Страница 23 из 45
— Не думаю, что ты смогла бы что-то изменить. Ты была там, где была и теперь уже слишком поздно говорить о том, что могло бы быть, — на глазах Веры Ивановны появились слезы. — И боюсь, что слишком поздно ее спасать. Мы потеряли ее.
— Нет! — закричала я и вскочила со стула. — Не говорите так! Я должна ее спасти! Я сделаю это любым путем, иначе я не смогу простить этого себе до конца жизни.
Я начала метаться по кухне. Вера Ивановна и Олечка грустно наблюдали за мной.
— Сядь, Вика, — попросила Вера Михайловна. — И расскажи нам, где же ты была.
Я послушно села и задумалась. Рассказать?! Каким пустым и ненужным показалось мне все, к чему я стремилась: моя самостоятельность, деньги, о которых я мечтала. О чем рассказывать? Самым странным образом прошли все мои обиды на маму. Если бы только можно было вернуться в прошлое, я бы поступила по-другому. Я бы не поехала на юг с Вадиком, я осталась бы дома, как бы тяжело мне там ни было и, возможно, уговорила бы маму подождать со свадьбой. Я же предпочла убежать от всего, как будто можно убежать от воспоминаний. Они часть меня, и какая разница, где я находилась, я все равно думала об этом.
Я начала рассказывать обо всем, но коротко, в основном о работе. И они, конечно, удивились, особенно Вера Ивановна, она спросила:
— И сколько же ты зарабатываешь на этих цветах?
Я ответила честно. Она присвистнула — ее зарплата главного инженера была в несколько раз меньше моей.
— Господи, что же в мире творится, — вздохнула она. — Но ты молодец. Я не ожидала. Просто бизнес-леди.
— Вика, а на машине покатаешь? — совсем по-детски спросила Олечка.
— Конечно, хочешь прямо сейчас?
— Ну уж нет, давайте завтра, уже поздно. Вика, оставайся у нас ночевать. Куда ты поедешь так поздно, — вмешалась Вера Ивановна.
— Спасибо вам, но мне надо ехать, — я с трудом встала. — Мне завтра очень рано вставать, и я не хочу вас беспокоить.
— Рано, это во сколько? — спросила Оля.
— В пять.
— Ничего себе, — охнула Вера Ивановна. — Конечно, такие деньги легко не достаются.
Я записала адрес больницы и уехала, пообещав больше не пропадать и держать их в курсе дел.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Мудрость
Глава 22
Всю ночь я не сомкнула глаз и утром встала, зареванная и сонная. По дороге в больницу я так волновалась, что чуть не попала в аварию, а когда вышла из машины, то никак не могла унять дрожь в коленях. Унылое здание грязно-желтого цвета с решетками на окнах стояло передо мной, и где-то там была мама. Мне было страшно, я боялась увидеть ее. Медленно я поднялась на второй этаж. За столом сидела молоденькая девушка в халатике. Я подошла к ней.
— Вы к кому? — спросила она.
— К Алябьевой.
— К Алябьевой? — переспросила она, и ее глаза стали большими. — А вы кем ей приходитесь?
— Я ее дочь.
— Дочь, — м-м-м., - ее милое личико выдавало замешательство, она не знала, что делать. — Я не уверена, что врач разрешит посетить ее. Вам лучше пройти сначала к врачу, он в кабинете, прямо по коридору.
— Что с ней? Она умерла?
— Нет, что вы, — испугалась девушка. — Она жива, но к ней нельзя.
В этот момент по коридору протопала, шаркая ногами, старушка с детским пластмассовым ведерком и совком, видимо впавшая в детский маразм.
Уставившись на нее, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная, которая, раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешенным лицом парила мимо нас.
— Что это она делает? — спросила я девушку.
— А-а, — девушка улыбнулась. — Это наша тетя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.
— Девушка, вы дочь Алябьевой? — передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы, достаточно неприятный тип.
— Да.
