Страница 56 из 96
Летом 1939 года, остро нуждаясь в деньгах, Раушнинг принял предложение антифашистского активиста Имре Ревеса написать в рекордный срок, под видом мемуаров, пропагандистскую книгу, разоблачающую нацизм. Еврейский литератор Ревес в то время возглавлял антигерманскую пропаганду в мировой печати, в контакте с Черчиллем и партией войны в Лондоне. Обладая почти неограниченными средствами, Ревес предоставил в помощь Раушнингу большой штат своих сотрудников, переводчиков. В результате почти мгновенно (по книгоиздательским меркам) вышла книга «Гитлер сказал мне. Доверительные сообщения фюрера о его планах завоевания всего мира» (1939).
Книга была тут же издана в 20 странах огромными тиражами. В ней впервые было упомянуто о наличии у нацистов некоего «тайного учения, разрабатываемого в определенных кругах весьма малочисленной элиты». К каковой (элите) необходимо был приписан и сам Раушнинг. А те 4 (четыре) его аудиенции у фюрера, соответственно, были превращены в «сотни откровенных бесед».
Дальнейшая «дискография» Раушнинга: «Революция нигилизма» (1939), «Голос разрушения» (1940), «Зверь из бездны» (1940), «Время исступления» (1946).
Глава 4 первого его «хита» 1939 года называлась «Антихристианин» — она и стала тем самым источником тысяч «исследовательских» книг и брошюр, кормящим и по сегодня Первушиных и Воробьевских.
Глава «Черная и белая магия»: «Гитлер отдался силам, которые влекут его за собой... Он уже давно предался власти колдовства, которое не без оснований и вовсе не в переносном смысле можно назвать демонической магией».
Фюрер и масоны: «Они образуют нечто вроде элиты священнослужителей... отгораживаются от людей с помощью символов и обрядов. Иерархическое строение и воспитание символами, помимо разума, путем оплодотворения фантазии, магического воздействия... и это я перенимаю у них».
Он же и коммунисты: «Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Прежде всего — истинный революционный настрой, свободный от происков всякой пархатой социал-демократии...»
Мне все это (Раушнинг у Ревеса) немного напоминает сцену из «Мертвых душ», где одуревшие от скуки губернские чиновники допрашивают «свидетеля Ноздрева»:
«— А что, может, Чичиков и... Наполеон?!
— Наполеон. Наполеон. Без всякого сомнения — Наполеон!..»
Даже и через много лет в известном фильме Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» воспроизводятся, оказывается, фразы Раушнинга:
«Я, — говорил Гитлер, — освобождаю людей от отягощающих ограничений разума, грязных и унижающих самоотравлений химерами, именуемыми совестью и нравственностью».
Впрочем, есть одно важное отличие открытий Раушнинга от ноздревских: в то время шла война. И Ревес выполнял (и можно сказать, блестяще выполнил) свой долг военного публициста!
Но, наверное, даже и самые талантливые публицисты нуждаются в государственном перенацеливании их азарта и усилий (чуть не оговорился — «лая»). Так и Сталин в 1945 году «поправил» Эренбурга, а вот Михаила Ромма в 1960-х поправить уже было практически некому.
Итак, Ревес во время войны работал на важном участке. А перетасовывающие сегодня ревесовские военные агитационные материалы Первушины и иже, они в результате всю тему Второй мировой войны замешивают в клубок несерьезной попсы. А что остается серьезным после этой операции? Что может быть серьезнее Второй мировой войны, Мюнхена, Ялты? А вот, пожалуйста (место расчищено): права меньшинств, страсбургские европосиделки, хельсинкские группы...
С точки зрения законов СМИ и пиара это все темы-конкуренты в борьбе за печатные площади, за эфирные минуты.
И всякий, пытающийся обратить общественное внимание к теме реальной, геополитической ответственности Европы, наткнется на то самое, на «попсовое» восприятие войны.
Какая война? Это где спасали «Рядового Райана» и Шиндлер катался по лагерям со своим «Списком»?.. Но эти фильмы — еще куда ни шло. Там же проступает правда о «Большой войне». А вот превращение Второй мировой в состязание магов, столовращателей — это и есть настоящий подрыв.
