Бессмертие мистера Голдмена

Иззи Голдмен сел и развернулся к собеседнику всем корпусом.

– Боб, скажи мне. Только, чур, откровенно. Ты не считаешь, что потратил впустую двадцать два года собственной жизни?

Это был правильный вопрос. Иззи поставил в тупик Роберта, и, казалось, сорвал завесу, которой тот тщательно скрывал этот факт от себя самого.

– Я так не считаю, мистер Голдмен.

– Почему?

– Потому что… кхм… потому что вы гораздо более ценны, чем предполагаете.

– Ценен?

– Да.

– Чем?

– Я сейчас не могу сказать вам всей правды. Вы пока не готовы к ней.

– А кто решает, когда я буду готов к тому, чтобы узнать все о себе?

Роберт посмотрел на своего клиента, выключил планшет и подался немного вперед. Он пододвинулся, чтобы Иззи смог заглянуть ему прямо в глаза и увидеть, что он не лжет.

– Только вы сами.

– А как же то, что я хочу узнать об этом?

– Это не в счет.

– Почему?

– Потому что сейчас, в вашем состоянии правда окажется губительной. Вы не сможете принять ее, и это будет…

Психотерапевт замолчал.

– Недоговариваешь, Боб, – покачал головой Иззи. – Если ты не будешь откровенным со мной, я не смогу быть откровенным с тобой. Мы так не придем к соглашению. Все наши сеансы психотерапии, тесты и прочее можно будет отослать к чертовой матери с пометкой «до востребования».

Роберт внимательно следил за Иззи. Так же внимательно, как взвешивал каждое его слово. Он знал, что собеседник абсолютно прав. Голдмен лишь сказал об этом на простом языке, без какой–либо вуали обмана и желчи, которой обычно врачи отнекиваются от своих клиентов. Отнекиваются в тот момент, когда им должно признаться, что жить человеку осталось не больше месяца.

– Я переживаю за вас, мистер Голдмен. В ваших снах вы очень часто видите себя мертвым, а сны, как известно, отчасти являются отражением нашей реальности. Я боюсь, что ваша психика сейчас слишком слаба для того, чтобы принять всю правду. Чтобы вспомнить свое прошлое.

– Мое прошлое? – Иззи поднялся и пересел на стул, стоявший рядом с Робертом. В этот момент охранники у двери, которые до сих пор оставались неподвижными, чуть дернулись в его сторону, но Роберт остановил их рукой, показав, что все в порядке.

Иззи не обратил на них никакого внимания, он давно не реагировал на их присутствие. В этот момент для него существовал лишь он сам и Роберт, сидевший от него на расстоянии меньше вытянутой руки и смотревший через свои аккуратные очки в позолоченной оправе. Он был так близко, что без труда мог разобрать крохотный ожог над усами, оставленный лазерной бритвой.

– Мое прошлое, Боб? Мое прошлое – это детство ребенка, ни разу не видевшего неба. Я даже не знаю, каково это, когда твою кожу греет солнце. С самого первого дня своего рождения я не видел своих сверстников, потому что обычно дети не сидят за решеткой. Я ни разу не разговаривал с другими заключенными, хотя уверен в том, что они где–то поблизости, но здесь слишком хорошая шумоизоляция, чтобы я мог их услышать. Я не имею понятия, есть ли у меня кто–нибудь из родни, и все люди, которых я когда–либо видел рядом с собой, были либо в медицинских халатах, либо в униформе охранников. И при всем при этом, я всю свою жизнь, Боб, все чертовы тридцать пять лет живу в клетке, даже не подозревая за что именно.

Он говорил медленно, но уверенно. В его словах не было ни вызова, ни агрессии. Он говорил так, словно цитировал утренние новости, а не рассказывал о своей горькой судьбе. И все же, от его слов, от его тяжелого взгляда по коже пробегала неприятная дрожь, которая останавливалась где–то в животе и готова была вывернуть тебя наизнанку, лишь бы не видеть этих глаз и не слышать этих слов. В одной короткой речи Иззи пересказал все, что случилось в его жизни, и эта тяжелая реальность била больнее, чем удар плетью, рассекающий кожу и оставляющий глубокий кровоточащий порез. Эта правда оказалась страшнее всего на свете, но Иззи говорил о ней спокойно.

– Ну, как тебе такое прошлое? Боб.

Роберт не сводил с него глаз, и ему нечего было добавить. Иззи сам все сказал за него.

– Думаю, что на сегодня сеанс окончен.

– Да, я тоже так считаю, – кинул через плечо Иззи, возвращаясь на кушетку.

Роберт поднялся с кресла и направился к двери. Иззи не проводил его взглядом, но окликнул:

– Боб.

Тот обернулся.

– Да, мистер Голдмен.

– Мне снились киты.

– Киты?

– Да, – Иззи поднял руку вверх и изобразил плавную линию. – Они уплывали от меня, а я пытался их догнать, но у меня не вышло. Тебе это говорит о чем–нибудь?