Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 89

А зима здесь снежная, холодная, ветреная. Господствуют леденящие тело и душу сухие ветры от норда и веста. Они сопровождаются неожиданными шквалами и снегопадами, сие мы изрядно часто испытываем на собственных шкурах.

Беседу с ребятами о Лабрадоре я провел, а утром возник конфликт с собственным старшим помощником. Пришел на мостик, а у него с четвертым штурманом раздор. Мчится старпом с кормового мостика, где он спускал трал, в рулевую рубку и едва не набрасывается с кулаками на Толю Янукова, по дороге едва меня не сшиб… Порывистый парень. Смотрю вокруг — едва, оказывается, не врезали в иностранца, француз, кажется. Пришлось отворачивать со спущенным тралом, того и гляди, получим заверт… Гриша матерится на Янукова, тот огрызается, бордель, одним словом, а не мостик порядочного парохода. Одернул я четвертого штурмана, скомандовал: «Десять лево!» И тут Гриша, потеряв голову, никак остыть не может херсонец, кричит рулевому: «Не надо «десять лево»! Так держать!» Рулевой обалдело переводит глаза с капитана на старпома и обратно, а я спокойно спрашиваю Григорьича о том, кто учил его спорить с капитаном… Чиф задохнулся от подавленного крика, но сдержаться не сумел, выскочил из рубки. Пусть проветрится, тем более и вахта его кончилась, заступил третий штурман.

А трал вытащили благополучно, с ним и двенадцать тонн трески.

Весь день старпом не попадался мне на глаза. Ждал, видимо, вызова на ковер, а я притворился, будто ничего не произошло, хотелось, чтоб Гриша первым сделал свой ход. Уже и помполит тревожно поглядывал на меня, пронюхал-таки Викторыч об утренней перепалке, но я его взглядов как бы не замечал.

Вечером постучали в дверь, и вошел старпом. «Погорячился я, Игорь Васильевич, вы извините, не сдержался…» «Чай будешь пить? — спросил я его. — У меня цейлонский». «А у меня варенье из малины, — оживился Гриша. — Принесу?» «Неси», — сказал я. И на этом порешил снять все вопросы… А чего бодягу разводить? Рыбаки мы или нет? Если он сам ко мне пришел и повинился — все понял, значит, и никакие мои другие слова пользы не принесут, напортят разве что.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Об этом событии мы узнавали недели за две или раньше.

Едва очередной траулер отдавал швартовы, чтобы бежать через Атлантику, из Мурманска уходила на промысел радиограмма: «Маяковскому» и «Некрасову», «Татищеву» и «Рязани», «Капитану Демидову», «Архангельску» и «Ориону» везут долгожданную почту.

И тогда на судах, ожидавших известий с берега, повышалась производительность труда… Рыбаки испытывали особенный подъем, считали дни, осаждали штурманов вопросами о местонахождении идущего в группу траулера, и это нетерпение порождало особого рода остервенение, которое они изливали на свою и без того нелегкую работу.

Наконец становилось известно, что БМРТ с почтой добрался до промысла. В эфире начинался спор о том, кому подойти к борту раньше, но флагман железной рукой, то бишь голосом, наводил порядок и определял очередность.

Впрочем, к борту никто не подходил, невеселое это удовольствие: швартоваться друг к другу в океане. Хватит с нас того, что мы подходим к плавбазам и транспортным рефрижераторам для перегрузки на них добытой и замороженной рыбы. Иногда и «холодильщики» привозят нам почту, особенно если есть посылки, но чаще всего эту хлопотную обязанность возлагают на своего же брата тралфлотовца. Начальству, видать, так удобнее…

А с пришедшего на промысел траулера забрать почту можно, только спустив шлюпку или с помощью… молочного бидона. Когда на море зыбайло, ветрище развел волну, шлюпку спускать опасно, да и ни к чему эти заботы, коль пришли из Мурманска лишь письма да газеты.

В этот раз осчастливил нас всех «Кивач». Когда узнали, что есть на нем для «Рязани» письма, я связался с Володей Дудченко по УКВ и спросил, когда он сможет поработать с нами.

Капитан «Кивача» мне нравился. Всегда подтянут, сдержан, не болтлив, высокого такта человек и английский знает в совершенстве.

Володя ответил, что передает посылки «Капитану Демидову», Дунаев, мол, уже готовит шлюпку к спуску, а потом подойдет в южную часть группы и сбросит для нас бидончик.

— Как ловится, Игорь Васильевич? — спросил меня Дудченко.

