Подсказка из прошлого

— Дедушка не хочет, — повторила я. — Но почему? Он-то уж вряд ли сможет воспользоваться этими драгоценностями.

— Не будь циничной. Возможно, он не хочет, чтобы мы ворошили прошлое. Вдруг там есть какое-нибудь письмо или что-нибудь в этом роде, — Андрей не смотрел мне в глаза. Мне казалось, что он что-то знал и не договаривал.

— Да что за глупости?! Мы пойдем в этот подвал или нет? — взвилась я. — Хотя… Честно говоря, я не помню, где стоял этот крестик.

— Я помню.

— Хорошо. Тогда давай спустимся вниз и проверим, иначе я поверю в то, что сошла с ума.

Мы шагнули из дома в темноту сада. Андрей шел первым, освещая путь фонариком. Замок на подвале висел лишь для вида, и Андрей легко открыл дверь. Еще раз оглянулся на меня, словно хотел спросить, стоит ли ворошить прошлое и медленно начал спускаться вниз.

Глава 7

— Извините, вы не знаете, где дом Булгакова? — услышала я женский голос.

Несколько секунд ушло на то, чтобы вернуться в реальность. Оказывается, я до сих пор сижу и вспоминаю. Так погрузилась в прошлое, что забыла обо всем. Я медленно повернула голову и обнаружила на краешке скамейки девушку лет семнадцати. Интересно, когда она села рядом со мной? Я этого не заметила.

— Что вы спросили?

— Дом Булгакова…

Ах, да. Здесь есть дом Булгакова. Андрей мне его показывал. Мы собирались его посетить.

— Большая Садовая, дом десять, — машинально ответила я.

Сколько же я просидела здесь? Достала из сумки мобильный. Всего два часа. Надо как-то жить, что-то делать. Меня вновь охватило чувство утраты, к которому теперь примешалась ненависть. Кто мог убить Андрея? Кому была выгодна его смерть?

Встала со скамейки и сделала два больших круга вокруг пруда, продолжая думать. Внезапно поняла, что мне нужно сделать. Нужно срочно бежать на квартиру Андрея и переговорить с бабой Настей. Возможно, я узнаю что-то новое. Вытащила из кармана мобильный телефон, чтобы предупредить о своем визите, но передумала: если я позвоню в дверь, она не сможет меня не впустить.

Я быстрым шагом шла по Малой Никитской, когда в голову мне пришла одна мысль. В своей теории я исходила из того, что у Андрея не было ничего ценного, из-за чего он мог стать жертвой. Не было до тех пор, пока мы не нашли тот тайник в подвале. Я вздрогнула. Возможно, кто-то узнал о старинных драгоценностях. Или Андрей, несмотря на то, что мы договорились держать это в тайне, поделился с кем-нибудь? Меня до сих пор охватывает трепет, когда я вспоминаю, как мы достали тот небольшой сундучок и открыли его: кольца с бриллиантами, золотые браслеты, ожерелья из драгоценных камней. Похоже, здесь были собраны фамильные драгоценности всех женщин династии Петушинских, которые пролежали под землей с рокового семнадцатого года. За ними так никто и не вернулся.

Открыла баба Настя. Почему-то мне показалось, что, увидев меня, она хотела захлопнуть дверь, но передумала. Но так и не пригласила меня войти.

— Мне очень нужно с вами поговорить, — тихо сказала я и добавила: — Это касается Андрея.

— Господи, ну кому же понадобилось убивать его? — запричитала она, когда мы оказались на кухне.

— Вот поэтому я и здесь.

— Ты? — баба Настя вытерла глаза краем фартука и уставилась на меня. — Почему ты?

— Для меня это важно. И к тому же, вы можете не поверить, но я… — здесь я запнулась, признания мне всегда нелегко давались, — Я любила Андрея. И я скорблю вместе с вами. Но сейчас не время. Пока здесь не было обыска, я хочу поискать какие-нибудь доказательства в его вещах, бумагах. Возможно, найдется какая-нибудь ниточка. Разрешите мне посмотреть его комнате.

Баба Настя удивленно смотрела на меня.

— Ты любила Андрея? Но ты и он… Он же рассказывал, что твой отец…

— Да, все верно. Но между нами с Андреем не было вражды. Мы вместе хотели разобраться в истории нашей семьи, — я понизила голос. — Пожалуйста, поверьте мне. Я все объясню.

Баба Настя пропустила меня вперед. Я сняла туфли и пошла знакомым коридором, кусая губы, чтобы не расплакаться. Мне так и казалось, что Андрей сейчас выйдет меня встречать.

Я вошла в его комнату Андрея и огляделась. Все было так, словно он вышел ненадолго и сейчас вернется. Знакомый запах одеколона. Услышала за спиной слабый стон. Баба Настя прислонилась к стене и закрыла глаза. Испугавшись, я подвела ее к дивану и усадила.

