Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 98



Я выхватила тетрадь Флоры из деревянной шкатулки, в которой хранила травы и порошки. Мои пальцы лихорадочно листали страницы, пока я наконец не нашла список необходимых ингредиентов. У меня было все, кроме одного — цветов лаванды. В памяти зашевелилось воспоминание, ускользающее, но настойчивое. Закрыв глаза, я представила себе, что вслед за Флорой иду по замковому саду. Я видела, как ее воздушная юбка скользит по тропинке как раз напротив цветущего куста лаванды. Я даже помнила его сладкий аромат. Мою радостную улыбку. По-девичьи мелодичный голос Флоры: Ты ведь это чувствуешь, правда? Способность лаванды унимать душевную боль?

В это мгновение я и приняла это решение. Я поняла, что еще немного времени в одной комнате с умирающей Розой, и я сойду с ума. Я достала из сундука шаль и на мгновение замерла, глядя на манящее мерцание красных и зеленых камней на его дне. Я сохранила кинжал Дориана как память о муже, даже не предполагая, что мне когда-то может пригодиться смертельная мощь этого оружия. Но сейчас, когда в окрестностях замка бродили грабители, такой предмет мог придать мне смелости и решимости исполнить задуманное. Я надела кожаный пояс и сунула за него кинжал, судорожно сжимая его рукоять.

Взяв со стола свечу, я отворила дверь. Слабого мерцания свечи было недостаточно, чтобы осветить коридор, но я так хорошо изучила замок, что смогла бы проделать предстоящий мне путь и в полной темноте. Мои шаги гулко звучали в окружающем огромном и безмолвном пространстве. Я медленно шла по коридорам превратившейся в гробницу крепости, замка, где я пережила моменты неописуемого счастья и неизбывного горя. Я быстро прошла мимо Большого Зала, места проведения пышных банкетов, и вошла в Приемный покой, некогда владения моей обожаемой королевы, а теперь просто очередную заброшенную пустую комнату. Ничей голос не окликнул меня из темноты, но мне не удавалось отделаться от ощущения, что за мной кто-то наблюдает. Казалось, души перешедших в мир иной людей выжидательно следят за моим продвижением по замку.

Я толкнула дверцу в противоположной стене комнаты и вышла в сад. Последние лучи солнца окутывали растения янтарным сиянием. За клумбами давно никто не ухаживал, и садовников, если бы кто-то из них уцелел, строго отчитали бы за заросли сорняков, представшие моему взгляду. Но меня радовал и заросший сад. Эхо ушедших счастливых дней все еще звучало на этих тропинках, по которым я бродила с королевой, Флорой и Розой. Несмотря на смерть, обступившую меня со всех сторон, здесь пробуждалась жизнь. Розовые кусты выпустили бутоны, а травы зеленели свежими побегами. Если я и могла найти то, что мне было нужно, то именно здесь.

Я провела ладонями по нежным лепесткам и вдохнула смешанный аромат, заполнивший мое сердце счастливыми воспоминаниями. Хотя при мысли о королеве Ленор у меня мучительно сжалось сердце, я позволила себе представить ее улыбающейся и разрумянившейся от солнца. Она шла за Розой подарками, оплетенными вьющимися растениями. Я видела от нее столько добра, что была обязана почтить ее память воспоминаниями. Не о том, как она умерла, но о том, какой она была при жизни.

Я оказалась в самом сердце розария, который был для меня так же священен, как церковь, и упала на колени. Стиснув ладони, я закрыла глаза и начала молиться. Я не знала, к кому обращена моя молитва — к Флоре или к Богу, — потому что в моем сознании они переплелись, слившись воедино. Я молилась за спасение Розы и мое собственное, умоляя придать мне силы жить, если принцесса покинет этот мир. Постепенно сковывавший мое тело страх отступил и мое дыхание стало свободным. Что бы ни ожидало меня впереди, я знала, что смогу жить, потому что сделала все, что могла.

Поднявшись с колен, я направилась к кусту лаванды, покрытому полураскрытыми бутонами. Нарвав полную пригоршню полураспу- стившихся цветочков, я собралась с духом, чтобы проделать обратный путь в Северную башню. Мои глаза не сразу приспособились к переходу от сгустившихся в саду сумерек к царящему внутри мраку. Дрожащие тени, казалось, насмехаются надо мной и над моими жалкими попытками разогнать их при помощи свечи. Я так сосредоточилась на своей цели, что не заметила слабого сияния, исходящего из Большого Зала. Более того, я прошла бы мимо, если бы не услышала звук, заставший меня замереть от ужаса. Это был голос, окликнувший меня по имени.

