Страница 5 из 18
Как начать войну? Потакайте своей скрытой жажде власти. Забудьте, что только сумасшедшие стремятся к власти ради нее самой. Пусть такой сумасшедший получит власть, даже если этот сумасшедший — вы сами. И пусть он действует, прикрывшись своей обычной маской нормальности. И вот, несмотря на то, будет ли эта маска соткана из заблуждений о защите или прикрыта теологической аурой закона, война придет.
Говачинский афоризм
Будильник разбудил Джорджа X. Маккая струей лимонного запаха. На какое-то мгновение пробуждающееся сознание обмануло его.
Маккаю показалось, что он все еще на Туталси, мягко покачивается на волнах планетарного океана на своем украшенном гирляндами острове. На его плавучем острове росли лимоны, здесь были берега, покрытые гибискусом и пушистые ковры пряного алиссума. Его тенистый коттедж лежал на пути пахучих морских ветров, и запах лимона…
Сознание Маккая пробудилось. Он был вовсе не Туталси со своей возлюбленной подругой, он лежал на тренированной собакопостели среди бронированных своих апартаментов на планете Централь Централей, он снова был в самом сердце Бюро Саботажа, он снова был на работе.
Маккай содрогнулся.
Сегодня погибнет планета, полная людей… сегодня или завтра.
Это случится, если кто-нибудь не распутает эту досадийскую тайну. Зная Говачинов настолько хорошо, как знал Маккай, можно было в этом не сомневаться. Говачины способны на самые жестокие решения, особенно если на карту поставлена честь их вида или по каким-нибудь другим причинам, которые другим разумным видам могут быть и не понятны. Билдун, его начальник Бюро, оценивал этот кризис точно так же. Со времени Калебанской проблемы такое чудовищное преступление еще не появлялось на горизонте Консента.
Кроме того, где же находится подвергающаяся опасности планета, эта Досади?
После ночи, когда сознание Маккая было подавлено сном, инструктаж о Досади снова со всей яркостью всплыл в его мозгу, как будто часть его продолжала работать и во сне, заостряя детали. Рапорт был составлен двумя оперативными работниками, один из которых был Врев, а другой — Лаклак. Эта пара была надежной и изобретательной. Их источники были отличными, хотя информация и считалась скудной. Кроме того, эта пара проявляла рвение в погоне за повышением, в то время как Вревы и Лаклаки намекали на дискриминацию своих видов. Рапорт требовал специальной проверки. Ни один агент Бюсаба, независимо от того, к какому разумному виду он принадлежит, не освобождался от некоторого внутреннего тестирования. Эта уловка была введена для того, чтобы ослабить Бюро и облегчить условия, позволяющие занять директорский пост.
Тем не менее, директором Бюсаба все еще был Билдун, представитель вида Пан Спечи в облике человека, четвертый с этим именем среди членов своей креш-ячейки. С первых слов Билдуна было ясно, что он верит полученному рапорту.
— Маккай, эта вещь может заставить людей и Говачинов вцепиться друг другу в горло.
Идиоматическое выражение было понятным, хотя фактически, чтобы привести такую угрозу в исполнение по отношению к Говачину, необходимо скорее нацелиться не на его горло, а на паховую область. Маккай уже познакомился с рапортом и не по некоторым подспудным чертам, к которым он стал чувствительным после длительного общения с Говачинами, разделял точку зрения Билдуна. Усевшись в серое собакокресло перед столом директора в маленьком кабинете без окон, который последнее время предпочитал Билдун, Маккай рассеянно перекладывал рапорт из одной руки в другую. Некоторое время спустя, осознав свою нервную привычку, он положил рапорт на стол. Рапорт был записан на мнемопроволоке, и специально тренированный сенс мог воспроизвести его, пропуская проволоку сквозь пальцы или какие-нибудь другие чувствительные придатки.
— Почему они не могут точно установить положение Досади? — спросил Маккай.
— Оно известно только Калебанцам.
— Ну что ж, они…
— Калебанцы отказываются предоставить эти данные.
Маккай пристально посмотрел через стол на Билдуна.
