Страница 11 из 12
Ежегодно в Риме справлялся праздник Доброй богини — по преданию, одной из матерей Диониса. Это был исключительно женский праздник; ни одному мужчине не дозволялось присутствовать на церемонии и даже находиться в доме, где шло торжество. Обряд был весьма важным для Рима, и проводить его полагалось в доме высших должностных особ — консула или претора. Главной распорядительницей была жена высокого лица. Основная часть празднеств совершалась ночью, сопровождаясь маскарадом, играми и музыкой.
И вот такой чести удостоилось жилище Гая Юлия Цезаря. Происходившее описывает Плутарх.
В том году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды и поэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двери отпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею.
Так как она долго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он был оставлен, и стал пробираться вперед по большому дому, избегая ярко освященных мест. Но с ним столкнулась служанка Аврелии и, полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. Когда Клодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, что она обнаружила мужчину.
Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери и начала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины, обнаружившие его, выгнали его вон. Женщины, разойдясь по домам, еще ночью рассказали своим мужьям о случившемся. На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им, но и перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия в нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой, женой Лукулла.
Согласно постановлению сената, дело Клодия было передано на рассмотрение весталкам и понтификам, а те определили, что имело место кощунство. Однако народ принял героя — любовника под свою защиту.
Цицерон с сожалением пишет своему другу Аттику:
Честные граждане, уступая просьбам Клодия, отстраняются от дела; вербуются шайки сторонников. <…> Пи — сон, из дружбы к Публию Клодию, прилагает старание к тому, чтобы предложение, которое он сам вносит, и вносит на основании постановления сената, и притом по делу об оскорблении религии, было отвергнуто.
Как видим, нашлись защитники и среди сенаторов. Тут уже и сам Цицерон, который являлся на то время консулом, признается другу в полном бессилии:
Я, настроенный вначале как Ликург, с каждым днем становлюсь все мягче… Что еще сказать? Боюсь, как бы все это, не будучи доведено до конца честными гражданами и найдя защиту злонамеренных, не причинило государству великих несчастий.
Ситуация весьма показательна: сенат после смерти Суллы опустился до того, что не смел наказать наглеца и преступника. Не менее интересна и позиция Цезаря в этом процессе. (Дело все же довели до суда, и Клодий предстал перед судьями, трясущимися от страха перед гневом черни.)
Вернемся теперь к Плутарху.
Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его:
Но почему же тогда ты развелся со своей женой?
Потому, — ответил Цезарь, — что на мою жену не должна падать даже тень подозрения.
Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же — что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. Клодий был оправдан, так как большинство судей подало при голосовании таблички с неразборчивой подписью, чтобы осуждением не навлечь на себя гнев черни, а оправданием — бесславие среди знатных.
Клодий впоследствии окажет много услуг Цезарю, а жена… Жену Цезарь найдет еще одну, и ценить ее будет не больше, чем Помпею.
Лучше журавль в небе
После претуры Цезарь получил в управление Испанию. (То была обычная практика: по истечении полномочий претор или консул получал наместничество в какой — либо провинции.)
Вместо Испании Цезарь едва не оказался в долговой тюрьме. Будущий наместник задолжал астрономическую сумму, в несколько раз превышавшую стоимость его имущества, — по свидетельству Аппиана, «ему нужно было 25 миллионов сестерциев, чтобы расплатиться со всеми долгами». Многочисленные кредиторы окружили дом Гая Юлия и с криками противодействовали его отъезду. Их можно было понять: должник отправляется в неспокойную провинцию, и неизвестно, вернется ли живым.
Плутарх пишет, что Цезарь «обратился за помощью к Крассу, самому богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря для борьбы против Помпея; поэтому он удовлетворил наиболее настойчивых и неумолимых кредиторов Цезаря и, дав поручительство на сумму 830 талантов, предоставил Цезарю возможность отправиться в провинцию».
Марк Красс по наивности полагал, что Цезарь может быть ему полезен, но Цезарь хотел вести лишь свою игру; он привык пользоваться людьми самого разного положения, извлекать пользу из собственных несчастий и даже действия врагов обращал себе во благо. Впрочем, возможностей самого богатого человека Рима оказалось мало, чтобы удовлетворить всех кредиторов Цезаря. Новый наместник отправлялся в провинцию словно беглец, не дождавшись распоряжений и средств, по замечанию Светония, вопреки законам и обычаям.
Весьма ярко раскрывает сущность Цезаря его разговор с друзьями на пути в Испанию, переданный Плутархом.
Рассказывают, что когда Цезарь перевалил через Альпы и проезжал мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели спросили со смехом:
Неужели и здесь есть соревнование из — за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?
Что касается меня, — ответил им Цезарь с полной серьезностью, — то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме.
В Испании Цезарь в полной мере проявил свои недюжинные способности и энергию. Он покорил несколько племен, неподвластных Риму, и раздвинул границы провинции до Атлантического океана.
Памятуя о своих проблемах с кредиторами, Гай Юлий решил установить мир между испанскими заимодавцами и должниками. Фактически, Цезарь провел небольшой эксперимент в рамках вверенной ему территории. «А именно: он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен».
Проблемы с кредиторами заставляли Цезаря позаботиться и о собственном сундуке. По словам Плутарха, в Испании «он и сам разбогател, и дал возможность обогатиться во время походов своим воинам, которые провозгласили его императором». (Император — это был первоначально почетный воинский титул, которым солдаты по собственной инициативе награждали военачальника после удачной победы.)
Цезарь не брезговал никакими способами, чтобы поправить свои финансы.
Светоний сообщает:
Проконсулом в Испании, по воспоминаниям некоторых современников, он, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов, а у лузитанов разорил, как на войне, несколько городов, хотя они соглашались на его требования и открывали перед ним ворота.
Чтобы испанские победы и для Рима не были пустым звуком, Цезарь, по свидетельству Аппиана, «послал в римское государственное казначейство много денег. За это сенат разрешил ему отпраздновать триумф».