Страница 14 из 19
– На улицу, живо! – крикнула Анна-Мария и потянула плачущих близнецов от окон. – Пока живьем не сгорели.
Она схватила детей и бросилась вниз по лестнице и прочь из дома. Едва они показались на улице, на них посыпался град камней, гнилых овощей и зловонных фекалий. Магдалена следовала за матерью. Она упрямо встала в дверях и даже не думала увернуться от летевшей на нее грязи.
Внезапно один из камней ударил ей в лоб, Магдалена покачнулась, по правому виску ее побежал тонкий ручеек крови и стал стекать на платье. Казалось, она готова была в одиночку броситься на сборище крестьян и подмастерьев; пальцы ее вцепились в дверные косяки, губы шептали беззвучные проклятия. Но это длилось всего мгновение, после чего здравый смысл все же взял верх, и Магдалена бросилась вслед за матерью, которая уже спряталась с близнецами за поленницей.
Все произошло очень быстро. До сих пор Симон как вкопанный стоял за укрытием, но потом все-таки не выдержал. Не задумываясь больше ни на секунду, он выскочил из-за повозки и ринулся прямо на толпу.
– Трусливые шавки! – прорычал он. – Поджечь дом женщины с детьми – вот все, на что вы способны.
Юноши в изумлении развернулись. Когда они узнали Симона, глаза их вспыхнули неприкрытой ненавистью. Трое тут же ринулись на лекаря. Тот попытался удержать их на расстоянии, размахивая кинжалом. Острый как бритва клинок полукругом рассекал воздух, и противники отступили на шаг.
– Только подойдите, – прошипел Симон. – Отец мой этим ножом немало пальцев и рук отрезал. Одной больше, одной меньше – роли не сыграет.
За спиной вдруг послышались быстрые шаги. Не успел Симон обернуться, как кто-то бросился на него всем весом и придавил к земле. К нему сразу же подскочили и остальные. Один из Бертхольдов замахнулся и обрушил кулак на лицо Симона, затем еще и еще, словно колотил по мешку пшеницы. Лекарь почувствовал во рту вкус крови, после четвертого удара в глазах потемнело. Шум и крики стали теперь какими-то приглушенными, взор, словно дымом, начал застилать черный туман.
«Они забьют меня до смерти. Забьют до смерти, как бешеную собаку. Вот он, конец…»
В следующее мгновение прогремел гром, и Симон, словно во сне, почувствовал, как на лицо капнуло что-то холодное. Он с некоторым запозданием понял, что это капли дождя. Плотные, тяжелые капли все кучнее ударялись о землю, и вскоре на лекаря и его противников обрушился яростный ливень, обратив землю вокруг в грязную жижу.
– Именем Его княжеского величества, прекратить сейчас же!
Голос прогремел так громко, что слышен был даже в реве дождя. Лежа в грязи, Симон повернул голову и, словно в тумане, увидел всадника. Лекарь несколько раз моргнул и сквозь кровавую пелену разглядел наконец, что верхом на лошади сидел судебный секретарь Иоганн Лехнер. Черный плащ его вымок насквозь, и волосы слиплись на лбу, но, несмотря на ужасный ливень, представитель курфюрста казался сейчас разгневанным, требующим безоговорочного поклонения божеством. Как представителя высшей власти в Шонгау, его сопровождала дюжина стражников, направивших на бунтарей заряженные мушкеты. Судя по их лицам, стоять здесь посреди ночи и под проливным дождем удовольствия им явно не доставляло. Да и сам секретарь всем своим видом показывал, насколько был недоволен тем, что его вынудили покинуть герцогский замок, где он и замещал курфюрста в его отсутствие.
– Даю вам ровно минуту, чтобы убраться, – тихим голосом проговорил Лехнер. – После чего прикажу открыть огонь. Ясно вам?
Послышался шепот, затем торопливые шаги – неудавшиеся судьи скрылись во тьме. Всего через несколько секунд площадка перед домом Куизля опустела, словно там и не было никого. Лишь несколько брошенных мешков и затушенных факелов напоминали о пережитом кошмаре, и демоническая маска злобно скалилась на Симона из лужи конской мочи вперемешку с дождевой водой. На крыше еще дрожало несколько язычков пламени, но в целом мощный ливень затушил пожар.
