Страница 58 из 84
– Как нам с ним драться?
– Никак. Я уже сказал, с ним мы не связываемся.
Ей хотелось придушить его за упрямство и страх. Если она что и не выносила, так это слабость.
– Тогда, как нам попасть в Серенгети, чтоб добраться до Рейвина?
– Повторяю, никак. – Страйкер встал и сошел с помоста. Он направился вперед, тихой, зловещей поступью, пока не подошел к ней. – Мой план касательно Сиэтла, в своем первоначальном варианте, разлетелся на кусочки. Теперь, когда Темные Охотники в курсе того, что мы задумали, нет смысла продолжать. Игра окончена.
– Не так быстро, – ответила она, прокручивая в голове все, что пошло не так. – Каков был твой изначальный план?
– Ты о чем?
– До того как Сиэтл стал для тебя доступен, что ты планировал?
Ответа не последовало. Но, даже так, Сатара знала.
– Тебе нужен Ашерон. Хочешь увидеть его страдания. – Она подошла ближе, чтобы прошептать и не дать возможности богине, правящей этим царством, услышать ее. – Более того, тебе нужна сама Аполлими, за всю причиненную ими боль.
Ответной реакции не последовало, но девушка все равно знала, какую боль скрывал Страйкер. Чтобы доказать свою преданность Аполлими, он перерезал глотку своему сыну и сделал Уриана злейшим врагом.
Тот был единственным, кого Страйкер когда-либо любил. Она не исключение. Он держал ее рядом, лишь потому, что не хотел остаться в полном одиночестве, но, в конце концов, она прекрасно понимала, какое место занимает в его привязанностях. Умри Сатара мгновенно, он просто отмахнется и пойдет дальше. Уриан, с другой стороны, был никогда незаживающей раной, что разъедала его изнутри.
– Есть ли смысл в том, что ты говоришь? – спросил Страйкер, стиснув зубы.
Она кивнула, словно, родилась новая идея.
– Есть еще способы ударить по Ашерону здесь и сейчас.
– Какие, например?
– О, Страйкер, – ответила Сатара жалостливым голоском, – из всех людей, не тебе ли наверняка известно, как нанести вред кому-либо. Что ударит сильнее, чем человек, которому ты больше всех доверяешь, предавший тебя?
Выражение его лица ожесточилось, и она знала, что Страйкер думал о дне, когда узнал, что Уриан лгал ему, защищая семью, которую тот поклялся уничтожить.
– Да, – прошептала девушка ему на ухо. – А теперь, представь, если мы перетянем одного из людей Ашерона на нашу сторону, втайне от него. Мы можем сделать с ним тоже, что он сделал с тобой…
Его глаза потемнели от подозрения.
– Как?
Сатара захохотала низко и злобно.
– Что всегда было Ахиллесовой пятой людей, братишка?
– Гордость, – ответил он без промедления.
– Это вряд ли. – Девушка подняла руку к лицу и дунула сквозь пальцы, а потом окинула его злым взглядом. – Любовь, братишка. Это единственное, ради чего люди убьют. Единственное, что заставит их делать вещи, которые они никогда бы не совершили в здравом уме. Вещи, которые они даже вообразить не могут. И это будет единственное, что, в конце концов, поставит Ашерона на колени. Его Темные Охотники это именно та слабина, к которой мы сможем подобраться и использовать. Мы еще не потеряли Сиэтл. Еще есть способы захватить город и вбить кол прямо в сердце Ашерона.
– А если ты ошибаешься?
– Что нам терять? И вправду? – Сатара стояла на цыпочках и их взгляды сошлись на одном уровне. На ее лице появилось небольшое подобие улыбки, выражающей надежду, хотя его лицо все еще оставалось непоколебимым и беспощадным. – А если я права?
Страйкер моргнул и отвернулся, словно обдумывая слова сестры. Когда он снова посмотрел на нее, его глаза были полны грубой жаждущей потребности выиграть войну с Ашероном и Аполлими.
– Если ты права, Сатара, то я доставлю тебе этого Атланта на серебряном блюдце и лично вручу кинжал, чтобы вырезать из груди его сердце.
– Это не то, что МНЕ нужно, Страйкер. Это твоя мечта.
Его глаза вспыхнули жадным ожиданием.
– Отлично. Ты сделай это для меня, а я расскажу тебе секрет, как убить Артемиду и навсегда освободиться от прислужения ей.
Сатара закрыла глаза, пытаясь представить себе это. Скорей бы уже не видеть больше эту стерву в своей жизни.
Свобода…
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ее сердце бешено колотилось от этой перспективы, она протянула руку Страйкеру.
– Договорились, Братец?
Он пожал ей руку и притянул к своему сердцу.
– Договорились.
1)шесть футов, четыре дюйма - 193 см.
2)Девятый район (Ninth Ward) – район Нового Орлеана. Географически самый большой из всех 17 районов. Очень сильно пострадал во время урагана Катрина.
3)d‘éternité (фр.) – вечность.
Глава 11.
Неожиданно Сьюзан проснулась. Сначала она не могла понять, что ее побеспокоило. Только после того, как вспомнила, где находится, женщина заметила, что Рейвин вздрагивает во сне. Сью попыталась отогнать страх и заснуть, но что-то в его беспокойной дрожи напомнило ей о кошмарах, от которых невозможно проснуться.
– Рейвин? – легонько встряхнула она его.
Не успела женщина моргнуть, как он схватил ее в охапку и, перекинув через себя, уложил на лопатки. Его дыхание стало прерывистым, и Сьюзан услышала дикий рык, означающий только одно - сейчас он разорвет ей горло.
– Рейвин! – прокричала она, боясь, что Охотник успеет причинить ей вред до того, как придет в себя.
Тот замер на целых десять секунд, прежде чем успокоиться. Он наклонился к ее волосам и глубоко вдохнул, словно наслаждаясь ее запахом.
– Сьюзан?
– Да.
Оборотень отстранился и проверил, не причинил ли ей вреда.
– Я же не ранил тебя, правда?
– Нет, – прошептал Сью, пытаясь не замечать его рук, скользящих по телу. – Ты-то сам в порядке?
– Да.
Рейвмн встал с матраца и направился прочь. Женщина не могла рассмотреть его достаточно хорошо, пока он не открыл дверь, и свет не упал на его накачанное тело. Мужчина снял рубашку и остался в одних черных джинсах, когда прошел через холл в ванную.
Сьюзан не двигалась, ожидая его возвращения. Когда Рейв вернулся, его волосы оказались влажными, словно умывшись, он провел по ним мокрыми руками. Охотник вытер лицо тыльной стороной ладони до того, как закрыл дверь и вернулся к ней в кровать. Потом повернулся спиной, будто ничего не произошло, хотя Сьюзан по-прежнему чувствовала беспокойство. Его окружала аура печали и чего-то еще, что она не могла понять. Поступками он напоминал взрослого мальчишку, смотрящего на этот мир злыми глазами. Мальчишку, который не искал ничего кроме доброты и, в то же время, сторонился людей, предлагающих ее, вместо того, чтобы прекратить постоянно причинять себе боль.