Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 76



Вообще, Виктор Амазаспович считал, что для успешной работы в науке от человека требуются, по крайней мере, несколько важных качеств. Перечислим их в подзаголовках данной главы.

Здесь пойдёт речь о врождённых способностях человека: таланте и даже гениальности.

Нужно помнить одно важное обстоятельство, что отсутствие способностей к научному труду невозможно скомпенсировать никакими другими, самыми положительными человеческими качествами, будь то чрезмерное трудолюбие, энергичность, одержимость и т. д. Многие в прекрасном порыве к научной деятельности часто путают свою энергичность, устремлённость, харизматичность с истинными научными способностями. Такие люди, как правило, слишком поздно осознают свою творческую несостоятельность и всю жизнь доказывают значимость своих скромных научных работ. Это непоправимая и большая трагедия для научного работника и человека.

Конечно, разобраться в имеющихся способностях не легко, тем более в своих собственных. Часто бывает, что человек, натренировавшись в логических упражнениях и поверив, что владеет способностью рассуждать строго и весомо, делает опрометчивый вывод, что он способен к серьёзной научной деятельности. Часто это кончается так, как подметил великий поэт:

К сожалению, встречаются такие люди, которые, кроме способности к длительным концентрированным рассуждениям, лишены и научной интуиции — важнейшей, решающей стороны творчества. Как это ни странно, отсутствие научной интуиции очень распространённое явление среди людей, занимающихся наукой. На этой серьёзнейшей и трудной проблеме — способности интуитивного познания — остановимся основательно, тем более что Амбарцумян придавал этому не только важное, но и решающее значение.

Прежде всего, вспомним, что было время, когда интуицию считали мистическим постижением истины без помощи научного опыта и логических умозаключений. Теперь такое отношение к интуитивному познанию встретишь редко. Многие известные учёные считают важнейшим и необходимым качеством исследователя интуицию, проявляющуюся как озарение, догадка, чутьё, проницательность, основанные на предшествующем опыте. Как правило, интуитивное озарение проявляется у людей, способных к длительной интеллектуальной работе, длительным рассуждениям, когда изучаемый объект долго остаётся в центре внимания исследователя.

Виктор Амазаспович очень тонко чувствовал присутствие или отсутствие у работников науки интуитивного чутья. Он считал, что интуицией, так же как и способностями вообще, обладают почти все люди, но проявляется она по-разному в разных областях. Об этом много рассуждал и Анри Пуанкаре. В частности, Пуанкаре говорил: «…логика и интуиция играют каждая свою необходимую роль. Для творческой деятельности обе они неизбежны. Логика — орудие доказательства, дающее достоверность, а интуиция — орудие творческого изобретательства».

О различии между умозрительным творением и истинным творчеством знают не только учёные, но и широкий круг людей, занятых интеллектуальной деятельностью.



Например, у немецкого писателя и поэта Фридриха Шиллера можно найти аналогичные мысли относительно понятий «умозрение» и «творчество». В какой-то момент осуществилась давняя мечта Шиллера — он встретился и крепко подружился с самим Гёте. Под влиянием Гёте Шиллер, переосмыслив своё отношение к таким понятиям, как «свобода», «красота», «эстетика» и «творчество», воодушевлённо заявил: «Переход от умозрения к творчеству меня осветил и омолодил».

«То, что справедливо для логики, может быть неистинным для реальной действительности», — говорил Кант ещё до Пуанкаре.

Пуанкаре привёл пример из собственного опыта интуитивного познания в математике. Ему нужно было из двух очень больших множеств понятий найти нужную пару, удовлетворяющую некоторым правилам. Можно было прибегнуть к системе логических построений для поиска этой пары, но это было бы практически неразрешимой задачей, и он продолжал долго и мучительно думать над проблемой. По каким путям и закоулкам шла его мысль, он не смог бы восстановить никогда. А решение под натиском долгих, но, как ему казалось, неопределённых рассуждений через некоторое время неожиданно вырисовалось само собой. Произошло научное озарение — задача была решена. Это было типичное интуитивное познание.

