Страница 1 из 23
Георгий Березко
ЗНАМЯ НА ХОЛМЕ
(Командир дивизии)
Рисунки А. Шульца
Глава первая. Приказ командарма
Дивизия полковника Богданова перебрасывалась на новый участок фронта, Движение происходило ночью. В тесных лесных просеках лошади рвали постромки, увязая в обильном снегу, скрипели розвальни, ругались ездовые. Луна была закрыта облаками, и люди, животные, машины утратили в туманном сумраке привычные очертания. Громко стучали медленные тягачи, похожие на движущиеся дома, волоча за собой орудия. Трехтонки ревели на подъеме и останавливались, окутанные паром. Их облепляли бойцы и, упираясь в кузова руками, надсаживаясь, толкали машины Плотный, темный поток катился дальше и шумел в ледяном воздухе.
Богданов пропускал части мимо себя. Он сидел в искрящемся светлом полушубке на лошади, белой от мороза. За ним, ограничивая небольшую полянку, стояла дымная громада леса. Иногда адъютант окликал проходившее подразделение, и к полковнику выходил командир.
Богданов выслушивал донесение, наклоняясь в седле, чтобы лучше рассмотреть говорившего. Офицер также вглядывался в лицо комдива, застилаемое серым облачком, вылетавшим изо рта. Плохо видя полковника, он рапортовал громче, нежели следовало, словно Богданов находился далеко. Откозыряв, командир торопливо уходил догонять свою часть. Марш совершался безостановочно, и полкам надлежало до рассвета занять исходный рубеж атаки.
— Командира батальона — к полковнику! Командира — к полковнику! — услышал капитан Подласкин приказ, передававшийся от человека к человеку.
Капитан выскочил из розвальней и заковылял, припадая на затекшую ногу. Не дойдя трех шагов до комдива, он остановился и отрапортовал.
Полковник, выслушав Подласкина, тронул коня и подъехал к нему вплотную.
— Тебе, друже, начинать и на этот раз, — сказал он. — Приказ получил?
— Так точно! — ответил капитан.
Он был лет на двадцать старше своего комдива, но ни возраст, ни явное расположение Богданова не могли, казалось, освободить капитана от предписанной в разговоре с начальством официальной сдержанности. Подласкин стоял навытяжку, опустив руки вдоль тела и подняв голову с поседевшей от инея клинообразной бородкой.
— К рассвету надо быть на месте, — сказал Богданов. — Только отдыхать тебе не придется…
— Так точно! — согласился Подласкин.
«Замечательный офицер», подумал Богданов. Он взял поводья в левую руку, стащил с правой меховую варежку и потянулся к Подласкину.
— Товарищ полковник, по вашему вызову прибыл, — донеслось к Богданову издалека.
Оглянувшись, он увидел в синеватом тумане двух верховых, приближавшихся галопом.
— Нашел меня, майор! — весело крикнул комдив, узнав по голосу Белозуба, командира тринадцатого полка.
— Я уж проскочил было, да мне доложили: хозяин на дороге.
Богданов улыбался, всматриваясь в лицо Белозуба. Майор поставил своего коня рядом с конем комдива, так что всадники касались друг друга коленями. Блестя глазами из-под обледенелых бровей, Белозуб ждал вопросов.
Еще более молодой, чем сам комдив, майор был похож на подростка, разгоряченного и осчастливленного быстрой ездой в ночном лесу.
— От тебя не спрячешься, — с одобрением проговорил Богданов.
Ему нравился майор, которому часто приходилось выговаривать за неразумное молодечество в бою. Оно заслуживало порицания, но было ли совсем бесполезным, полковник, по совести говоря, не знал.
— До рассвета надо сосредоточиться, — сказал Богданов, как повторял это всем. — Все хвосты подтянуть.
— Приказано — сделано… Я оттуда сейчас… Тихо кругом — ни выстрела… — доложил Белозуб.
— Не ожидают нас…
— Утром разберемся, — с усмешкой в голосе сказал майор.
— Позиция у них крепкая…
— Утром будет виднее, — повторил Белозуб.
