Страница 3 из 23
— Это потому, что вы умерли, — сообщил Джек, и по лицу его скользнула улыбка — короткая и не сказал бы, что ободряющая. — Вам больше не нужно пить. Вам больше не нужно есть. Кофе не будет.
Я вопросительно покосился на Кармайкла.
— Я остаюсь при своем мнении. — Кармайкл посмотрел на Джека и ткнул пальцем в сторону двери: — Мне нужно вернуться к делу с ракшасом.
— Иди, — произнес Джек.
Кармайкл хлопнул меня по руке.
— Удачи, парень, — сказал он, — развлекайся! — И вышел уверенным шагом делового человека, оставив меня наедине с Джеком.
В воздухе повисло неуверенное молчание.
— Это не совсем то, чего я ожидал от загробной жизни, — заявил я.
— Потому, что это не она, — ответил Джек.
Я нахмурился:
— Вы же сказали, я умер. Значит, это загробная жизнь.
— Вы умерли, — подтвердил Джек. — Но это — Между Тут.
Я нахмурился еще сильнее:
— Что-то типа чистилища?
Джек пожал плечами:
— Если вам так привычнее, можете называть и так. Но вы здесь не потому, что вам нужно очиститься или чего такого. Вы здесь потому, что ваша смерть выбивается из общего ряда.
— Меня застрелили. Или утопили. Не самый редкий случай.
Джек поднял ручищу и помахал ею в воздухе.
— Речь не о физической стороне. О духовной.
— Духовной? — переспросил я, нахмурившись.
— Ваши оппоненты, — пояснил Джек. — Вы погибли, потому что они смошенничали.
— Постойте. Какие оппоненты?
— Ангел, стоящий на часах у лифта, мог бы послужить тем, что мы, копы, называем наводкой. Или вам портреты предъявить?
— Э... Черт, вы имеете в виду... Типа настоящих Падших ангелов?
— Не совсем. Но если вам так привычнее считать, сойдет. Вроде этого. А вот что существенно и что вам стоит знать — так это что они плохие парни.
— То есть, — пробормотал я, — все из-за того, что они нарушили какие-то вселенские законы?
— Вы стояли у них на пути. Они хотели, чтобы вы исчезли. Для того чтобы это случилось, они нарушили законы. И в результате вы стали уже моей проблемой.
Я смерил его хмурым взглядом, потом посмотрел на себя. Как выяснилось, на мне были джинсы, черная футболка без рисунка и мой черный кожаный плащ — который, будучи изорванным в хлам, погрузился в воды озера за час или два до того, как меня застрелили. В смысле плащ безвозвратно погиб.
И тем не менее он красовался на мне, целый и невредимый. Как новенький.
Вот это почему-то хлопнуло меня по мозгам сильнее, чем все остальное вместе взятое.
Я умер.
Я умер!
Чикаго, Белый Совет, мои враги, мои друзья, моя дочь... Все это исчезло. Безвозвратно. И я не имел ни малейшего представления о том, что будет со мной дальше. Комната пошла кругом. Ноги разом сделались ватными. Я плюхнулся на стул лицом к Джеку.
Все это время я ощущал на себе его взгляд.
— Сынок, — произнес он, помолчав немного. — Мы все через это проходим. Знаю, оно нелегко, но тебе придется взять себя в руки, иначе я ничем не сумею тебе помочь.
Я зажмурился, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и в первый раз обратил внимание на то, как замечательно я себя чувствую в физическом плане. Такого со мной не бывало с самого детства, когда энергия переполняла меня с головой и я испытывал острую необходимость тратить ее направо и налево — желательно на что-нибудь приятное. Руки-ноги словно стали сильнее, быстрее, легче.
Я покосился на левую руку и увидел, что от шрамов, полученных в результате жуткого ожога, не осталось и следа. Я сделался цел и невредим, словно со мной никогда и ничего не случалось.
Я попробовал мыслить логически, и до меня дошло, что на самом деле я не чувствую себя так уж хорошо — просто мне недоставало длинного списка ранений и прочих травм. Старый-старый шрам чуть ниже правого локтя — заработал его, чистя рыбину, которую поймали мы с дедом (дедом!) — тоже исчез.
Постоянное, негромкое, но несмолкаемое нытье старых ран по всему телу исчезло без следа. Что, если подумать, вполне естественно, поскольку исчезло и само тело.
