Русский

Серж улыбнулся, прижал телефон к щеке и поехал в артистический клуб, где у него была назначена встреча.

Глава третья

Артистический клуб «А12» собирал в свои стены художников-нонконформистов и музыкантов авангардных рок-групп, модных критиков и журналистов эпатажных изданий. А также богемную публику, прожигавшую жизни в соседстве с экзальтированными творцами, которые нуждались в обожателях и поклонниках. Серж явился в «А12» на встречу с продюсером и дельцом шоу-бизнеса, известным под кличкой Вавила. Тот настоятельно требовал свидания, обещая сделать Сержу заманчивое предложение.

С мороза он вошел в теплое, мягко освещенное помещение, пахнущее сладковатой, едва ощутимой прелью. Так пахнут уголки тропических парков, где влажно истлевают остатки плодов и листьев, опавших лепестков и нераскрытых бутонов.

В зале были расставлены столики, за которыми завсегдатаи попивали крепкие коктейли. Праздно болтали, сыпали пепел сигарет на рубахи и куртки. Рука, сжимавшая горящую сигарету, обнимала за шею женщину, и ее волосы наполнялись синим тягучим дымом.

Серж с порога бегло оглядел зал, отмечая присутствие известного стилиста, делающего из провинциальных дурнушек ослепительных примадонн. Фотографа эротического журнала, снимавшего обнаженных звезд на фоне новейших марок «вольво» и «мерседесов». Модельера, привносящего в моду элементы гей-культуры. Поэта-абсурдиста, чьи безумные стихи гуляли по Интернету. На маленькой сцене шли приготовления к перформансу, которым хозяева клуба хотели порадовать посетителей. Среди этого негромкого гама, дыма, блеска стаканов и рюмок навстречу ему поднимался Вавила, делая издалека черпающий взмах огромной руки, словно хотел от порога перенести Сержа за свой столик.

– Привет, гений! – Вавила сгреб Сержа в объятия, и тот почувствовал рыхлость дышащего живота и запах, какой исходит от старых кожаных кресел. – Что будешь пить?

Вавила был крупный, изношенный, неопрятный, с заплывшим экземным лицом, на котором висели нечесаные усы и скомканная борода. Он напоминал морского льва, в складках жирной кожи, с едва различимыми глазками. Еще он был похож на старого байкера, расставшегося с мотоциклом и неистовыми ведьмами, которые, вцепившись в его спину, визжат от восторга, перевертываясь в воздухе в момент аварии.

– Так что будешь пить? – повторил он, кивая на свой стакан, где на донце желтел коньяк.

К ним подошла официантка Астор, тонкая, с приоткрытой грудью мулатка. Серж залюбовался ее гибкими смуглыми руками, вырезом платья с лунно-фиолетовой лункой и пухлыми африканскими губами, среди которых ослепительно блестели зубы и влажно краснел язык.

– Свежевыжатый сок авокадо. – Серж мимолетно коснулся ее руки с сиреневыми ногтями и бледными подушечками пальцев. – Сделай первый глоток, чтобы было слаще.

– Лучше я сделаю последний, – усмехнулась Астор, показав свой страстный африканский язык.

Они сидели с Вавилой, который сосал сквозь усы коньяк, а Серж, окунув трубочку в зеленую сладкую пену, впитывал приторную душистую струйку.

– Слушай, Серж, есть большие деньги, очень большие! И большое дело, очень большое! – Вавила говорил, захлебываясь, словно тонул в нахлынувшем на него богатстве. – Один человек, очень большой человек, хочет вложить деньги в суперпроект. Ты меня слышишь? – Он раздраженно требовал внимания, потому что Серж отвлекся, наблюдая, как стилист, кокетливо виляя бедрами, приглаживая петушиный кок, переходил к соседнему столику, где восседал рок-певец, выступающий в гей-клубах.

– Что за проект? – Серж всасывал сладкую мякоть, в которой чуть похрустывали крохотные семечки экзотического плода.