Дивизия в течение последнего месяца прошла на запад больше сотни километров, и оба командира находились в том счастливом состоянии духа, какое обычно сопутствует победам. Им доставляло удовольствие то, что оба они, молодые, удачливые, нравящиеся друг другу, находятся рядом, делают одно дело, видят и слушают один другого. Они были знакомы не больше месяца, но чувство, связывавшее обоих, напоминало ту мгновенную симпатию, что роднит юношей, становящихся друзьями в один день.
Богданов замолчал, глядя на дорогу. Там все еще катился гремящий, нестройный поток людей и повозок, сбившийся в одну плотную текучую массу.
— Интендантство едет, — сказал Белозуб. — Концентраты везет… Их не переждешь…
— Ты куда сейчас? — спросил полковник.
— Еду свою артиллерию отыскивать.
— Где ж она?
— Отстала где-то. Выступила с опозданием.
— Взгреть! — сказал Богданов.
Попрощавшись с Белозубом, он повернул коня.
Зуев — адъютант — достал из кобуры пистолет и сунул его за пазуху. Полковник пересек полянку, въехал в лес и поскакал узкой дорожкой. Заснеженные ветки трещали, задевая лошадей, скользя по полушубкам Всадники наклоняли головы, и Зуев подозрительно вглядывался в темноту, сомкнувшуюся вокруг.
Деревня, в которой находился командный пункт дивизии, была наполовину сожжена. Печные трубы белели на въезде, как надмогильники; бревна высовывались из-под снега, упавшего на пепелища. Дальше избы уцелели, но на многих были разобраны крыши; окна, лишенные стекол, наглухо забиты досками.
Богданов сошел на землю возле большого дома с крытым крылечком. Потопав в сенях валенками, чтобы отряхнуть снег, полковник открыл дверь, и на него сразу пахнуло жарким воздухом.
— Смирно! — закричал дежурный по штабу командир, и сидевшие на лавке связные быстро поднялись.
Богданов остановился на секунду, осматриваясь. В большой белой печи бушевал огонь. В комнате было светло: горели две лампы — одна под потолком, другая — на столе, за которым работали телефонисты. Лица у людей раскраснелись от жары, у иных — покрылись испариной.
— А хорошо! — сказал Богданов, подходя к печи.
Сняв рукавицы, он протянул к огню руки ладонями вперед. Лицо полковника, освещенное снизу, широкое, немного скуластое, с прямым коротким носом и темными, красноватыми от пламени глазами, довольно улыбалось.
— Застыли, товарищ полковник? — вежливо осведомился Синицын, вестовой, с густыми желтоватыми усами на багровом лице.
— Ну и мороз! — с восхищением проговорил Богданов, шевеля пальцами в горячем воздухе, плывшем из сияющего жерла.
— Мороз, — подтвердил Синицын.
— О, у нас гость! — весело сказал комдив.
У стены возле входной двери он увидел мальчика лет девяти в солдатских валенках, в короткой неподпоясанной рубашке.
— Никак нет, товарищ полковник, — хозяин, — заметил Синицын.
— Вот оно что!..
Последний житель, один на всю деревню, — с непонятным оживлением пояснил телефонист Белкин, румяный, пухлый, с редкими жесткими усиками.
— Здорово, хозяин! Чего ж у дверей притулился? — спросил Богданов.
Мальчик молчал, понурив светлую грязноватую голову. Руки его были чуть согнуты в локтях; пальцы стиснуты в темные кулачки.
— Выходи знакомиться, — предложил комдив.
Мальчик послушно вышел на середину и остановился, не поднимая головы.
— Что невеселый? — спросил Богданов.
— Отвечай полковнику, хозяин! — закричал с воодушевлением Белкин.
— Выходит, брат, ты не обрадовался нам, — поддразнивая мальчика, сказал Богданов.
Мальчик метнул взгляд в сторону двери, но не произнес ни слова. Полковник шагнул к нему, взял за подбородок, и тот неохотно поднял кверху лицо. Но и теперь серые под крутым лбом глаза косили в сторону, избегая встречи с другими глазами.
— Как звать-то? — ласково спросил полковник.