Страница 17 из 17
— Вы были на войне? — спросила Амелия. — Вы находились во Франции?
Он вдруг отвернулся. Не глядя на нее, Гренвилл подошел к журнальному столику перед золотистым диваном и взял бокал виски. Потом, словно не слыша Амелию, долго изучал напиток. И наконец, сказал:
— Я не люблю пить один. Уже поздно? Если не ошибаюсь, вы балуетесь бокальчиком бренди перед сном. Я разбил графин с бренди, но внизу есть еще множество бутылок.
Подняв голову, Гренвилл пристально посмотрел на Амелию. Его взгляд был смелым, двусмысленным и очень, очень мрачным.
Ужасная неловкость сковала Амелию.
— Сейчас полдень, Гренвилл.
Она горячо молилась, чтобы он не стал снова с ней заигрывать.
Потягивая виски, Гренвилл рассматривал Амелию поверх края бокала.
— Можно просто Саймон. Все равно присоединяйтесь ко мне. Пить в одиночку — отвратительная привычка. По-настоящему гадкая.
Она не собиралась пить с ним, особенно теперь, когда он находился в таком состоянии.
— И часто вы пьете в одиночку?
— Все время. — Гренвилл отсалютовал ей бокалом.
Что же с ним случилось? — думала Амелия. Почему он не успокаивает своих детей? Почему избегал семейной жизни, как рассказывала миссис Мердок?
— Ах, я вижу, что вы жалеете меня! — Глаза Гренвилла заблестели, и Амелия поняла, что он опять иронизирует.
— У вас горе. Естественно, я сочувствую вам.
Улыбка слетела с его лица.
— Это не то, о чем вы думаете.
Гренвилл залпом выпил оставшийся виски и направился к буфету, чуть не наступая на осколки графина.
Амелия испуганно вскрикнула:
— Гренвилл, осторожнее!
— Мне плевать на эти проклятые осколки!
Она замерла, потому что Гренвилл вдруг сорвался на крик и в его тоне ясно слышался гнев. Это произошло так внезапно, словно яркая молния прорезала небо. Ошеломленная Амелия в изумлении взглянула на Гренвилла, который обеими руками ухватился за буфет.
Ее вдруг захотелось броситься к Саймону, сжать его плечо и спросить, что с ним не так. Но вместо этого Амелия лишь облизнула пересохшие губы и спросила:
— С вами все в порядке?
— Нет. — Он налил еще виски, двигаясь угловато, будто скованный яростью. Потом медленно повернулся к Амелии. — Почему вы здесь?
Она замялась:
— Вы не выходили из своих комнат несколько дней. Вы давно не видели своих детей.
— Верно, не видел, — насмешливо согласился он. — И вы — здесь, чтобы спасти меня от себя самого?
— Да.
— Ага, теперь мы честны друг с другом, — заметил Гренвилл, и его глаза потемнели.
— Когда вы стали таким мрачным — таким циничным — таким несчастным? — вырвалось у Амелии.
Он тут же встрепенулся. И Амелия увидела, как его захлестнула волна гнева. Налив себе еще виски и залпом осушив бокал, он с громким стуком поставил его на стол.
— А вам когда-нибудь приходило в голову, что оставаться здесь — наедине со мной — опасно?
Она задрожала:
— Да, приходило.
— Я не испытываю ни малейшего желания быть спасенным. Вам лучше уйти.
— Не думаю, что мне стоит оставлять вас в таком состоянии.
Гренвилл скрестил руки на широкой груди и медленно расплылся в улыбке:
— Я ошибался. Вы изменились. Та девочка, которую я знал когда-то, была ужасно уступчивой. Она казалась воском в моих руках. А теперь я вижу перед собой упрямую и назойливую женщину.
Его слова пронзили Амелию, как кинжалом.
— Вы страдаете, вот и кидаетесь на всех вокруг.
Он холодно засмеялся над ней:
— Думайте, что хотите.
Амелия понаблюдала, как Гренвилл наливает себе еще один бокал виски, с трудом удерживаясь от желания отнять у него выпивку.
— Я знаю, вы глубоко опечалены. Ваши дети тоже скорбят. Но горе не дает вам права вести себя как избалованный ребенок.
Он бросил на нее грозный взгляд:
— Да как вы смеете отчитывать меня!
— Кто-то должен хорошенько встряхнуть вас и привести в чувство! — в отчаянии вскричала Амелия.
Саймон твердой рукой поставил бокал на стол, на сей раз оставив виски нетронутым.
