Игра без Правил

— Мсье, святая Мария, мсье! — воскликнул жалобно Этьен, сломя голову бросился через зал. — Как такое могло случиться, мсье?

— Убийца был здесь, когда я вошел, Этьен, — прошептал едва слышимо Анри, — меня предали…, самый близкий человек.

Слуга с болью и страданием смотрел на окровавленного маркиза, могучая грудь вздымается еле-еле, куда и девалась та сила, что еще недавно играла в каждой мышце мессира. Этьен с детства прислуживал маркизам Де Ланьяк, знавал покойного отца и деда Анри. На простом бесхитростном лице Этьена отобразились все те терзания души, которые мог испытывать преданный слуга. Сердце старика обливалось кровью.

— Мсье, я сейчас же бегу за лекарем, — слуга с молодецкой прытью, быстрее стрелы рванул к дверям.

— Боюсь уже слишком поздно, мой верный Этьен, — мертвым голосом проговорил Анри, — я уже не чувствую тела, мое зрение гаснет.

Преданный, но наивный старик не догадывался, что подписал себе смертный приговор. Человеческая жизнь, как свеча, чем ярче пламя, тем быстрее плавится воск. Этьен проживал жизнь тихо, никогда не совал носа, куда не следует, его огонек едва тлел, потому наверняка и удалось пережить и войну, и годы послевоенного голода и моровое поветрие. Но сегодня кто-то решил подлить в огонь масла.

Пламя факелов испугано дрожит и потрескивает, отбрасывает на стены длинные уродливые тени, те тянут черные пальцы вверх к потолку, будто стараются ухватить. На лестнице сырость ощущается острее, чем в зале, где с ней борются лучи солнца, мокрый воздух неприятно холодит ноздри. Каменные ступени узкие и опасные, ступать следует осторожно, глядя под ноги, а не-то оступишься и свернешь шею. Но старый слуга знал замок, как собственные пять пальцев, поэтому, вслепую мог бежать по темной лестнице.

В углу шелохнулась широкая тень, Этьен не успел и ойкнуть. Сталь холодным злым светом блеснула в пламени факелов, узкое лезвие стилета проткнуло грудь легко, как мешок соломы. Старик удивленно вскрикнул, зажмурился от боли, из блеклых обветренных губ по подбородку побежала струйка крови. Он поднял взгляд и вздрогнул всем телом, большие серые глаза убийцы не спутать ни с чем.

— Мадам? — прохрипел, оседая наземь слуга, — за что, мадам?

— Не в том месте, и не в то время, старик — зло прошептала маркиза, отирая стилет о камзол жертвы, — вечно эти слуги путаются под ногами.

Леонор жила в замке не первый год, и каждый обитатель знал, насколько скверный у нее нрав. В отличие от мужа она капризна и падка на лесть. И хотя женщины прекрасней в Тулузе не найдешь, а может, и во всей Франции, всякий обязан раскланяться в ноги, осыпать комплиментами. Иначе красивые, серые как утреннее небо, глаза маркизы наливались закатным багрянцем, лицо превращалась в маску гнева. И тогда белокурый ангел сменялся — настоящей мегерой, а та могла и шкуру плетью со спины спустить, и избить до последнего вздоха. Мадам де Ланьяк обожала подобные игры, невзирая на запреты мужа. Анри знал о ее выходках, но все прощал по любви.

Леонор всегда хотела быть лучшей во всем. Перфекционистка, даже в фехтовании, стремилась обогнать и мужа, и начальника охраны. И удалось! В изысканных руках Леонор шпага лишь выглядела игрушкой. Мало кто из фехтовальщиков смотрел на молодую очаровательную маркизу без опаски. В бою Леонор двигалась красиво и естественно, прирожденная воительница, схватка у нее в крови. Анри мог часами смотреть за ее грацией и изяществом, с замирающим сердцем ловил каждый филигранный выпад.

Леонор нравилось, когда ею восхищаются, но еще больше — когда дрожат в страхе, опускают глаза. Боятся не только как маркизу, носительницу титула и особу знатных кровей, но и как личность, как Леонор де Ланьяк, женщину на которую следует смотреть с восторгом и опаской. Как смотрят на змею, что несмотря на изящность, смертоносна и ядовита.

