Расколотое небо

Сосновцев закрыл записную книжку. — Уверяю вас, Северин обладает этими качествами. Из него вырастает хороший, опытный руководитель. Сколько у замполита свободного времени? Кот наплакал. А он каждую минуту использует на свое внутреннее оснащение, на то, чтобы узнать о последних достижениях науки, о новинках литературы и искусства. Присмотритесь к нему повнимательнее. Современный интеллигентный офицер. Правда, горячеват…

— Мне больше нравятся холодные головы, — сухо сказал Махов.

— Мне тоже, но — голова, не сердце. Когда у человека холодная голова и холодное сердце, пользы от него не жди. Будет суетиться, шуметь, пускать пыль в глаза — создавать видимость работы, имитировать кипучую деятельность.

— Таких имитаторов сейчас уже мало, — возразил Махов. — А излишняя горячность… от нее ведь детством попахивает, инфантильностью. Вчера иду мимо стадиона, Северин с летчиками в футбол играет. Полк осваивает новую технику, а замполит мяч катает! Мяч! Мальчишка! Вот вам и современный интеллигентный руководитель!

Сосновцев усмехнулся:

— Не вижу ничего плохого в том, что замполит во время физзанятий играет в футбол. Он ведь действительно еще молод.

— У него, Виктор Васильевич, есть дела поважнее, — Не сдавался Махов. — Сегодня мне доложили, что в гарнизоне по инициативе Северина собираются чуть ли не свою «Третьяковку» открывать. Одни летчики рисуют картины, другие изучают древнюю историю — на кой черт, извините за выражение, она нужна?! Третьи занимаются цветной фотографией… Не полк, а академия изящных искусств. Это надо запретить! Мы не искусствоведов готовим, воздушных бойцов! Да-да, бойцов! А в бойце нужно воспитывать стойкость, верность Родине, готовность выполнить любой приказ командира. Северин же их в розовом сиропчике купает. В сиропчике…

Сосновцев подошел к крыльцу гостиницы и посмотрел в темное, усыпанное светлячками звезд небо.

— Ночь-то какая! И тишина. — Он снял фуражку и пригладил ладонью волосы. — Думаю, полковая «Третьяковка» не помешает нашим летчикам. Мы должны знать, что защищаем, что бережем. Кстати, Вадим Павлович, теперь мне стало ясно: полк Горегляда с предложениями о сокращении сроков испытаний и переучивания выходить не будет. И политотдел дивизии мнение руководства полка разделяет полностью.

— Очень жаль! — пробормотал Махов. — Очень жаль…

Глава шестая

1

День начался, как обычно, предварительной подготовкой. Летчики изучали полетные задания, инструкции, вычерчивали маршруты, вносили в планшеты изменения радиочастот и позывных соседних аэродромов.

В конце занятий Васеева вызвали к телефону. Звонил Северин.

— Как освободишься, зайди ко мне.

Васеев ответил, что через час обязательно будет.

Северин встретил Геннадия, как всегда, приветливо, предложил стул.

— Подвел я вас, Юрий Михайлович, — чувствуя неловкость, сказал Васеев. — Плохо выступил.

— Точнее, не совсем хорошо. В этом деле, как и в любом, не всегда бывают удачи. Еще один урок: во всем нужна тщательная подготовка. Теперь у тебя есть хоть и небольшой, но свой опыт.

Они долго оставались вдвоем. Северин рассказывал о том, как он сам готовится к выступлениям, а потом разговор пошел об эскадрилье, об испытаниях.

— Махов говорил, что одна из первых серийных сверхзвуковых машин была запущена в производство после недолгих войсковых испытаний, — сказал Геннадий.

— Тогда, в условиях «холодной войны», этого властно требовали суровые обстоятельства. Первый сверхзвуковой! Машину потом долго доводили. Сейчас этого делать нельзя!

— Но Махов не новичок в авиации. Кстати, он приказал письменно изложить мое мнение о сокращении сроков испытаний.

— Вон как!

— А что, Юрий Михайлович? — удивленно спросил Геннадий.

— Нет, ничего. — Северин постучал пальцами по столу. «Втягивает Васеева. Еще бы, лучший летчик полка, член парткома».

