Страница 53 из 55
Звездочка говорит:
— Правда, это смешно, ну, что мы ели таблетки?
— Что?
— Таблетки.
— А что таблетки?
— Ну, что мы их ели. — Звездочка говорит: — Правда, это смешно?
— Да, — говорю, — Смешно.
Я вспоминаю об этом и улыбаюсь.
— Это было прикольно, когда мы их ели. — Звездочка говорит: — Но я говорю не о том. Я говорю, что вот раньше мы ели таблетки. А теперь не едим. И нам даже не хочется. И что самое смешное: когда мы их ели, мы их ели всегда. Постоянно. И мы были уверены, что если вдруг перестанем их есть, то все станет ужасно дурацким. — Звездочка говорит: — И вот мы перестали. Мы уже не едим таблетки. А все не такое уж и дурацкое. Даже наоборот.
— Да, — говорю. — Не дурацкое.
— Мне казалось, что, если я перестану их есть, у меня все будет болеть и вообще не останется сил. Ни на что. И я буду лежать целыми днями в кровати и спать. — Звездочка говорит: — Но все оказалось не так, как я думала.
— Да, — говорю. — Не так.
— И еще мне казалось, что, если я буду и дальше вот так есть таблетки, у меня мозги завернутся. А потом мне казалось, что они завернутся, если я перестану их есть. Но сейчас я не ем никаких таблеток, и с мозгами вроде бы все в порядке.
— Да, — говорю. — Все в порядке.
— И мне уже вовсе не страшно. — Звездочка улыбается и говорит: — Я знаю, что происходит вокруг.
— Я тоже.
Звездочка смотрит на меня и говорит:
— Правда?
— Ага.
— Правда, Ствол? — Звездочка говорит: — Ты знаешь, что происходит?
— Да.
— Правда знаешь?
— Да, — говорю. — Я же сказал, что да.
— Тогда скажи, что происходит.
— Ну... — Я пожимаю плечами, потом смотрю по сторонам. Все очень просто. — Мы сидим на качелях на детской площадке. Площадка — в парке, парк — в Лондоне. Мы качаемся на качелях. Разговариваем обо всем. Ночью. Вернее, ранним утром. И нам хорошо. Только немного прохладно.
— А что мы делаем?
— Просто сидим, разговариваем. И качаемся на качелях.
Я не понимаю, к чему она клонит.
— А что это?
— Что?
— Ну, качели. — Звездочка говорит: — Что это такое? И чем они были, когда еще не были качелями? Потому что это не совсем качели, не настоящие качели.
Я пожимаю плечами. Не понимаю, о чем она говорит.
— Их же делали совсем для другого, правда? Ну, в самом начале.
Я смотрю на качели. На свои, на которых сижу. И на те, на которых сидит Звездочка. Все очень просто. Я говорю:
— Это были колеса. Ну, шины на автомобиле. А потом кто-то их снял и сделал из них качели.
— А что еще? — Звездочка говорит: — Почему их сняли с автомобиля и сделали из них качели?
— Ну, — говорю. — Они раньше стояли на автомобиле, так?
— А потом...
— А потом он разбился в аварии, автомобиль. — Я пожимаю плечами. — Ну и вот.
— Что?
— Жена погибла на месте. Этот кто-то, чей автомобиль, он выбирается из разбитой машины. Тушит огонь. Снимает колеса. Снимает шины. Делает из них качели.
Теперь мы со Звездочкой смеемся. Мы потому что живем в смешном мире, где много всяких вещей, которые становятся тем, чем становятся, совершенно не так, как можно было бы подумать вначале. И это смешно и забавно. Она об этом и говорит, Звездочка. Мы бы сейчас не сидели на этих качелях и не говорили бы о том, что нам совсем не нужны таблетки, если бы мы раньше не ели таблетки. Мы сидим здесь как раз потому, что раньше мы ели таблетки. Все очень просто. У нас были таблетки и поэтому мы их ели. Раньше мы ели таблетки, и поэтому не едим их теперь. Теперь мы их не едим и поэтому пришли сюда, в парк. На детскую площадку.
В нашем мире, где все постоянно меняется, есть одна вещь, которая не меняется никогда. Вот все идет так, а потом вдруг — по-другому, что-то случается, и поэтому случается что-то еще. Так происходит всегда. Если что-то случается, это случается лишь потому, что до этого случилось еще много всего. А если бы все было иначе, тогда ничего бы вообще не случалось. Нельзя перестать есть таблетки, если раньше ты их не ел. Ты перестаешь есть таблетки именно потому, что ты ел их раньше.