Боль прекратилась.
Я провел по лицу рукой.
— Простите, — пробормотал я. — Просто слишком много всего и сразу.
Он снова заулыбался:
— Ха. Только подождите.
Его тон начинал меня раздражать. Что ж, раздражение было чем-то привычным, за что можно было держаться, и я, упершись в него широко расставленными воображаемыми ногами, сумел-таки остановить вращение стен.
— Так кто вы такой? — спросил я. — И чем можете мне помочь?
— Если вам хочется меня как-то называть, зовите меня «капитан». Или «Джек».
— Или «Воробей»? — не удержался я.
Джек смерил меня полицейским взглядом, в котором не читалось ничего... ну разве что легкое, едва заметное неодобрение. Он протянул руку, выудил из стопки папку с бумагами и шлепнул на стол перед собой.
— Детка, — заявил он, пробежавшись взглядом по ее содержимому, — вы тут застряли до тех пор, пока мы не разберемся с этим отклонением.
— Почему так?
— Потому что то, что ждет вас дальше, не для людей, которые ходят с оглядкой или жалуются, как с ними несправедливо обошлись, — невозмутимо объяснил Джек. — Вот мы и разберемся, как именно вас подставили. А потом вы переместитесь туда, куда положено дальше.
Я подумал о том, каково это — оказаться в западне в городе-призраке, и поежился.
— Ладно. И как нам в этом разобраться?
— Вы вернетесь, — ответил Джек. — И поймаете ублюдка, который вас убил.
— Вернусь? — переспросил я. — Назад, в...
— Угу, на Землю, — подтвердил Джек. — В Чикаго. — Он захлопнул папку и кинул ее в стопку исходящих документов. — И выясните, кто вас убил.
Я заломил бровь.
— Да вы надо мной смеетесь!
Он молча смотрел на меня; лицо его выразительностью не уступало горному кряжу.
Я закатил глаза.
— Вы хотите, чтобы я раскрыл мое собственное убийство?
Он пожал плечами:
— Хотите другую работу — устрою без проблем.
— Ох, — пробормотал я, снова поежившись. — Нет.
— Вот и хорошо, — кивнул он. — Вопросы есть?
— Э... — замялся я. — Что вы имели в виду, когда сказали, что отошлете меня обратно? В смысле... ну, в мое тело или...
— Нет! — отрезал он. — Такого не получится. Нереально. Вы вернетесь таким, какой вы сейчас.
Я хмуро посмотрел на него, потом на себя.
— То есть призраком, — сказал я.
Он развел руками так, словно не нашел чем возразить на изреченную мной истину.
— Не шатайтесь после рассвета. Осторожнее с порогами. Ну, сами знаете.
— Угу, — не без огорчения кивнул я. — Но без тела...
— У вас будет на порядок меньше магии. Большинство смертных не сможет ни увидеть вас, ни услышать. Вы не сможете ни к чему прикоснуться.
Я уставился на него:
— И как же мне, скажите, в таком виде искать хоть что-нибудь?
Джек поднял руки вверх.
— Сынок, не я устанавливаю законы. Я только слежу за тем, чтобы они выполнялись. — Он посмотрел на меня и нахмурился. — И потом, мне казалось, вы работали детективом?
Я стиснул зубы и испепелил его взглядом. Вообще я умею изображать гнев, но на него это не произвело особого впечатления. Я заставил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.
— Раскрыть собственное убийство.
Он кивнул.
И все-таки я разозлился и не особо смог это скрыть.
— То есть я правильно понял? Того, что я всю свою сознательную жизнь пытался помогать людям и защищать их, недостаточно? И от меня требуется сделать еще что-то, прежде чем предстать перед святым Петром... или кто там у вас вместо него?
Джек пожал плечами:
— Я бы на вашем месте не был так уж уверен. С вашим-то досье, сынок, вы с таким же успехом можете оказаться на поезде, идущем на юг.
— То есть в Ад, — уточнил я. — Вы ведь знаете, что такое Ад, а, капитан Воробей? Ад — это когда вы смотрите на свою дочь, зная, что вы к ней никогда больше не прикоснетесь. Никогда с ней не заговорите. Никогда больше не сумеете помочь ей, защитить. Так что давайте, валяйте, где там ваше огненное озеро — думаю, это и вполовину не так страшно.