— Ловлю помалу, — сказал я. — Подойдешь — выдам все позиции.

Володя ответил мне английской пословицей, из которой я понял, что друг в беде — настоящий друг, и подумал, что зря он рано паникует, ведь еще и трал ни разу не намочил, а уж пророчествует так мрачно.





«Кивач» пришел к нам сам, и я оценил Володин поступок: по традиции за «почтарем» полагалось бегать тому, кому он был нужен.

Мы оба лежали в дрейфе. Поначалу я зашел так, чтоб «Кивач» оказался со стороны ветра, и, погасив инерцию, вырубил машину. Моя команда столпилась на борту, едва сдерживая нетерпение, боцман приготовил багры и «кошку», отрядил специальных матросов на бак и корму. На «Киваче» тем временем собирали нашу почту к недолгому путешествию по морю между бортами двух траулеров.

Поскольку сам не единожды доставлял почту на промысел, то доподлинно знал, как Володин помполит отобрал сейчас «рязанскую» корреспонденцию, сунул ее в пластиковый мешок, для надежности нахлобучил на сверток еще такой же, втиснул в молочный бидон, а затем тщательно задраил крышку, позаботившись о водонепроницаемости.

Теперь за дело принялся боцман «Кивача». Он взял у тралмастера несколько кухтылей-поплавков для верхней подборы трала, связал их вместе, дав некую слабину между ними, тогда их цеплять из воды сподручней, а затем намертво прикрепил всю эту поддерживающую снасть к контейнеру с почтой, будем называть сей бидончик «контейнером», оно и звучит солиднее, и в духе времени.

— Игорь Васильевич, — сказал в микрофон Дудченко, — мы готовы.

— Мы тоже, — ответил я и вышел на крыло мостика.

Кувыркаясь в воздухе, с борта «Кивача» полетел в море бидон, контейнер то есть, с почтой.

Команда моя затаила дыхание. Теперь надо было ждать, когда письма от жен и подруг сдрейфуют к нашему борту. Притихли разговоры, кое-кто нервно закурил, и все не сводили глаз с блестящей точки, окруженной кухтылями.

Точка близилась, близилась… Она вознамерилась было пройти по корме, но я дал ход машине и несколько осадил судно. «Контора» повалила на траловую палубу, все суетились, давали советы боцману, а тот, чувствуя себя героем дня, добродушно ухмылялся, а ежели советчики уж больно досаждали, он огрызался добрым, незлобивым матерком.

И вот почта на палубе. Боцман ловко подцепил кошкой за кухтыль и выволок все сооружение — на этом его роль кончалась. В дело вступал Викторыч; помполит. Он дал команду двум матросам из актива подхватить контейнер и важно зашагал к своей каюте, сопровождаемый гудящей от переполняющих ее эмоций толпой.

Коридор средней надстройки, где живет Дмитрий Викторыч, был забит до отказа, так и просилось на язык устаревшее выражение «как сельди в бочке»…

А помполит вскрыл контейнер, распечатал мешок, нашел директивные бумаги для себя лично, отделил письма от газет и журналов, последние он раздаст позже — и вот он, желанный миг: пачки писем в руках нашего комсорга, и тот звонким голосом начинает выкликать фамилии.

Потом Викторыч придет ко мне в каюту, разведет смущенно руками и вздохнет: не было для меня писем и в нынешней почте.

Но именно в тот раз мне и повезло. Писем я, правда, не получил, а вот встретить в открытом море живого гонца со свежими новостями — такое бывает не часто.

Через три дня после встречи с «Кивачом» я получил команду флагмана идти к плавбазе «Кольский луч» и сдать на нее пять тысяч центнеров рыбы. До полного груза в восемь тысяч у меня не хватало тонн двести, но с промысла уходить мы еще не собирались, и возможность освободить морозильные трюмы для новых подъемов рыбы была как нельзя кстати.

С погодой мне пофартило. Такая бывает редко в этой части Атлантики, где холодные воды Лабрадорского течения, идущего с севера, ударяются о гигантскую дугу повернувшего на восток Гольфстрима. Туманных дней здесь невпроворот. В прошлый раз швартовался я к «Севрыбе», так видимость была нулевая. Слышу, как вполголоса переговариваются на борту рефрижератора матросы, вызванные на швартовку, а самого судна не вижу. Врубил радар на шкалу «радиус видимости ноль восемь мили», попросил, чтоб «Севрыба» двинулась самым малым, уравнял с нею свой курс, и вот так, помалу к ней прижимаясь и согласуя действия с коллегой-капитаном, приблизился к рефрижератору вплотную…