– Дискотека. Или ночной клуб. Или гигантский развлекательный центр. Все, вместе взятое, плюс Космос, плюс храм наслаждений, плюс центр магического искусства. Это все твое. Ты это можешь придумать!

– Что за человек и что за большие деньги?

– Ты о нем слышал. Керим Вагипов, азербайджанский тат. Держит рестораны, ночные клубы, вещевые рынки. Миллиардер. Построил дворец в Эмиратах за миллиард долларов «Чудо света». Хочет построить в Москве нечто грандиозное, еще одно «Чудо света». Ищет дизайнеров, балетмейстеров, знатоков спецэффектов. Это все твое. Ты сможешь предложить образ, родить метафору. Я о тебе говорил.

– Какие рынки держит Вагипов? – Серж испытал странное беспокойство, словно рядом пробежала едва уловимая тень.

– Несколько, вдоль Кольцевой дороги и в Москве. Самый большой «Райский рынок» на Щелковском шоссе.

Тень вновь пробежала. Серж вздрогнул от странного чувства, как если бы к нему приблизилась неведомая опасность. Третий раз за сегодняшний день он получил загадочное сообщение о рынке, на котором прежде никогда не бывал. Стрельчатая арка с торговцем в арабской чалме. Полуголый китаец на краю зловонного провала. И тот же китаец, возникший в черной пустоте телестудии. Он не знал, что было здесь явью, а что наваждением. О чем предупреждало его неясное беспокойство. Говорило о грозящей опасности или сулило небывалый успех.

– Ну, так что, гений? Согласен?

Серж не ответил. Был рад, что на сцене зажглись огни. Вышел известный критик и культуролог, опекавший авангардные направления в поэзии, и возвестил:

– Друзья, благодарим «А12» за возможность каждый раз, вновь и вновь, демонстрировать опыты, продвигающие новые формы, где синтез искусств позволяет увидеть предмет в его неожиданном, скрытом, а значит, истинном воплощении. Снятие оболочек с предмета является целью искусства, которое сегодня, как и в былые времена, штурмует истину.

Картинно взмахнув руками, культуролог отступил, и на сцену два ассистента вынесли толстую матерчатую куклу. Ее тулово было скрыто под тугими витками грубого бинта. Слабо угадывались голова, плечи, скрещенные на груди руки. Это был мертвец, замотанный в саван. Так изображался на фресках Лазарь, стоящий в глубине пещеры.

Один из ассистентов стал вращать куклу, а другой сматывал с нее витки белой ткани, которые падали на сцену рыхлым ворохом. По мере вращения кукла становилась все тоньше, явственнее проступали голова и острые плечи, виднелись босые ступни, топтавшиеся вокруг оси. Наконец, спал последний виток савана. Из него вышел голый человек с впалым животом, худыми ключицами и вялой мошонкой. Голова была лысой, губы мертвенно-синие, и глаза обведены могильной тенью. В человеке все узнали поэта Лубянчикова, снискавшего славу модного эпатажного стихослагателя. Он сделал шаг вперед и стал читать:

Лубянчиков раскланивался во все стороны, от чего мошонка его комично болталась, а потом убежал со сцены, тряся вислыми ягодицами. Ему вяло хлопали.

– За такое теперь не платят, – презрительно сплюнул в его сторону Вавила. Вновь страстно придвинулся к Сержу: – Ты понял, о чем я тебе сказал? Понял, какие грандиозные возможности открываются перед нами?

– Какие возможности? – рассеянно ответил Серж, ощущая невидимую, окружающую его реальность, которая подавала ему тревожные знаки.

На сцене между тем шли приготовления к следующему перформансу. Смуглый, с длинными смоляными волосами человек, похожий на индуса, размещал на сцене приспособления, штативы, натягивал бечевки и струны. Развешивал на них крупные морские раковины, плоды сушеной тыквы, узкие сухие дощечки. Там же оказался белый бычий череп с рогами и желтыми оскаленными зубами, обруч с натянутой кожей.