— Я ее врач. Пойдемте в кабинет. Сначала нам нужно поговорить.
Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул.
— Иван Иванович.
— Виктория, — нехотя отозвалась я.
— Сколько вам лет, Вика? — неожиданно спросил он.
— Послушайте! У меня нет времени на светскую беседу. Только вчера я узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическими расстройствами. Я хочу ее увидеть и разобраться, почему она здесь, — выпалила я на одном дыхании.
— Просто вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьезно больна, и я боюсь, как бы это не оказалось слишком сильным для вас потрясением, — вкрадчиво проговорил он, не глядя мне в глаза.
— Я могу вынести что угодно. И если это все, то идемте.
— Еще минуточку. Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но мы сделаем для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, дело в том, что она постоянно пытается свести счеты с этой жизнью. Она отказывается от еды, поэтому мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и она… — он запнулся. — Мы были вынуждены ее привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях ее же безопасности, понимаете?
Я закрыла глаза — это не может быть правдой, этого не может быть.
— Вам плохо? — участливо проговорил Иван Иванович.
— Все нормально, продолжайте, — я заставила себя посмотреть ему в глаза.
— И она… Я думаю, что она очень изменилась с тех пор, как вы видели ее последний раз. Вы понимаете, о чем я?
— Нет, — покачала я головой. — Когда мы встречались в последний раз, она выглядела цветущей женщиной тридцати пяти лет.
— Я думаю, может быть, вам не стоит тогда сегодня ее навещать.
— Стоит, — я вскочила со стула, подумав, что этот странный врач почему-то препятствует моему посещению, и это вряд ли было продиктовано заботой обо мне.
Ему пришлось тоже подняться.
— Я хотел, как лучше. И еще, обещайте мне, никаких истерик. Вы не должны ее волновать.
— Обещаю.
Длинным коридором мы подошли к палате. Он вошел первым, я следом. Кровать была одна, так что ошибиться было невозможно, иначе я бы никогда не узнала этого лица. То, что безжизненно лежало на кровати, окутанное сетью трубочек, никак не могло быть моей мамой. Я подошла ближе, ее глаза были закрыты, видимо она спала. Я медленно опустилась на стул, который стоял рядом. К сожалению, это была моя мама, вернее то, что от нее осталось. Отчаяние и безнадежность нахлынули на меня. Не знаю, сколько я просидела, вглядываясь в родное лицо. Врач дотронулся до моего плеча.
— Вы еще останетесь?
Я кивнула, и он тихо вышел. Мы остались вдвоем — мама и я. Как же долго мы не виделись, слишком долго. Кошмарный сон, может быть, я проснусь, и все будет по-прежнему — любящие друг друга родители, уютный дом и тихие семейные вечера. Я закрыла глаза, открыла, ничего не изменилось, все та же больница, и мама все в таком же положении, и во всем этом моя вина. Я не должна была так поступать, я не должна была оставлять ее одну. Вадик был совершенно прав, когда называл меня эгоисткой, но сейчас не время думать об этом. Надо что-то делать! Мне захотелось взять маму за руку, и я немного откинула одеяло — руки были привязаны к кровати. Я отшатнулась и вспомнила, что меня предупреждали об этом. Я положила ей руку на лоб, и она открыла глаза, мутные и отсутствующие.
— Мама, это я, Вика, я здесь, я пришла к тебе.
Мама попыталась посмотреть на меня, но, видимо, одурманенное наркотическими лекарствами, сознание ей не подчинялось. Ее взгляд остановился безучастно на мне, но она меня не узнавала.
— Мамочка, посмотри на меня. Ты меня не узнаешь?
— Вика умерла, — прошептала она, и две слезинки медленно поползли по щекам.
— Мама, я жива, — почти закричала я. — Я здесь.
Но было похоже, что она так меня и не услышала. Ее глаза закрылись, и она опять отключилась. Я просидела еще час, но она так и не пришла в себя. Мне было ясно одно, пока ее будут накачивать этими лекарствами, она никогда не поправится.