Даже пропагандистская утка с приравниванием битвы у Эль-Аламейна к Сталинградской и то, как выражаются, «доступна обработке». С помощью цифр и четырех арифметических действий над ними можно восстановить истину. Но гораздо труднее будет бороться с этим глобальным рассеиванием исторического внимания, памяти, вымыванием самой идеи войны. «Магия», «Оккультные услуги» — это ведь привычная страничка на последних страничках нынешних рекламных газет. Прочное занесение туда фюрера, НСДАП, СС — это и было бы наиболее отрицательным исходом, полным проигрышем PR-кампании.
Такой пример. Если директор какого-то банка сошел с ума, подался в клоуны, сбежал в Бразилию — кто из клиентов пострадает больше? Наверное, пропорционально вкладам.
И... если Гитлер вдруг сегодня окажется Гарри Поттером, чья история пострадает сильнее: Дании, с ее полуторачасовым военным сопротивлением в 1940 году и 36 погибшими, или...
СВАСТИКА — КРЕСТУ
Следующая важная тема «Фашизм и религия». И тут перехлесты так же вредны. «Покажем Гитлера если не получилось сатанистом, то тогда уж самим Сатаной! Врагом христианства». А Гитлер-то был политиком, европейским политиком! Как говорится: «Не за то волка бьют, что сер...» Фюрера скорее можно обвинить в религиозном равнодушии, в сугубо утилитарном отношении к религии. Надо укрепить верность ближайших сотрудников? И Гитлер соглашается быть крестным отцом их детей.
Поднять рождаемость в рейхе? И Гитлер объявляет: «Я лично буду крестным отцом десятого ребенка у каждой германской матери!» И был неизменным прилежным участником таинства Крещения. Или, допустим, надо попытаться расколоть население Советского Союза — и на оккупированных территориях было открыто: в областях РСФСР — 2150 храмов, в Белоруссии — 600 храмов, на Украине — 5400.
Политик Гитлер более всего опасался нарушения единства немецкой нации. Угрозу разобщения по имущественному, социальному признаку он преодолевал активнейшими политическими мерами (удар по коммунистам, ликвидация безработицы, система ограничений для крупного капитала — эти его меры, конечно, тема отдельных книг, достаточно констатировать, что некоторые из его социальных решений, идей до сих пор в обращении). А вот угрозу религиозных внутригерманских конфликтов Гитлер пытался устранить в самом зародыше предельно сдержанной, осторожной, «равноудаленной» политикой.
В «Майн кампф» он пишет, что инициаторы религиозных распрей: «...гораздо худшие враги народа, даже чем интернационально настроенные коммунисты... Пусть каждый останется при своей вере, но пусть каждый считает своей первейшей обязанностью бороться против тех, кто подрывает веру другого. Только при взаимной уступчивости, только при одинаковой терпимости можно исправить нынешнее положение вещей и добиться того, чтоб в будущем нация действительно стала единой и великой».
Хорошо, допустим, это («Майн кампф») — пока что намерения, личные убеждения Гитлера. Прежде чем перейти к его реальной политике после 1933 года, коротко упомянем о религиозных идеях его окружения.
Геббельс. Родился в католической семье, мечтал о священстве. И в своем автобиографическом романе «Михаэль», и в дневнике повторял: «Наша борьба — это в самом глубоком смысле борьба между учением Христа и Маркса».
Розенберг. Его книга «Миф XX века» удостоилась и развернутой рецензии даже и от нашего Сергея Булгакова, отметившего ее «литературный блеск и остроту». Розенберг отбрасывает Ветхий Завет и апостола Павла.
Можно упомянуть и о довольно скучных препирательствах, обвинявших Розенберга в «неоязычестве», «вотанизме» и оправданий того, что-де «описывал вотанизм уже как мертвую религию». Главный его, Розенбергов, политический пункт: «Национал-социалистическое движение не нуждается в религиозной догматике ни в защиту вероисповедания, ни в борьбе с ним... мое мировоззренческое признание рассматривается только как мое личное...»