Страница 2 из 28
КИНООПЕРАТОР. Это в дирекцию, это в местком, я пас, всё пора менять. До свиданья, девушки, до среды.
НАДЮША. До свиданья, заходите.
ЖЕНЬКА. Всем спасибо, всем пожалуйста, вот что такое интеллектуал.
ЛЕЛЯ. Книжки в красный уголок.
ЖЕНЬКА. А Надюша, видели? Ну оторва!
НАДЮША. А что такое, разъясни.
ЖЕНЬКА. Скажите, кинооператором интересно работать?
НАДЮША. На себя лучше обрати внимание.
ЖЕНЬКА. Если у него что-нибудь получится – представляете? Приходишь в кино с молодым человеком, и вдруг он видит тебя на экране. Скромное обаяние, простая, на первый взгляд, девушка.
НАДЮША. А кровати кто обратно поставит?
ЛЕЛЯ. Бибичев обещал ребят прислать.
ЖЕНЬКА. Как им нужно – пожалуйста, а как нам – никого. Ир, помоги!
ИРИНА (она разговаривает медленно. Мысли ее не здесь). А эти киножурналы только у нас показывают?
ЖЕНЬКА. Может, и в заграницу пошлют. Ты напиши своему. Супругу.
ИРИНА. Сегодня выхожу из проходной, думаю: там ничего этого не будет. Ничего. Все чужое. И на всю жизнь…
ЖЕНЬКА. Кого посылаем?.. Вот я бы поехала! И сготовлю, и спляшу, и варежки свяжу.
ЛЕЛЯ. Тебя там не хватало! Стыда не оберешься на всю Европу.
ИРИНА. Леля, скажи, ты бы поехала?
ЛЕЛЯ. Я бы не поехала. А ты поедешь.
ИРИНА. Почему?
ЛЕЛЯ. Потому что ты ненормальная.
НАДЮША. Где мои «Крокодилы»? Восемь штук было…
ИРИНА. Если бы я была уверена. А я знаю, что он меня все равно разлюбит.
ЖЕНЬКА. Псих! Ты поможешь или нет?
ИРИНА. Встречались мы с ним в нашем клубе. Гуляли в нашем саду. Он иностранный студент. Я русская девушка. Я ему казалась чем-то таким… А там буду совсем другая.
ЛЕЛЯ. Если ты ему не веришь, как же ты можешь ехать?
ИРИНА. Вот я и говорю…
ЛЕЛЯ. Книжки – в красный уголок. Давайте.
ЖЕНЬКА. Можно подумать – здесь умные люди живут. Полбиблиотеки собрали.
Девушки стали выносить книги. Вошел Бибичев.
БИБИЧЕВ. Комелькова, задержись.
Леля осталась.
БИБИЧЕВ. Чего же бледная такая… Погуляла бы немного. Кислород необходим.
ЛЕЛЯ. Ладно, Юра. Если по делу – говори.
БИБИЧЕВ. По делу, по делу… В общем, так. Звонили из «Комсомольской правды». Просили, чтобы кто-нибудь написал в газету статью под названием: «Нам стыдно за подругу». О девушке, которая относится легкомысленно, в общем, о моральном облике.
ЛЕЛЯ. А я тут при чем?
БИБИЧЕВ. Ты лучший комсогрупорг. Кому же писать, как не тебе.
ЛЕЛЯ. Нашел фельетониста. Я и писать-то не умею.
БИБИЧЕВ. Кандидатуру нужно подобрать. Чего греха таить, что, нету у нас таких, что ли? Лель! Навалом! Эта вот. (Показывает на Надюшину койку.) Подарок… Да? Нет? Эта вот… замуж в заграницу собралась… Здесь никого себе не нашла.
ЛЕЛЯ. А почему обязательно из нашей группы?
БИБИЧЕВ. Давай из другой. Из какой? Тогда почему не из вашей? Потому что для киножурнала снялись? Наоборот, хорошо. Не боимся критиковать авторитеты.
ЛЕЛЯ. Я писать не буду.
БИБИЧЕВ. Леля! Там просили. Там очень просили. Чтобы в результате статьи каждый оглянулся на себя… Спросил бы себя честно, по-комсомольски: а правильно ли он живет сам?.. А нет ли подобных среди подруг, друзей?.. Кто-нибудь все равно напишет. Какой-нибудь корреспондент. Лучше уж мы сами.
Леля молчала.
А насчет кандидатуры подумай, Леля. Серьезно подумай. Хорошенько приглядись.
Вошли Надюша, Женька, Ирина.
НАДЮША. А кровати кто обратно поставит?
ЖЕНЬКА. А Бибичев ребят обещал прислать – молодых, стройных, высоких…
БИБИЧЕВ. А ну! (Помогает поставить кровати. Лихо, весело.) Ну, я пошел.
ЛЕЛЯ. Подожди, подожди.
БИБИЧЕВ. Леля! Леля, ты что?