— Уж вы-то никогда не боялись меня. Даже когда вам было шестнадцать, когда вы были наивной и чистой, как младенец, у вас всегда хватало храбрости, которую мне не удается отыскать в большинстве женщин и большинстве мужчин.
Она была непреклонна:
— Я не собираюсь обсуждать прошлое.
— Но вы действительно внушали мне некоторый страх. Вы все еще склонны наводить ужас? — Его тон казался насмешливым, но взгляд оставался твердым и решительным.
— Гренвилл, в данный момент вы не смогли бы никого напугать.
— Нет, это действительно меня занимает! Я смотрю на вас и вижу ту доверчивую, милую девочку — но потом вдруг обнаруживаю себя стоящим перед языкастой злобной ведьмой!
Амелия вспыхнула:
— Можете оскорблять меня, если вам от этого становится легче! Но я на самом деле не желаю обсуждать прошлое.
— Почему? Оно — здесь, так и маячит между нами, и уже нельзя не замечать очевидного.
— То, что произошло, давно закончилось, и я забыла абсолютно все.
— Лгунья! — бросил Гренвилл, а когда Амелия испуганно вздрогнула, тихо добавил: — Ведь вы пришли сюда, в мои комнаты, когда вас никто не звал, пытаясь спасти меня… Если не знать вас так хорошо, как я, можно сделать весьма недвусмысленный вывод.
Амелия почувствовала, как запылало лицо. А он невозмутимо продолжал:
— Вы и правда хотите начать с того места, где мы когда-то остановились?
Она вскрикнула от негодования, едва удержавшись, чтобы не броситься к Гренвиллу и не влепить ему пощечину.
— Вы ведь знаете, я не настолько глупа, чтобы пойти на это! Как вы можете так со мной говорить, если прекрасно понимаете, что я пришла сюда, чтобы помочь?
— Да, я действительно знаю вас очень хорошо… Вы вечно во все вмешиваетесь из-за своей доброты. На днях это выглядело довольно мило. Сейчас, однако, я никак не могу решить, возражаю я против этого или нет.
— Но кто-то должен вмешаться, Гренвилл, ведь вы — отнюдь не холостяк, который волен ни в чем себе не отказывать. У вас есть семья, о которой нужно позаботиться. У вас есть обязанности по отношению к родным.
— Ах да, обязанности — ваша излюбленная тема! Кто лучше вас прочитает мне нотации? Вы все еще ухаживаете за матерью одна? Насколько я помню, Джулианна всегда была слишком занята своими книгами и собраниями, чтобы хоть чем-то вам помогать.
— Это — моя мать. Конечно, я ухаживаю за ней. А Джулианна теперь замужем за графом Бедфордским.
Гренвилл вздрогнул от неожиданности:
— Так маленькая Джулианна вышла замуж за Доминика Педжета?
— Да. И у них ребенок.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Что ж, заботы о матери — благое дело, с этим не поспоришь, — но время летит быстро, Амелия, а вы все не замужем.
Она скрестила руки на груди, словно защищаясь.
— Меня все устраивает.
Амелия и не заметила, как они перешли к такой глубоко личной теме.
— Вы нужны своим детям. Именно поэтому я пришла. Это единственная причина, по которой я — здесь.
Но его улыбка была полна скепсиса.
— Думаю, вы здесь по нескольким причинам. — Он снова стал потягивать виски. — Полагаю, что вы — сострадательная женщина и в данный момент вы щедро изливаете свое сострадание на меня.
А он был не так пьян, подумала Амелия.
— Вы скорбите. Вы потеряли жену. Разумеется, я испытываю по отношению к вам сострадание, — согласилась девушка. — Вы не видели своих детей со дня похорон их матери. Пришло время образумиться, Гренвилл.
Его ресницы опустились, и Амелия почувствовала, что он напряженно о чем-то размышляет.
— Пошлите за ужином. Я перестану пить, если вы присоединитесь ко мне. — Гренвилл улыбнулся ей. — Я от души наслаждаюсь вашей компанией, Амелия.
Она не верила своим ушам.
— Сначала вы флиртуете, потом впадаете в ярость, а теперь просите, чтобы я поужинала с вами?
— Почему бы и нет?
Дрожа всем телом, Амелия наконец-то заставила себя подойти к Гренвиллу. Тот удивленно вскинул брови. Она вырвала стакан из его руки, пролив виски и на себя, и на него. Это, похоже, только развеселило Гренвилла, а ее разозлило еще больше. Вспыхнув, Амелия возмущенно воскликнула:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.