Бедржих Сметана

Представить себе истинное звучание мелодий, которые исполнял глухой мастер, было трудно. Но и то, что друзья композитора услышали, порадовало их. Новая опера обещала быть интересной и выразительной.

Когда гости собрались уходить, Сметана отвел в сторону Красногорскую и спросил, сколько он должен ей за труд. В те времена композитор сам расплачивался с автором либретто. Элишка Красногорская подошла к роялю и на вопрос Сметаны о ее гонораре написала:

«Прошу Вас, высокочтимый маэстро, быть уверенным, что для меня не только приятная обязанность, но и величайшая радость своей незначительной помощью скромно послужить Вашему искусству. Пожалуйста, никогда больше не огорчайте меня подобными вопросами и даже никогда об этом не думайте; этот вопрос не существует между Вами и мной, и надеюсь, что больше о нем не будет и речи. Прошу Вас любезно разрешить мне и дальше для Вас работать».

Продолжал писать оперу Сметана уже в Ябкеницах. Дело в том, что той мизерной суммы, которую ему ежемесячно выплачивал театр, не хватало на жизнь в столице. Сметана обратился к дирекции с просьбой добавить ему еще 300 золотых в год, что по его подсчетам дало бы возможность всей семье остаться в Праге, но получил сухой отказ.

Так, безжалостно выброшенный из столичной музыкальной жизни, Сметана должен был искать приюта в Ябкеницах, куда был переведен на работу его зять.

«3 июня я навсегда переехал в Ябкеницы, где буду жить вместе с семьей у своей доброй и хорошей дочери Софьи до тех пор, пока мои обстоятельства не изменятся к лучшему», — писал Сметана. С тех пор он лишь изредка навещал Прагу, приезжая как гость туда, где по праву было его место, место первого мастера чешской музыкальной культуры.

Охотничий домик, в котором жили Шварцы, был расположен в живописнейшем месте. Удивительно сочная зелень кругом ласкала глаз. Лес был населен различным зверьем. Неподалеку от дома — пруд, где так приятно было выкупаться в жаркие летние дни.

Окружающая мирная обстановка благотворно действовала на больные нервы Сметаны. Но композитор привык к напряженному ритму жизни столицы и чувствовал себя покинутым. Ему не хватало театра и общества верных друзей. Правда, они его не забывали и навещали в Ябкеницах. Иногда на тропинке, ведущей к дому лесничего, появлялась могучая фигура Яна Неруды, и Сметана, завидев в окно любимого друга, спешил ему навстречу. Навещали своего учителя Прохазка и Йозеф Йиранек. Проведывать композитора приезжал Карел Сладковский. Но подобные визиты бывали теперь далеко не такими частыми, как в Праге. Чаще других приезжал Срб-Дебрнов. Он стал как бы связующим звеном между Сметаной и Прагой. Через него Сметана узнавал все столичные новости, с его помощью вел свои дела.

Софья и ее муж делали все возможное, чтобы облегчить жизнь глухому композитору. Для работы ему была выделена удобная просторная комната, которую обставили по его вкусу. Там висел портрет Листа, а над рабочим столом Сметаны — привезенный из Швеции большой портрет Катержины.

Значительную часть дня Сметана проводил в этой комнате, склонившись над листами нотной бумаги. Иногда он вдруг начинал маршировать из угла в угол и при этом по старой привычке что-то вполголоса напевал. Мозг его не переставал работать над какой-нибудь музыкальной темой и тогда, когда он выходил на прогулку к опушке леса. Бывали случаи, что, не сделав и десяти шагов, он возвращался, чтобы записать возникшую вдруг у него в голове мелодию. Как и раньше, он охотно сопровождал Шварца в разъездах и оставался очень доволен, когда встречавшиеся им люди узнавали его, — значит, он еще не совсем забыт… С близкими Сметана научился легко объясняться, порой довольно точно догадываясь о сказанном по артикуляции губ. Жена и Софья в обычном разговоре с ним почти совсем не прибегали к помощи письма. Но когда в дом приходили незнакомые люди, Сметана быстро удалялся в свою комнату и не выходил оттуда.

По вечерам он часто играл то, что удавалось написать за день, и спрашивал мнение Беттины и Софьи. Они теперь бывали почти единственными его слушательницами.

Вот в таких условиях создавалась шестая опера Сметаны «Поцелуй».