– Господи, да залейте вы уже эту крышу, пока огонь снова не разгорелся! – крикнул секретарь на стражников. – Проклятые судилища… Чума забери это холопье!
Стражники наполнили в ближайшем колодце несколько ведер, влезли по лестнице на чердак и принялись заливать последние очаги пламени. Некоторые помогли Анне-Марии вывести из сарая коров, которые мычали, обезумев от страха, и бились о деревянные заграждения. Магдалена с безопасного расстояния смотрела на дымящуюся крышу и вполголоса утешала близнецов, те плакали и зарылись лицами в юбку старшей сестры. На лице у Магдалены застыло бесстрастное выражение.
– Они за это заплатят! – прошипела она наконец и вытерла кровь со лба. – Отец их всех перевешает. Клянусь!
Симон тем временем поднялся и проковылял к Магдалене. Он склонился над близнецами и бегло их осмотрел. Маленький Георг беспрестанно кашлял – видимо, наглотался дыма.
Тучи пролили несколько последних капель, и дождь прекратился. Лишь где-то вдали, словно армейские барабаны, еще слышались раскаты грома, то затихали, то нарастали снова.
– Фронвизер, Фронвизер…
Иоганн Лехнер сочувственно и при этом немного лукаво взглянул на Симона с высоты седла.
– Мне от вас одни заботы. Вот теперь я должен вскакивать посреди ночи, чтобы спасти вашу никчемную шкуру. – Он показал на дымящуюся крышу. – Если бы не дождь, весь город мог бы в пепел превратиться. А все из-за одной упрямой девки.
– Ваше превосходительство… – начал Симон.
Но Лехнер тут же отмахнулся.
– Я знаю, что здесь произошло. И знаю, кто за этим стоит. – Он низко наклонился в седле и взглянул на Симона, как на маленького непослушного мальчишку. – Но, поверьте мне, рано или поздно что-нибудь такое должно было произойти. Я вам разве не говорил уже несколько раз, чтобы вы прекратили свои шашни с дочерью Куизля? Иначе люди вас никогда в покое не оставят… – Лехнер вздохнул. – В этот раз я успел вас спасти, потому что на кону стояло еще и благополучие города. Но в следующий раз вы будете сами за себя. И тогда помилуй вас Господь.
Симон был слишком слаб, чтобы ответить. Губы его слиплись от набежавшей крови. Левый глаз полностью заплыл, а вся правая сторона лица в ближайшие полчаса, вероятно, расцветет всеми цветами радуги. Все тело налилось такой усталостью, словно юношу протащили под мельничным камнем. Вначале от потрясения и страха за Магдалену он даже не думал о боли, но теперь она обрушилась на него водопадом. Лекарь тщетно пытался придумать подобающий ответ.
– И это все? – Магдалена встала перед лошадью Лехнера. Лицо ее покраснело от злости. – Эти скоты нам чуть дом не сожгли, Симона избили до полусмерти, Бертхольд собственную служанку отравил, а вы нам мораль читаете?
Лехнер пожал плечами.
– Так мне их всех надо было за решетку упрятать? Скоро урожай собирать, не могу же я поля запустить. Быть может, и следовало выставить Бертхольда у позорного столба. Да, возможно. – Он задумчиво склонил голову. – Но для начала мне пришлось бы доказать его вину. А он, как и все, измазал лицо, и никто из крестьян не станет выдавать пекаря, которому год за годом продавали муку. Можете мне поверить, процесс этот затянулся бы до бесконечности и все равно ни к чему не привел бы. К тому же люди, в общем-то, правы.
Он развернул лошадь и направил ее обратно в город. Но, уже на ходу, еще раз оглянулся и едва ли не с сочувствием покачал головой.
– Лекарь и дочь палача – это ни в какие рамки не укладывается. Должны же быть хоть какие-то правила. Магдалена, поверь, твой отец со мной согласился бы.
Секретарь вместе со стражниками скрылся во мраке, и маленькая промокшая компания осталась в одиночестве. Над площадкой подул легкий ветерок и разогнал остатки дыма. Теперь, когда весь этот ад остался позади, вокруг стало тихо, как на кладбище. Анна-Мария молча качала близнецов на коленях.
– Ночь придется провести в сарае, – сказала она. – Завтра нужно будет убраться. Весь чердак в копоти.
Магдалена опешила.
– Как ты сказала? Они тебе крышу спалили, а ты тут же думаешь про уборку?