На полированной поверхности стола виднелся второй, отраженный образ директора Бюсаба, перевернутое изображение, в точности повторяющее прямое. Маккай посмотрел на отражение. Если не концентрировать внимание на фасетчатых глазах Билдуна (как же они похожи на глаза насекомого!), этот Пан Спечи ничем не отличался от мужского представителя человеческого рода с темными волосами и приятным круглым лицом. Может быть, он имел в себе даже что-то большее от человека, чем просто плоть, которой придали человеческую форму. На лице Билдуна отражались эмоции, которые Маккай читал в человеческих терминах. Директор выглядел раздраженным.
Маккай был озабочен.
— Отказываются?
— Калебанцы не отрицают, что Досади существует и что эта планета подвергается опасности. Они только отказываются обсуждать эту проблему.
— Значит, мы имеем дело с калебанским контрактом, и они подчиняются условиям этого контракта.
Вспоминая как раз этот разговор с Билдуном, Маккай проснулся в своих апартаментах и, лежа, тихо размышлял. Является ли Досади каким-то новым продолжением калебанского вопроса?
МЫ ВПРАВЕ БОЯТЬСЯ ТОГО, ЧЕГО НЕ ПОНИМАЕМ.
Тайна Калебанцев ускользала от исследователей конфедерации Консент слишком долго. Маккай подумал о своем недавнем разговоре с Фанни Мэ. В тот момент, когда думаешь, что тебе удалось ухватить нечто конкретное, оно проскальзывает между пальцами. До того как Калебаны подарили миру прыжковые двери, Консент был небольшой федерацией известных чувствующих видов существ. Вселенная была замкнута в поделенном на участки пространстве с известными размерами. В те дни Консент рос подобно растущим пузырям, он был линейным.
Калебанские прыжковые двери придали всем аспектам жизни взрывное ускорение, они стали немедленным разрушительным орудием власти. Они добавили бесконечное число полезных измерений, они подразумевали многое другое, едва-едва понятное. Пройдя через прыжковую дверь, вы могли попасть из комнаты на Туталси в коридор здесь, на Централи Централей. Вы входили в прыжковую дверь здесь и оказывались в саду на Пагинуи. Соответствующее этому «нормальное пространство» может измеряться в световых годах или парсеках, но переход из одного места в другое игнорировал эти старые концепции. До сего дня исследователи Консента не понимали, как работают прыжковые двери. Такие понятия, как «релятивистское пространство», не объясняли этого феномена; они только добавляли таинственности.
Маккай раздраженно заскрипел зубами. Попытки понять Калебанцев неизбежно вызывали у него раздражение. Какой смысл думать о Калебанцах как о видимых звездах в том пространстве, в котором находится и его тело? Он мог взглянуть вверх с любой планеты, куда перенесет его прыжковая дверь, и осмотреть ночное небо. Видимые звезды, увы, да. Это Калебанцы. И что же из этого следует?
Существовала имеющая многих сторонников теория, что Калебанцы являются всего лишь более сложным аспектом таких же загадочных Тапризиотов. Федерация приняла и нанимала Тапризиотов уже тысячи стандартных лет. Тапризиоты имели размеры и форму чувствующих существ. Они были похожи, ровно срезанные сверху и снизу, на обрубки стволов деревьев со странно торчащими короткими конечностями. На ощупь Тапризиоты были теплыми и эластичными. Ну и конечно, они были дружественными партнерами по Консенту. Как Калебанцы переносили ваше тело через парсеки расстояния, Тапризиоты переносили через те же парсеки ваше сознание, чтобы слить с другим сознанием.
Тапризиоты представляли собой устройства связи.
Однако общепринятая теория гласила, что Тапризиоты появились, чтобы подготовить федерацию Консент к Калебанцам.
Опасно было считать Тапризиотов всего лишь удобным средством связи. Точно так же опасно думать о Калебанцах, как о «транспортных средствах». Взгляните только на социально-разрушительный эффект прыжковых дверей! А когда вы нанимали Тапризиота, у вас тоже постоянно было перед глазами напоминание об опасности: коммуникационный транс, который превращал вас в дергающегося зомби на время сеанса. Но… ни Калебанцы, ни Тапризиоты не должны приниматься безоговорочно.