ЛЕЛЯ. А с детским садом как быть?
БИБИЧЕВ. Я же говорил – позвоните.
ЛЕЛЯ. Я звонить не буду.
БИБИЧЕВ (вздохнул). Так надо, Леля. Понимаешь? Надо! У меня все. (Уходит.)
ЖЕНЬКА. Подруга! По правде не проживешь. Учись у Надюшки.
НАДЮША. Что это – у меня?
ЖЕНЬКА. Иди-иди, расскажи Феденькиной матери, как ты к оператору подъезжала.
ИРИНА. Сказали бы по-честному: в садик не ходим, сниматься не будем.
ЛЕЛЯ. Только что на бюро отчитывалась.
ЖЕНЬКА. Вот, не надо врать вам, комсоргам.
Взяла зеркало, принялась наводить красоту.
ЛЕЛЯ. Шла бы ты… мазаться в умывальную.
ЖЕНЬКА (раскинув руки). Повторяем танец. Па-де-зефир. Движение ветерка. (Напевая мелодию, танцует.)
ЛЕЛЯ. Почему вчера на комсомольском собрании не была? Стали проверять – тебя нет.
ЖЕНЬКА. Я была. Прения начались, я ушла.
ЛЕЛЯ. Почему?
ЖЕНЬКА. Скучно стало, подруга.
ЛЕЛЯ. А от кого это зависит? От нас же самих.
ЖЕНЬКА. Что от нас зависит? Позовут – мы проголосуем.
НАДЮША. Чья бы корова… Только и делаешь – всех критикуешь.
ЖЕНЬКА. А если у меня критическое направление ума?
НАДЮША. Критиковать легче, чем делать.
ЖЕНЬКА. Хватит! Надоело. Счастливо оставаться!
ЛЕЛЯ. Куда?
ЖЕНЬКА. В клуб «Первое мая».
ЛЕЛЯ. Смотри, Женя, смотри.
ЖЕНЬКА. Чего это мне смотреть?
ЛЕЛЯ. Каждый раз попадаешь в какую-нибудь историю.
ЖЕНЬКА. А я виновата, что ко мне пристают?
ЛЕЛЯ. Ко мне что-то никто не пристает.
ЖЕНЬКА. Нашла чем хвалиться.
ЛЕЛЯ. Потому что я знаю им цену.
ЖЕНЬКА. Я тоже знаю, не волнуйся.
ИРИНА. Девки! Да что вы такое говорите! Слушать страшно. Люди всем жертвовали ради любви, сколько таких примеров! Я даже предание такое читала: в мире разбросаны половинки. И эти половинки всю жизнь ищут друг друга. И только когда они встретятся…
ЖЕНЬКА. Дочиталась. Салют, девы! (Ушла.)
В клубных небесах заливался эстрадный оркестрик тех лет. Скрещивались, вспыхивали лучи клубных прожекторов.
А в общежитии уже полутемно. Светится переплет стеклянного окошка, выходящего в коридор. Девушки спят. Только Женькина койка пуста.
ИРИНА (поднимается на постели). Девочки!.. (Ей не отвечают.) Девочки!
ЛЕЛЯ (не сразу). Что?
ИРИНА. Я еду.
НАДЮША. Черт, только заснула…
ИРИНА. Надюша! Я решила. Еду!
НАДЮША. Счастливая…
ИРИНА. Не знаю.
НАДЮША. Господи! Мне бы уехать куда-нибудь… Закатиться. Другой дом, другие люди. А какие – неизвестно. Хуже нет, когда заранее все известно. (Поднялась в сорочке, пошла к шкафу.) Целая банка варенья была. Все съели. (Присела за стол, доскребает.) Вот – Федя. Он меня любит. И я его люблю. И мама его, Анна Петровна, меня тоже любит. И я знаю, как мы будем жить. Вот так – шкаф, так – тумбочка… А могло быть по-другому! Открывается дверь, и заходит какой-то человек…
ЛЕЛЯ. Мужчина.
НАДЮША. И говорит: «Надежда! Идем». Не стану спрашивать, куда. Пойду.
ЛЕЛЯ. Иждивенческие настроения. Кто-то придет, кто-то позовет. А сама ты что, уж не человек?
ИРИНА. Смотри, Надька. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.
НАДЮША. Феденька – мой!
ИРИНА. Как ты странно говоришь – «мой». Если по-настоящему любишь – всегда, наверно, кажется, что ты недостойна его.
НАДЮША. Глупо.
ИРИНА. Ведь если ты его любишь, то считаешь самым лучшим человеком. Так?
НАДЮША. Ну?
ИРИНА. А он почему-то вдруг любит тебя!
НАДЮША. Значит, он тоже считает тебя самым лучшим человеком. Только не разубеждай его в этом.
ИРИНА. По-моему, есть два вида любви. Одни думают только о том, что они могут получить от любимого, а другие – что они могут дать любимому человеку.