Я говорю:
— Если бы мы раньше не ели таблетки, мы бы теперь не смогли перестать.
— Да. — Звездочка говорит: — Все правильно.
— А если бы... — говорю. — Если бы...
Мы со Звездочкой качаемся на качелях, которые раньше были шинами.
Звездочка говорит:
— Они забавные, эти качели.
— Да.
— Когда мы с тобой станем старше, мы можем пожениться.
— Если захочется.
— Нет, я имею в виду, что мы можем. — Звездочка говорит: — Мы ведь можем, да?
— Можем.
— В смысле, что нам никто не помешает. — Звездочка говорит: — Я вот о чем говорю. Что нам никто не помешает.
— Да.
Звездочка говорит:
— Я всегда думала, что есть люди, которые могут жениться, и есть — которые не могут. Потому что им не разрешают. И что мы с тобой — те, которым не разрешают. Потому что разрешают только особенным. А мы не особенные, мы такие... ну, вообще никакие.
Я киваю. Я старше нее и умнее.
— Все так и устроено, — говорю. — Есть люди, которые относятся к высшему обществу. Они богатые, и роскошные, и вообще ничего не делают. Как Прим. Эти люди как раз такие, которых ты называешь особенными. И есть люди, которые относятся к рабочему классу. Это которые работают. Твоя мама — как раз из таких. Которые, как ты называешь, вообще никакие. Которым вообще ничего нельзя. А потом есть еще люди, которые не относятся ни к тем, ни к другим. Ни к высшему обществу, ни к рабочему классу. Которые в самом низу, как бы сами по себе.
— Как мы с тобой, — говорит Звездочка.
— Да.
— И это здорово, правда? — Звездочка говорит: — Ну, когда ты вообще ни к кому не относишься. Значит, нам повезло. Я всегда буду такой.
Она глупая, Звездочка.
— Звездочка, — говорю. — Это очень паршиво, когда ты такой. Это неправильно. Я не хочу быть таким. Потому что меня достало. И я больше не буду таким никогда. Я поэтому и прекратил есть таблетки. Я не хочу, чтобы все было погано. Я хочу, чтобы все было хорошо. А если ты... — говорю я Звездочке, — если ты хочешь всегда оставаться такой, так ты и останешься. Навсегда. И вся твоя жизнь превратится в огромную кучу дерьма. И тебе вообще ничего не разрешат, вообще ничего. Так что ты очень серьезно подумай. И выбери, что тебе нужно.
Звездочка сидит грустная-грустная. Смотрит на песок под качелями. Потом поднимает глаза и говорит:
— Я тоже не буду такой.
— А если мы больше не будем такими, если мы сделаем правильный выбор, и больше не будем есть никаких таблеток, и устроимся на работу, и купим дом, тогда мы сможем пожениться.
Звездочка улыбается и говорит:
— Я хочу маленького.
— Будет маленький, — говорю. — Если ты хочешь, то будет.
— Я хочу девочку. — Звездочка говорит: — Мы назовем ее Челси.
— А если вдруг будет мальчик, тогда назовем его Флинн.
— Мы накупим ей всяких красивых платьиц. — Звездочка говорит: — Будем ее наряжать, как куклу. Купим ей, оранжевую шапочку. И синие вязаные носочки.
— Как скажешь.
— Когда я была маленькой, у меня не было кукол.
— Ну, теперь будет. Только это будет не кукла. А настоящий ребенок. Живой.
— Он будет шалить и проказничать. — Звездочка вся разволновалась. Она говорит: — И можно будет придумать чего-нибудь интересное, и делать с ним всякие штуки. Например, взять его в супермаркет. — Звездочка слезает с качелей и бежит по площадке. Солнце уже восходит, и мне видно, как она бежит, хотя она убегает туда, где ее вовсе не видно. — Да, Ствол. Он будет шалить и проказничать, наш ребенок. А мы будем его баловать. Я его буду любить сильно-сильно. Я стану взрослой. Совсем-совсем взрослой. И у меня будет ребенок. Самый лучший ребенок на свете. — Звездочка бегает по детской площадке, залитой оранжевым светом. Это особенный утренний свет, самый ранний, когда небо еще оранжевое. Но оно скоро не будет оранжевым. Оно будет синим.