Бесшумно, словно тень, Леонор поднялась по лестнице и проскользнула обратно в покои мужа. Солнце уже поднялось высоко, хотя воздух еще холодный, цветные отблески витражей коснулись бледного лица красавицы. Сладковатый запах крови облаком завис в зале. Огонь в камине окончательно угас, багровые прежде угли почернели, укрылись серым покровом пепла, тонкая сизая струйка дыма поднимается от пепелища вверх. Леонор взглянула на распростертого в кресле Анри с нескрываемой ненавистью и злобой.

— Куда же ты ее спрятал, простофиля, куда? — процедила маркиза сквозь зубы.

Анри не ответил: голова лежит на груди, лица не видно, черные волосы перепачканы кровью, руки плетью повисли вдоль тела.

Леонор отвернулась, прекрасное лицо стало страшным от ярости, глаза сосредоточено искали хоть какую-то зацепку. "На сердце тревожно: А вдруг он так спрятал, что не найду? Ведь вчера я держала ее в руках, а теперь на прежнем месте лишь пустота". Внутри охладело, по всему телу побежали мурашки. "Только после смерти ее сила перейдет ко мне, по праву крови, а до тех пор она может быть где угодно, дьявол ее раздери! Только он ее чувствует".

— Придется с тобой повозиться, муженек, — Леонор придала лицу обеспокоенное выражение и громко воскликнула:

— На помощь! Умоляю, на помощь! Маркиз при смерти!

* * *

Анри долго приходил в себя, веки поднимались тяжело, словно чугунные. Яркий свет резал глаза, в глазницы будто по горсти песка насыпали, и моргнуть больно и смотреть нет сил. Засохшая кровь коркой покрывает могучую грудь, края раны опухли и потемнели. Уродливый струп червем тянется от сердца вниз к солнечному сплетению. Анри шевельнул рукой, тугие веревки врезались в плоть.

Над головой перекрещиваются деревянные балки стропил, древесина свежая, не потемневшая от времени, на краях досок белеют срезы. В помещении пахло смолой и свежестью, такой запах стоит в лесу после дождя. Противно скрипнули несмазанные засовы двери. Анри осторожно повернулся на звук.

С плеч Леонор ниспадает алый плащ, перехваченный на шее золотой цепочкой. На ней ее излюбленное платье, черная полупрозрачная ткань спереди едва-едва скрывает наготу, половинки не сходятся почти на ладонь, так что ее прекрасная высокая грудь едва не выбивается наружу.

Леонор небрежно бросила плащ на тумбу у двери, на лице сверкнула самодовольная улыбка. Анри так и застыл, не мог отвести взгляда.

Волосы жены напомнили маркизу пшеничные поля Шампани, перед сбором урожая, такой же искристый цвет и живость, локоны сливаются в золотистый покров, что маняще поблескивает в лучах солнца. В ушах Леонор сверкают изящные серьги, увенчанные бриллиантами золотые цепочки, вытянулись вниз, касаясь обнаженных плеч. На шее — ослепительно блестят крупные, чистой воды алмазы, свет озорно играет на многочисленных гранях камней, стреляет искорками, от них у Анри закололо в глазах.

Леонор, замечает внимание мужа, кокетливо поворачивается: Глубокий вырез на спине открывает взгляду соблазнительные ямочки в самом ее основании, такие нежные и аппетитные, что их хочется коснуться губами. А на бедрах…Анри обомлел, по телу пробежала волна возбуждения, маркиз отчаянно сопротивлялся, но предательский взгляд все тянулся к прекрасному, рассматривал ангельское личико, аккуратный носик, чувственные губы, бездонные как море глаза.

"Она хотела меня убить, так почему же я до сих пор жив?".

Холодный взор Леонор уколол Анри прямо в сердце.

— Как твое здоровье, милый? — сухо спросила маркиза.

— К чему эта игра, Леонор? — облизав пересохшие губы, ответил Анри, — ты чего-то не нашла? Чего?

В глазах маркизы вспыхнули зловещие огоньки, полные губы сжались в тонкую алую линию, взгляд обжигал оголенной ненавистью и гневом.

— Я рада, что ты выжил, Анри, — после длительной паузы сказала Леонор и отвела взгляд — ты не голоден?

— Чем я заслужил твою благосклонность и любовь, я знаю, но ненависть? Что стало причиной такой…такой лютой ненависти?

— Ты человек слова, Анри.

— Да, я всегда им был, остаюсь и по сей день, — прошептал Анри, и устало прикрыл глаза.