы, четвертая часть пенса, которых двенадцать в шиллинге; двадцать шиллингов — один фунт стерлингов.

172

Вирджиния — одна из первых английских колоний в Северной Америке.

173

Мартин Фробишер (1535–1597) — один из замечательнейших английских мореплавателей. В битве с Великой Армадой Фробишер был одним из адмиралов английского флота.

174

Уолсингхэм — один из министров Елизаветы.