Страница 5 из 5
– Вода, – прошептал пограничник и отцепил одну фляжку.
– Мы не выпьем ни капли, рядовой Бегичев, – сухо сказал Узоров и облизнул пересохшие, спекшиеся губы.
– Вода же...
Сержант обнял товарища за плечо:
– Нельзя, Антон... Понимать должен... Это его вода... Какая она – мы не знаем.
Бегичев не видел, как блеснули глаза задержанного, когда пограничник отцеплял фляжку.
Нарушитель не мог сдержать волнения, мышцы лица его вновь напряглись, вздрогнули руки.
«А еще говорят, восточные люди умеют скрывать свои чувства, – подумал Узоров. – Впрочем, все объяснимо. Он слишком много поставил на жажду. Последний шанс. В пустыне всегда хотят пить».
Сержант отослал Антона за саксаулом. Нужно было разжечь костер. Летчикам легче их будет искать. Они не вышли на связь, и это встревожит Артюшина.
Сержант думал о Бегичеве. Такие нужны границе. Опыт приходит с годами, мужество же впитывают с молоком матери. Узоров вспомнил Антона неуклюжим первогодком, не умеющим читать след, бороться с жаждой, быть собранным перед лицом опасности. Но было в этом парень ке спокойное, медлительное упорство, глубоко спрятанная внутренняя сила. И вот первая схватка с врагом, с матерым, специально подготовленным агентом. И в этой схватке родился пограничник Бегичев.
Строгий судья – Узоров. Но о каждом он думает с затаенной нежностью.
Есть в Антоне частица самого сержанта. Долгие месяцы ходили они вместе в дозоры и секреты. Узоров отдавал товарищу все, что знал и накопил за пять лет службы. Однажды Бегичев спросил: почему он не демобилизуется, не уходит с заставы?
И строгий судья Узоров спросил самого себя: «Почему?» Тогда он сказал Антону о чувстве долга. И сейчас мог бы повторить то же самое.
На границе служат люди долга. От неширокой контрольно-следовой полосы начинается огромная, великая страна, первое в мире государство свободных, счастливых людей. И нет большей чести, чем та, что выпала ему, сержанту Петру Узорову, – охранять мирный труд миллионов близких и дорогих его сердцу соотечественников.
– Пить... – услышал сержант. Неизвестный смотрел на пограничника широко раскрытыми ненавидящими глазами. – Пить, – потребовал еще раз задержанный и шевельнул головой.
– Вам придется потерпеть! – отрезал Узоров.
Снятые с пояса фляжки рядком лежали на песке у костра.
– Вы не имеете права, – процедил неизвестный. – Это негуманно – не дать напиться раненому, изнывающему от жажды.
– Не торопитесь умереть, – все так же жестко произнес сержант. – Вы нужны живым...
Он сказал это в надежде получить подтверждение своей уверенности в том, что вода отравлена.
Неизвестный молчал, прикрыв веками красные от напряжения белки глаз. Казалось, он снова потерял сознание. Внезапно он открыл глаза, внимательно и даже с любопытством посмотрел на сержанта. Тихо, с горечью сказал:
– На той стороне о таких, как вы, думают иначе. Теперь я знаю, они ошибаются...
Их обнаружили с воздуха на исходе дня. Бегичев и неизвестный лежали без сознания.
– Тепловой удар, – констатировал врач, – не смертельный. Организмы тренированные, молодые, наверняка выдержат.
Узоров сидел у костра, по-восточному скрестив ноги, не в силах пошевельнуться. Перед ним лежали шесть фляжек с водой и под каждой лежал листок бумаги с надписью: «Отравлено».
Уже в штабе отряда анализы подтвердили предположение сержанта.