Страница 8 из 12
Там он, по поручению претора объезжая однажды для судопроизводства общинные собрания, прибыл в Гадес и увидел в храме Геркулеса статую Александра Великого. Он вздохнул, словно почувствовав отвращение к своей бездеятельности, — ведь он не совершил еще ничего достопамятного, тогда как Александр в этом возрасте уже покорил мир — и тотчас стал добиваться увольнения, чтобы затем в столице воспользоваться первым же случаем для более великих дел.
На следующую ночь его смутил сон: ему привиделось, будто он насилует собственную мать; но толкователи еще больше возбудили его надежды, заявив, что сон предвещает ему власть над всем миром, так как мать, которую он видел под собой, есть не что иное, как земля, почитаемая родительницей всего живого.
И действительно, подобное толкование содержится в соннике Артемидора Далдианского (II век н. э.): «Совокупление с матерью... для демагога и политика — добрый знак, ибо мать означает отечество».
Цезарь оставил весьма почетную должность в Дальней Испании и направился в Рим.
Подготовка переворота
Не сразу понятно, зачем Цезарь так спешил в Рим. Ведь в 33 года ему не на что было рассчитывать: согласно возрастному цензу должность эдила мог занять гражданин, которому шел или исполнился 37–й год, на 40–м году жизни можно только быть избранным претором, и, наконец, предел мечтаний — должность консула — получали римляне минимум на 43–м году жизни.
Вероятно, у Цезаря был свой план повторения пути Александра Македонского. Некоторые детали проекта просматриваются уже во время пути из Дальней Испании в Вечный город, как до сих пор называют Рим. Гай Юлий следовал через латинские колонии и на некоторое время там задержался. Дело в том, что у латинов были очень сложные отношения с сюзереном — они требовали прав римского гражданства, но Рим весьма дорожил этим правом и не намерен был раздавать его даже италийским соседям. Совсем недавно (90–88 годы до н. э.) отгремела кровавая гражданская война, получившая наименование союзнической. Вот он, величайший парадокс! Римские союзники сражались с Римом не за право на свободную жизнь, но за право именоваться римлянами и считаться гражданами города, когда — то их покорившего.
Марий и Сулла залили кровью общины союзников, но так и не убили желания получить римское гражданство. И вовсе не случайно Цезарь остановился в местах, дававших горючий материал для новых бунтов. «Несомненно, он склонил бы их на какой — нибудь дерзкий шаг, если бы консулы, опасаясь этого, не задержали на время отправку набранных для Киликии легионов» — таков вывод Светония.
Что ж, Цезарь, как ни в чем не бывало, появляется в Риме, но тут у него возникли серьезные семейные проблемы: умерли тетка Юлия и жена Корнелия.
Тетка Цезаря, как мы помним, была женой Гая Мария — вождя партии популяров, которую впоследствии разгромил Сулла. Демократы были побеждены в сражении (частью перебиты, частью находились в бегах, частью затаились), но их идеи жили и поныне. Плебеи боготворили Мария и помнили, как они являлись хозяевами положения в стране, как безнаказанно расхищали имущество потомственной аристократии, а сенаторам и бывшим консулам рубили головы.
Ничто не вызывает больший восторг черни, как неприятности лучших людей! Ностальгия толпы по сладостным временам немного успокоилась, пока властвовал скорый на расправу Сулла. Теперь, когда всесильный диктатор умер, Цезарь решил проверить, насколько живы в сознании народа идеи Мария и можно ли их использовать в качестве знамени. Расчетливый Цезарь провел свой первый эксперимент, используя смерть тетушки. Не преминул указать народу, что он сам является весьма достойным гражданином.
Цезарь произнес похвальную речь в честь умершей матроны. Процедура вполне соответствовала римской традиции. Светоний, сообщая подробности об этой речи над усопшей Юлией, уточняет, что Цезарь так сказал о предках ее и своего отца:
— Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же — к бессмертным богам: ибо от Анка Марция происходят Марции — цари, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и самые цари.