Я медленно подкралась к открытой арке двери и заглянула внутрь. Мой взгляд скользил по мраморным полам, высоким стенам, бесценным гобеленам. В другом конце комнаты горел светильник, приковавший мое внимание к королевским тронам, где в ожидании сидела чья-то темная фигура.

Миллисент.

Женщина, которую я в последний раз видела в состоянии, близком к смерти, по-прежнему излучала разложение и разрушение. Ее покрытая пятнами и шрамами кожа туго обтянула кожу лица, а седые волосы неопрятными прядями свисали на лоб и щеки. Но она укутала свою сгорбленную фигуру в хорошо знакомую мне роскошную зеленую накидку, а на ее макушке сверкала корона. Как же я была наивна, полагая, что чума способна свалить такую женщину! Ее ввалившиеся глаза блестели отраженным светом расположенного у ее ног фонаря. Она наблюдала за тем, как я медленно приближаюсь к ней, наслаждаясь каждым моим шагом. Что толку с победы, если не существует свидетелей, способных ее оценить?

Так вот как все окончится, — подумала я. — Миллисент торжествует победу.

— Ты пришла, чтобы засвидетельствовать мне почтение?

Ее пронзительный голос прогремел в пустом зале, обрушившись на меня ужасающим эхом. Я смотрела на нее в немом испуге. Я так устала. У меня не осталось ни сил, ни желания бороться.

—  Элиза. — Она прошипела мое имя, оскверняя его своим голосом. — Склонись передо мной как перед полноправной правительницей этой страны.



— Полноправная правительница этой страны — Роза, — произнесла я далеко не так уверенно, как мне хотелось.

— Это ненадолго.

Я похолодела от ужасающей бесповоротности и непоправимости, которой повеяло от этих слов. Откуда она знала, что Роза при смерти? И тут я вспомнила о тайном ходе, соединяющем ее комнату со спальней Розы. Неужели она слышала нас со своей постели? Все это время, пока я считала ее мертвой, она слушала стоны Розы и мои отчаянные молитвы.

—  Я последняя в цепи престолонаследия, — провозгласила Миллисент, — и со смертью Розы трон переходит ко мне. Давно пора.

Она выглядела и вела себя как безумная, но я не могла отрицать того, что в ее словах есть определенная доля правды. Если бы она не родилась женщиной, она могла стать великим правителем! Ее душу изуродовали обида и горечь, без которых она и в самом деле была способна на величие.

— Даже Флора с этим согласилась, верно?

Миллисент смотрела на меня широко раскрытыми глазами, само воплощение невинности. Упоминая имя покойной сестры, она играла на моих чувствах.

—  Она знала, что мой брат был бездарностью. И все же он принял бразды правления, оставив на мою долю великую задачу поиска мужа. Ты только представь себе это, Элиза! Неужели ты смогла бы этим удовольствоваться?

Я всегда поддерживала идею того, что Роза должна унаследовать трон. Как же мне было не сочувствовать Миллисент. Той женщине, которой она некогда была, чьи невостребованные таланты оказались задушены традициями?

—  В эти трудные времена королевству нужен сильный вожак, — продолжала Миллисент. — Я буду вашим спасителем!

Осознавала ли она, как сильно ее победный клич напоминает квохтанье безумца? Или ей просто не было до этого дела? В этой восседающей на так долго ускользавшем от нее троне самодовольной фигуре до сих пор ощущалось что-то величественное. Я стояла у края помоста, запрокинув голову и глядя на нее снизу вверх. Эта заискивающая поза вызвала на ее лице кривую улыбку.

—  Ты сделала для Розы все, что могла, но уже слишком поздно. Давай отметим начало новой эры. Смею тебя уверить, Элиза, это будет отличаться от всего, что ты когда-либо видела.

Она с трудом встала, сжимая одной рукой подлокотник трона и вытянув вперед другую. Тускло сверкнуло золото, и я увидела на ее пальце перстень короля Ранолфа. Перстень, который из поколения в поколение передавался от отца к сыну как символ права на престол. При мысли о том, как Миллисент снимала его с безжизненной руки короля Ранолфа, меня охватила непреодолимая ярость. Ее жажда власти уничтожила королевскую семью и превратила величественный замок в кладбище. А сама она восстала из пепла, злорадствуя над поверженными противниками и наслаждаясь одержанной победой.