Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 73



Был еще один фактор: «отчет „Чикади“ не совпадал с мнениями членов Совета». Член Совета вспоминает, что «никто не хотел принимать отчет, потому что он противоречил их взглядам и политическим позициям, особенно это касалось военно-воздушных сил. Пересмотр означал изменение их бюджета».

Хотя члены Совета не оспаривали оценку, данную тайной службой информатору (Пеньковскому), но косвенный источник, маршал Варенцов, от которого Пеньковский получил эти данные, по соображениям безопасности не был назван в отчете, что и вызвало скептицизм, с которым были восприняты сообщения Пеньковского. Однако этот материал требовал внимания и дальнейшего анализа{92}.

Эдвард В. Проктор, в то время начальник Комиссии по специально управляемым ракетам в директорате разведки, подготовил отчет от 2 июня 1961 года, производя переоценку данных разведки на основе сообщений Пеньковского. Проктор сказал, что «в свете обширных изменений, необходимых в случае принятия отчета, может быть, надо будет отказаться от существующей оценки. Отчет Комиссии по данному вопросу был передан заместителю директора разведки Роберту Эмори.

Отчет включал исследование секретного сообщения и требовал полного пересмотра отчета военного ведомства. Он гласил:

«Советские лидеры, особенно Хрущев, считают, что они серьезно улучшили свои стратегические позиции благодаря достижениям в разработке баллистических ракет дальнего радиуса действия...

Нам кажется, что существуют прямые и косвенные доказательства того, что: а) СССР в конце концов не спеша разработал в общем успешную программу по МБР; б) СССР в ближайшем будущем будет располагать мощью в несколько сотен пусковых установок для МБР, и это произойдет в ближайшие несколько лет.

На основе наших оценок темпов реализации их программы и наших суждений относительно соотношения того, что мы узнали, и того, что мы, скорее всего, не заметили, мы определяем возможный уровень мощи Советов к середине 1961 года примерно в 50— 100 действующих пусковых установок для МБР плюс необходимая для ракетных установок техника и обученные группы. Это приблизительная оценка. Мы считаем, что программу будут постепенно развивать, и в результате уровень мощи будет примерно следующим: 100—200 пусковых установок к середине 1962 года, 150—300 к середине 1963-го и 200—400 к середине 1964-го. Часть пусковых установок, созданных в период 1963—1964 годов, возможно, будет рассчитана на новые, улучшенные системы МБР».

Проктор доказывал:

Полное принятие отчета (Пеньковского) подразумевает, что Советы не разработали успешную в общем программу по МБР и что они в настоящее время не располагают 50—100 пусковыми установками.

Обоснованная интерпретация отчета, при принятии во внимание и другой информации, приводит к следующему описанию программы Советов:

1. Советы разработали надежный ракетоноситель, который используют и, вероятно, будут использовать и впредь в своих космических программах. В связи с этим они получают значительное психологическое и политическое превосходство, создавая впечатление, что у них великолепные МБР.

2. Этот ракетоноситель не стал основой для удовлетворительной системы МБР, может быть, из-за недостаточной точности и трудностей в размещении устройства такого размера.

3. Они разрабатывают новые МБР, с лучшими системными характеристиками, и их будет легче разместить. Эти новые системы, возможно, сейчас проходят испытания в зоне «С» в Тиуратаме.

4. Из-за недостатков нынешних МБР в настоящее время их размещено только несколько штук. Эта ситуация, видимо, будет существовать и в дальнейшем, пока не войдет в действие новая система.



5. Если новая система будет удовлетворительной и не возникнет никаких серьезных трудностей, СССР, по-видимому, начнет разрабатывать первоочередную программу по производству этого оружия.

Возможно, у СССР на пусковых установках будет следующее количество МБР (сравнимые данные текущего плана ОРВ 11-8-61 даны в скобках[6]):

  

Проктор сообщил, что необходимо получить больше информации о полномочиях источника, «потому что принятие (его отчета) как точного отражения состояния советской программы МБР существенно изменит нашу оценку и может вызвать важные изменения в политике США. Необходимо, чтобы те, кто оценивает масштабы этой программы, имели доступ ко всей возможной информации, чтобы мы могли независимо судить об истинности этого отчета».

После серьезного обсуждения Джек Мори и Дик Хелмс решили не сообщать больше никаких подробностей. Это могло привести к раскрытию автора отчета. Их серьезно беспокоило, как бы дальнейшее обсуждение личности информатора, где он работает и откуда получил этот материал, не скомпрометировало его.

В результате в июне не было произведено переоценки числа советских стратегических ракет. Однако ОРВ от июня 1961 года в пояснительной сноске сообщал, что «мы располагаем информацией о том, что советская программа продвинулась вперед не так далеко, как пытаются нас убедить Хрущев и другие, и мы исследуем этот вопрос», — вспоминает Говард Стоэрц, ответственный за оценку советской программы по стратегическим ракетам Совета ОРВ. В 1989 году Стоэрц сказал в интервью:

— Информация Пеньковского помогла свести воедино всю информацию, которой мы располагали, и мы смогли лучше понять, как выглядела советская программа. Эксперт всегда хочет понять советскую программу. В течение длительного времени мы получали довольно много технической информации. Она была неполной. Она в каком-то отношении была противоречивой и трудной для обработки. Насколько я помню, только информация Пеньковского сообщала данные о советских планах по поводу межконтинентальных ракет. Он передал, что у Советского Союза существует-таки серьезная программа — это мы знали и из других источников, — но что она движется вперед гораздо медленнее, чем мы предсказывали. Это и было решающим объяснением{93}.

Достоверность информации, правдивость информатора были тщательнейшим образом проверены, и мне доложили, что и источник информации, и сам материал заслуживают доверия. У меня не было данных для вынесения решения. Таким образом, я не мог использовать эту информацию в полной мере. Я мог бы разобраться в фотографии, сделанной У-2. Существует эксперт, который может мне объяснить, что на ней изображено. С этим информатором я никогда не говорил и не имел никакой возможности выяснить, кто он. Это спасает ему жизнь, но в определенной мере снижает его полезность для меня. Я учитываю все, что он говорит, но ищу других подтверждений»{94}.

Аналитики все же считали, что в чем-то есть пробел. Советская программа по ракетам, казалось бы, должна была продвинуться дальше, и спутниковые фотографии должны показывать большее количество ракетных баз. Где они? Может быть, как предполагали в ВВС, эти ракеты спрятаны? Один из членов сообщества пошутил, что военно-воздушные силы каждое облако, каждый дефект спутниковой фотографии засчитывают как советскую ракетную базу.

Июньский отчет разведывательного ведомства был поворотным пунктом, когда была пересмотрена завышенная оценка производства советских ракет{95}. В распоряжение аналитиков поступили новые фотографии спутниковой программы «Дискаверер», которые впервые подтвердили существование действующих советских ракетных баз в Плесецке, к югу от Архангельска, около Баренцева моря.

Спутниковая разведка проекта «Дискаверер» наряду с сообщениями Пеньковского вынуждали провести переоценку. Программа «Дискаверер» существовала с 1958 года и после серии неудач в августе 1960 начала передавать фотографии. «Дискаверер» установила, как выглядят советские ракетные базы МБР, это позволило аналитикам исключить ракетные базы, в существовании которых они не были уверены. Они сократили число баз МБР СС-6 до десяти — четырнадцати{96}.

6

Цифры в ОРВ были установлены не на основе точных данных. Серия 11 относилась к советским стратегическим силам.