Во время погребения тетушки Цезарь решился на неслыханное дело, о чем нам сообщает Плутарх.
Он не только произнес на форуме блестящую похвальную речь умершей, но и осмелился выставить во время похорон изображения Мария, которые были показаны впервые со времени прихода к власти Суллы, так как Марий и его сторонники были объявлены врагами государства. Некоторые подали голос против этого поступка, но народ криком и громкими рукоплесканиями показал свое одобрение Цезарю, который спустя столь долгое время как бы возвращал честь Мария из Аида в Рим.
Чтобы добраться до власти раньше положенного срока, нужно было сломать старые традиции. Это дело начали до Цезаря: Гая Мария вопреки законам избирали консулом несколько лет подряд, Гней Помпей за свои заслуги получил триумф, не будучи консулом. Цезарь продолжил расшатывать столетние устои, не гнушаясь никакой мелочью. Даже смерть любимой жены он использовал для этих целей.
Держать надгробные речи при погребении старых женщин было у римлян в обычае, в отношении же молодых такого обычая не было, и первым сделал это Цезарь, когда умерла его жена. И это вызвало одобрение народа и привлекло его симпатии к Цезарю, как к человеку кроткого и благородного нрава.
Цезарь достиг некоторых успехов в карьерном росте: в 65 году до н. э. его избрали эдилом — на два года раньше, чем полагалось по возрастному цензу. И он продолжил политику поддержки марианцев — разгромленных, униженных, влачивших жалкое существование, но представлявших большую часть граждан Рима. Эти акции позволили и спустя два тысячелетия судить о Цезаре как о вожде демократии, и даже марксисты считали его своим человеком, который боролся с ненавистными богачами и аристократами. Впрочем, он и был своим для любителей различных революций, точно так же использовавших низменные инстинкты толпы, чтобы добиться власти. Пожалуй, Цезарь делал все это лишь более виртуозно; он неторопливо выращивал в обществе нужный слой людей, — который в определенное время пойдет за вождем куда угодно и против кого угодно; который ради Цезаря сметет прежнее государственное устройство и законы и будет думать, что поступает правильно.
Однако послушаем, как описывает Плутарх процесс создания Цезарем оппозиции древнему сенату.
Чтобы вновь укрепить и повести за собой марианцев, Цезарь, когда воспоминания о его щедрости в должности эдила были еще свежи, ночью принес на Капитолий и поставил сделанные втайне изображения Мария и богинь Победы, несущих трофеи. На следующее утро вид этих блестевших золотом и сделанных чрезвычайно искусно изображений, надписи на которых повествовали о победах над кимврами, вызвал у смотревших чувство изумления перед отвагой человека, воздвигнувшего их (имя его, конечно, не осталось неизвестным).
Слух об этом вскоре распространился, и римляне сбежались поглядеть на изображения. При этом одни кричали, что Цезарь замышляет тиранию, восстанавливая почести, погребенные законами и постановлениями сената, и что он испытывает народ, желая узнать, готов ли тот, подкупленный его щедростью, покорно терпеть его шутки и затеи. Марианцы же, напротив, сразу появившись во множестве, подбодряли друг друга и с рукоплесканиями заполнили Капитолий; у многих из них выступили слезы радости при виде изображения Мария, и они превозносили Цезаря величайшими похвалами, как единственного человека, который достоин родства с Марием.
По этому поводу было созвано заседание сената, и Лутаций Катулл, пользовавшийся тогда наибольшим влиянием у римлян, выступил с обвинением против Цезаря, бросив известную фразу:
— Итак, Цезарь покушается на государство уже не путем подкопа, но с осадными машинами.
Но Цезарь так умело выступил в свою защиту, что сенат остался удовлетворенным, и сторонники Цезаря еще более осмелели и призывали его ни перед чем не отступать в своих замыслах, ибо поддержка народа обеспечит ему первенство и победу над противниками.