Как всегда, Сметана сразу писал партитуру начисто, делая только небольшие предварительные карандашные наброски отдельных тем.

29 июля 1876 года опера была готова, и Сметана сам повез ее в Прагу.

Композитора по-прежнему любили в театре и с восторгом приняли его новое творение. Мария Ситтова, Антонин Вавра, Йозеф Лев, Карел Чех и другие ведущие певцы отстаивали свое право петь на премьере.

Уже в самом начале увертюры народнопесенные интонации переплетаются с характерными ритмами польки. И в дальнейшем неизменно чувствуется национальное своеобразие музыки. На мелодии чешской народной песни построена колыбельная Вендулки, образ которой сразу пленяет своей обаятельностью. В вокальной партии бабушки Мартинки слышится омузыкаленная речь чешской крестьянки.

Хоры всегда настолько удавались Сметане, что даже злейшие враги композитора не могли отрицать их достоинств. Особенно сильное впечатление оставляет хор контрабандистов в начале второго акта. Яркая, живая действительность оттесняет здесь на второй план старинную легенду, во власти которой находится Вендулка. В этом хоре слышится не только романтика ночи, но и глухая угроза панам, которую таили в себе чешские и словацкие леса. В них скрывались доведенные до отчаяния крестьяне, покинувшие родные места.

И на севере, в Крконошских лесах, где, кстати сказать, по замыслу авторов и происходит действие оперы «Поцелуй», и на крайнем западе, в Ходской области, и на границах Моравии и Словакии, и в Татрах— повсюду поднимались свободолюбивые крестьяне и объединялись в отряды. Именно к этим «правонарушителям» прибегает обиженная Вендулка, ища у них защиты. Эти люди, приводившие в ужас панов, были настоящими чехами. Вендулка не только не побоялась доверить им свою жизнь и девичью честь, а даже просила у них помощи в устройстве своего семейного счастья. Музыка Сметаны с большой теплотой рисует романтические образы Матоуша и его друзей. Их появление на сцене придает социально значительную окраску всей опере, хотя эпизод с контрабандистами и не играет большой роли в развитии сюжета.

На последних репетициях присутствовал Сметана. Он стоял рядом с Чехом и, следя за взмахами дирижерской палочки, давал указания о темпах тех или иных эпизодов.

«Народная газета» подробно сообщала о ходе подготовки премьеры. В день премьеры была напечатана статья Прохазки, в которой он давал обстоятельный и, как всегда, очень дельный разбор последнего сочинения композитора.

Первое представление оперы состоялось 7 ноября 1876 года. Успех был большой. Уже увертюра развеяла все опасения скептиков, сомневавшихся в способности глухого композитора создать новое яркое произведение. Жив был творец «Проданной невесты» и «Далибора», и его новое творение, полное оптимизма и жизнеутверждающей силы, зазвучало в стенах чешского театра.

С еще большим, подлинно триумфальным успехом прошло третье представление «Поцелуя» 14 ноября, которое, по договоренности с дирекцией театра, было бенефисом Сметаны. В зале наряду с пражанами были люди из провинции, делегаты из отдаленных мест страны, прибывшие приветствовать любимого мастера, своей музыкой завоевавшего их сердца. Родина композитора — древний город Литомышль тоже прислал своих представителей, чтобы почтить земляка, которым они гордились.

Еще никогда на долю ни одного чешского композитора не выпадали такие лавры, каких удостоился Сметана. Карел Сладковский торжественно преподнес композитору венок от ржипского края. По преданию, именно у подножия горы Ржип некогда поселился праотец Чех, чьим именем и была названа вся страна. Именно ржипский край называет легенда родиной чехов, колыбелью чешского государства. И чехи, бережно хранившие все народные предания, поднесли Сметане этот венок как символ признания и благодарности всего чешского народа.

Хотя чешские патриоты официально и заблаговременно сообщили о своем намерении почтить композитора и даже испросили на это разрешение властей, полиция была очень обеспокоена стечением людей с разных концов страны. Казалось бы, новая постановка оперы не представляла собой ничего предосудительного. Но габсбургская полиция уже знала, что если только эта постановка связана с именем Сметаны, то чехи с особенной настойчивостью опять будут говорить о самобытности своего национального искусства. А в таких случаях следует внимательно присматриваться. Неспроста повсюду мелькают трехцветные ленты. Того и гляди начнутся «крамольные» разговоры.