Страница 15 из 18
Суд проходил сумбурно и весело. Выступали, поочередно, заявители — представители Управления юстиции и прокуроры, выступали мы с Лимоновым, потом снова те и другие и снова мы. Были допрошены и несколько свидетелей. И вновь последовал обмен мнениями сторон и прокуроров. Судья, средних лет женщина, давала говорить всем участникам процесса, не прерывая никого и очень непосредственно, я бы даже сказал, живо реагируя на какие-то реплики и высказывания.
Вообще, у меня, как и у многих присутствовавших тогда в зале людей, складывалось впечатление, что чаша весов постепенно, но неуклонно склоняется в нашу пользу и судья готова признать наши доводы более убедительными.
Я уже не смогу теперь вспомнить подробно, о чем мы с Лимоновым тогда говорили в суде. В перерывах Эдуард постоянно пересаживался к Кате, сидевшей среди публики с ребенком на руках, и я видел, что его беспокоит еще что-то, что не было связано напрямую с процессом.
Я не очень помню, какие аргументы приводились тогда мною в защиту нашей позиции, кроме тех очевидных, что уже кратко изложены выше.
Помню, что, подвергая сомнению обоснованность обращения заявителей в Мосгорсуд к юридически уже давно несуществующей МОО НБП, я говорил о том, что с таким же «успехом» прокуроры могли бы потребовать в Мосгорсуде признать экстремистами граждан Москвы и области, объединенных, например, любовью к песне «Битлз» «Дурак на холме» (The Fooll On The Hill). Объединенных, но как объединение нигде в столице не зарегистрированных. Сидят, дескать, подлецы по своим квартирам и постоянно слушают одну эту песню. Или, того хуже, собираются в подворотнях и поют, да еще и на английском языке! И кого, собственно, они при этом имеют в виду?!
Эти мои слова вызвали дружный смех в зале. А когда я, анализируя документы, представленные в суд за подписью какого-то питерского прокурорского работника по фамилии не то Похмелов, не то Запойнов, сказал, что у наших прокуроров говорящие, гоголевские, фамилии: «То Шип, то Иродов, то Плохотнюк, да и Чайка — не Орлов», — не удержалась от смеха и судья.
Под конец заседания, длившегося весь день, у меня дико разболелась голова. Я спросил у девочек-секретарей, сидевших поблизости, что-нибудь болеутоляющее, но у них с собой ничего такого не оказалось. И вот вдруг судья прерывает выступавшую представительницу Управления юстиции, порывисто вскакивает с места и исчезает в своей развевающейся черной мантии за дверью совещательной комнаты, откуда появляется через минуту-другую с двумя таблетками анальгина и стаканом воды. И дает их мне. Среди заявителей и прокуроров эти действия судьи вызвали легкое замешательство, если не сказать «смятение в рядах».
На следующий день один из журналистов-телевизионщиков признался мне с сожалением, что времена изменились, а то бы фрагменты вчерашнего заседания пустили бы в эфир в вечерних новостях. «Мы, — сказал он, — вечером на канале все собрались и просто угорали, просматривая запись того, что здесь днем творилось!»
Да, судебное заседание так затянулось, что судья была вынуждена перенести завершение процесса на следующий день.
И тут случился скандал.
В любой цивилизованной стране такое произойти вообще не могло. А если бы и произошло, то, при наличии свободной прессы, скандал разразился бы невероятный! И последствия его были бы вполне предсказуемы и для прокуроров, и для руководства Мосгорсуда, и для политических руководителей самого высокого ранга. Но мы живем в России, шел 2007 год, и то, что произошло, не получило особой огласки даже среди либеральных журналистских кругов.
А произошло вот что. Утром следующего дня, 19 апреля, в главном, официальном, правительственном органе печати «Российской газете» была опубликована заметка за подписью некоего Владимира Федосеенко, в которой говорилось буквально следующее: «Нет такой партии! Суд признал НБП запрещенной организацией… Вчера суд рассмотрел иск Генпрокуратуры РФ о признании межрегиональной общественной организации «Национал-большевистская партия» (НБП) экстремистской и о ее окончательной ликвидации…»
Политические режиссеры, задумавшие и организовавшие весь этот процесс «окончательного решения национал-большевистского вопроса», не предполагали, что суд затянется на два дня. И статейка, заранее подготовленная беспринципными журналистами официозной «Российской газеты», была опубликована преждевременно, чем невольно раскрыла закулисную тайну всей этой отвратительной истории с первым в современной России XXI века запретом политической оппозиционной партии.