Амбарцумян рассказывал, что одна астрофизическая задача мучила его с середины тридцатых годов. Его внимание привлекла статья Бидельмана, где он обращал внимание на группу горячих звёзд и на двойное звёздное скопление h и χ Персея, находящееся внутри неё. Диаметр этой группы был на порядок больше, чем размер каждого из этих скоплений. Амбарцумян очень долго всматривался в эту структуру, и назревающие мысли его сильно волновали. Он пока не понимал даже, что именно его так волновало. Получалось, что эта группа является очень разреженной системой горячих звёзд, в центре которой находятся два сравнительно плотных скопления. Амбарцумян вспоминает: «…не знаю, почему меня взволновал этот факт. Было ясно, что он будет иметь большое значение в проблеме эволюции звёзд, но мне не удавалось дать ясное логическое объяснение, почему этот факт так меня волнует и что в нём удивительного. Но интуитивно чувствовалось, что это очень важно. Я был настолько взволнован, что позвонил другу юности, который всегда с большим вниманием относился к вопросам, волновавшим меня, но в этот раз я получил холодный ответ: "Ну и что?" То есть, он совершенно не понял, что здесь скрыта важная тайна. По счастливой случайности, как раз в это время я внимательно изучал работы Альфреда Джоя по поводу звёзд типа Т Тельца. Им было замечено, что эти звёзды образуют группы, которые, подобно упомянутым выше группам горячих звёзд, очень разрежены по сравнению с обычными скоплениями».

Можно сказать, что именно так Амбарцумяну «явилась» в абстрактном виде структура неустойчивой звёздной конфигурации, будущей «звёздной ассоциации» с ядрами в созвездии Персея. В дальнейшем для доказательств этих предчувствий — существования особых звёздных скоплений — звёздных ассоциаций, конечно, был разработан математический аппарат и проведены строгие вероятностные расчёты, чтобы доказать преимущественную принадлежность к ним горячих звёзд-гигантов, типов О и В, или неправильных переменных звёзд-карликов, типа Т Тельца. Таков был путь от интуитивного предчувствия до строгого доказательства существования звёздных ассоциаций у Амбарцумяна.

Другим примером может послужить процесс открытия Амбарцумяном активности ядер галактик. Надо заметить, что редко кто так внимательно изучал Паломарский звёздный атлас, как Амбарцумян. Начиная с 1950-х годов он вместе с Р. К. Шахбазян изучал морфологию галактик с ярко выраженными струйными выбросами из центральных областей. Накопилось уже много примеров струйных инжекций (выбросов). Однако гигантская эллиптическая галактика М87 с массой, равной 1013 масс Солнца, демонстрировала узкий выброс колоссальной длины (порядка 5000 световых лет). Скорость выброса оказалась равной 555 км/с. Закралась интуитивная мысль, что почти во всех ядрах галактик могут происходить бурные нестационарные процессы, в результате которых огромные массы материи выбрасываются наружу, хотя неясно было, откуда бралась энергия выброса. Было понятно, что это пока не выясненные внутренние процессы, происходящие в ядре. Но заявить об этом, как о всеобщем законе активности ядер галактик, означало идти против господствующей тогда в астрономии точки зрения на ядра галактик как на «мёртвые» области в галактиках. Исследование ядер галактик в Бюракане проводилось интенсивно, и были получены не только многочисленные доказательства активности ядер, но и был обнаружен выброшенный из ядра гигантский сгусток материи — узел Амбарцумяна (по Арпу). Таким образом, было доказано наличие активных ядер галактик, и открылся путь исследования морфологии, структуры галактик, как проявления активности их ядер. Таким образом, первоначальное интуитивное познание, предчувствие помогло Амбарцумяну установить такой фундаментальный закон, как распад материи во Вселенной, присущий нашей астрономической эпохе.