— Я вот о чем хотел попросить тебя, Геннадий. — Северин решил перевести разговор на другую тему. — Звонил секретарь парткома вагоноремонтного завода Стукалов. У наших шефов праздник, переходящее знамя им вручают. Может ваша эскадрилья дать небольшой концерт самодеятельности?

— Можем, Юрий Михайлович. Минут на сорок.

— Достаточно. Вторая часть их просьбы требует уточнения на месте, и тебе, как члену парткома, поручается детально разобраться. Заодно переговори о мачтах для твоего тренажера. Завод большой, помогут.

— Обязательно переговорю! — обрадовался Геннадий. — Мачты нам позарез нужны!

— Когда возвращается замполит Бут?

— Врачебную комиссию прошел полностью. Пишет, что приедет со дня на день.

— Вот и прекрасно! С ним полегче будет. А то ведь и за себя, и за замполита. — Северин обнял Геннадия за плечи.

— Трудно. Лида обижается — сыновей почти не вижу. Да и не успеваю всего охватить.

— Научишься. Не боги горшки обжигают.

Резко зазвонил телефон. Северин взял трубку и насторожился.

— По плану у вас политические занятия завтра, переносить их незачем. Да, я буду присутствовать. До свидания! — Он положил трубку и, кивнув в сторону телефона, проговорил: — Узнали, что мы с секретарем парткома решили побывать у них на политзанятиях, вот и хотят взять отсрочку, чтобы получше подготовить группу. И когда у нас переведутся любители показухи? Ну, будь здоров!

Дорога к шефам была неблизкой, и, пока газик резво накручивал километры, Васеев думал о тренажере. Тренаж по вертолету потребовал большого расхода моторесурса. Вот тогда он и предложил вместо вертолета поднять на двадцатиметровую высоту металлический макет самолета. И не один, а два. Суть предложения Васеева состояла в том, чтобы на земле летчик из кабины при включенном радиолокационном прицеле отыскал на экране цель — макет самолета, поднятый на мачты, — и произвел ее захват. Упражнение завершалось имитацией пуска ракеты.

Свою идею Васеев вынашивал с тех пор, как начал летать на новом истребителе. Много времени ушло на расчеты и выкладки, и вот теперь, когда молодые летчики приступили к учебным перехватам, целесообразность таких тренировок стала очевидной. Северин это понял сразу и доложил командиру полка. Тетрадь в коричневой обложке с расчетами заинтересовала Горегляда. Он просмотрел записи и передал подполковнику Брызгалину. Брызгалин пообещал Северину изучить предложения Васеева, но с окончательным ответом не торопился.

Васеев несколько раз напоминал подполковнику о тренажере, но тот все отмахивался от него.

— У нас нет ни средств, ни металла, чтобы сделать двадцатиметровые мачты и макеты самолетов.

Теперь, когда Северин послал Васеева к шефам, у Геннадия снова разгорелся огонек надежды: должны помочь!

У проходной завода Васеева встретил секретарь парткома Владимир Иванович Стукалов. Они не были близко знакомы, и оба долго прощупывали взглядами друг друга.

— Посмотрим наш главный цех, — предложил Стукалов, когда Васеев признался, что на заводе был с экскурсией года три назад. — Недавно мы завершили его реконструкцию, там есть что посмотреть.

Стукалов предложил сигарету. Васеев отказался:

— Спасибо. Не курю.

— Тогда прямо в цех.

Три года назад, когда Геннадий был на заводе, на него обрушился грохот кузнечных молотов, шум работающих станков, пронзительные сигналы передвижного крана. Теперь, войдя в цех, он ничего этого не услышал. Бросились в глаза светлые тона заново выкрашенных стен, цветники у окон, чистота покрытого масляной краской ровного, без выбоин бетонного пола. Но больше всего его удивил воздух. Копоти не было, дышалось легко, хотя запахи краски и ощущались. Там, где раньше высились станины кузнечных молотов, стояли выкрашенные в салатовый цвет станки. Над ними склонились рабочие.

Геннадия удивила малолюдность; все, кто находился в цеху, были заняты делом.

Стукалов и Васеев прошли середину пролета цеха и остановились возле поблескивающих свежей краской пассажирских вагонов.