Приехав в Мосгорсуд к полудню и зачитав прямо в заседании статью из «Российской газеты», мы увидели, как смущена и расстроена судья. По сравнению со вчерашним днем это был совершенно иной человек: подавленный и нервный. Было понятно, что о газетной утке в суде стало известно с самого раннего утра, и наша судья уже побывала на ковре у руководства суда, получив, видимо, нагоняй за затягивание процесса и необходимые указания, как его вести дальше.
Через час после начала процесса судья уже удалилась для вынесения решения, а еще через час это решение огласила. Оно, как и следовало ожидать, полностью подтвердило прозорливость автора «Российской газеты».
Пока мы ожидали в просторных коридорах здания Мосгорсуда судебного решения, ко мне подошел взволнованный Лимонов и сказал, что ему передали информацию о готовящемся здесь же, прямо после оглашения судьей решения, его задержании и аресте.
— Что делать? — спросил он. — Может, прямо сейчас попытаться отсюда выйти и уехать?
— Не стоит, — сказал я, и без того расстроенный случившимся с утра. — Если они решили тебя за что-то арестовать, то наверняка уже все выходы из здания оцеплены ментами или фээсбэшниками. Поэтому лучше оставаться пока здесь, — здесь полно журналистов, и арест не пройдет втайне от общественности. Давай дождемся постановления суда, а там будет видно, что делать дальше.
В итоге все обошлось благополучно. После завершения процесса мы всей толпой, вместе с Катей и маленьким Богданом, вышли из здания суда, расселись в свои машины и уехали.
Уже вечером и на следующий день интернет-издания и многочисленные газеты сообщили: «Несуществующая Национал-большевистская партия запрещена!»
«Приступить к ликвидации» — так назывался советский фильм о героических буднях чекистов. В России XXI века, как и века предыдущего, снова стали править чекисты. Но теперь команда «приступить к ликвидации», раздающаяся из Кремля, касалась уже не бандитских групп, а политических партий.
И парадокс в том, что первой из них стала партия, провозгласившая через сто лет после Ленина, по сути, те же самые большевистские лозунги, что когда-то вдохновляли на борьбу с русским самодержавием и буржуазией пламенного революционера Феликса Дзержинского — в первую очередь именно революционера, а уже во вторую — создателя ВЧК!
Узнай он, какой стала в итоге построенная им и его соратниками страна рабочих и крестьян, какими антикоммунистами с золотыми крестиками на груди и особняками в элитных пригородных поселках сделались современные «чекисты», украшающие свои кабинеты его портретами, он бы, наверное, снова умер от разрыва сердца. Но перед этим поставил бы их всех к стенке.
О тех, кто был рядом
Несмотря на то что Лимонов как «организатор» незаконной покупки оружия по приговору Саратовского областного суда получил самый большой срок, на свободу, благодаря УДО, он вышел одним из первых.
Некоторые из его подельников все еще продолжали сидеть. В том числе и Сергей Аксенов.
Он был подсудимым номер два и получил, соответственно, второе по строгости наказание, как еще один «организатор» покупки оружия в Саратове.
Как и Лимонова, Сергея Аксенова задержали на заимке Пирогова в семнадцати километрах от села Банное в Республике Горный Алтай 7 апреля 2001 года.
Спецназовцы ФСБ, вооруженные до зубов, тайно пробирались к этой заимке всю ночь. Они хотели подойти к ней на самом рассвете, чтобы взять тепленькими, прямо в постелях, «террористов-лимоновцев» во главе с их «одноименным вождем», — как выразился потом один из стажеров — выпускников Академии ФСБ, помогавших следователям и с охотой вступавших с нами в разговоры.