— Где у вас валокордин или что-то успокоительное? Я принесу.

— Не надо. Сейчас пройдет. Сердце болит. За что нам такое горе? Андрюшеньке ведь только тридцать исполнилось. Мы его день рождения отмечали месяц назад. Я пирог испекла. Его любимый. С вишней.

Баба Настя снова расплакалась, а я, усадив ее на диван, стала выдвигать ящики стола. На самом деле, я не знала, что ищу, просто надеялась на то, что какие-нибудь записи натолкнут меня на след. Необходимо узнать, говорил ли кому-нибудь Андрей о нашей находке.

Мое внимание привлек небольшой коричневый блокнот. Я быстро перелистала его. Обычный блокнот, где мелким каллиграфическим почерком Андрея выписаны цитаты из разных книг. Наверно, я закрыла бы его, если бы в середине не был вложен листок. К своему удивлению обнаружила адресованное мне письмо.

Милая Лиза!

Даже не знаю, зачем я пишу. Все равно никогда не рискну отдать тебе это письмо, но мне нужно выразить свои чувства хотя бы на бумаге. Лиза! Сколько нежности в твоем имени, наверное, поэтому я люблю называть тебя так. И мне все равно, что ты Элоиза Петушинская. Итак, Лиза, я все понимаю, между нами пропасть и старая семейная история. Ты богата, а я беден. Ты воспитана во Франции, а я в России. И я могу себе представить тот круг, в котором ты привыкла жить. Я не гожусь для тебя по всем статьям. Кто я? Бедный учитель математики, претендующий на наследство Петушинских, к которому, я не имею прямого отношения. Но мне самому ничего не нужно. Если только для тебя. Помнишь, как у Высоцкого «Дом хрустальный на горе для нее…». Но я ничего не могу тебе предложить. Кроме себя. Кроме любви. Итак, я осмеливаюсь написать: Лиза, я люблю тебя, хотя точнее будет: Элоиза, я люблю вас.

И все-таки Лиза лучше. Роднее. Но тебе не нужна моя любовь. Ты боишься любви и бежишь от нее всю свою жизнь. Знаешь, а ты, вообще, трусиха. Прости меня, любимая, за такую фамильярность. Но ты боишься быть красивой, боишься выражать свои чувства и мысли. В тебе есть какая-то внутренняя несвобода, вот почему я всеми силами стараюсь раскрепостить тебя. Когда ты уедешь из России, мне будет приятно осознавать, что я хотя бы в чем-то оказался полезным.

Ты уедешь, а я останусь. И все будет кончено. Не буду врать, что ты — моя первая любовь, не первая, но от этого не менее сильная. Ты не любишь меня. Хотя иногда мне кажется, что я тебе нравлюсь, и ты могла бы завести со мной роман. Но я не гожусь для романов. Я хочу просыпаться с тобой и обнимать тебя во сне. Но никогда не буду. Потому что признание мое, нелепое и высокопарное, так и останется на этом листке.

Бог знает, сколько раз я собирался сказать о своей любви, но в последний момент я видел РАЗНИЦУ между нами. Выхода нет, даже, если ты меня полюбишь. Я не смогу жить на твои деньги, а ты не сможешь жить со мной в коммуналке.

Итак, Элоиза. Лиза. Я люблю тебя. И что же мне делать? Иногда, когда ты случайно прикасаешься ко мне, я схожу с ума. Как мне хочется пойти в твою гостиницу и подсунуть под дверь это письмо. И пусть будет то, что будет, но ты будешь это знать. Но я, конечно, этого не сделаю… Единственное, о чем я осмеливаюсь молить Бога, пусть он задержит тебя в Москве подольше.

Мне хотелось бы подписаться — твой Андрей, но я не твой и никогда им не буду.

Поэтому просто — Андрей.

Письмо выпало у меня из рук, и я зарыдала. Теперь уже баба Настя прыгала вокруг меня, пытаясь напоить меня то водой, то валерианкой. Я отталкивала стакан, мне не хотелось успокаиваться. Как глупо. Оказывается, Андрей тоже любил меня. И мы могли быть счастливы. Могли, если бы я не оказалась такой трусихой. Я не позволила нам быть счастливыми. Заметив, что он пытался мне что-то сказать, намеренно уходила от разговора. Боялась его слов, губ, взглядов. И самое страшное: боялась показаться смешной. Наверно, умерла бы от стыда в тот же миг, если бы узнала, что он изменяет мне с какой-нибудь девчонкой вроде Варьки. И далась же мне эта Варька. Я вздохнула и вытерла слезы. Наверно, все-таки подействовало то питье, которое я все-таки выпила. Повисла пауза. Баба Настя, сложив морщинистые руки на коленях, тоже ушла в свои мысли. В конце концов, я решила отдать ей письмо. Почему-то вдруг мне захотелось поделиться с ней тем, что Андрей любил меня.