Страница 60 из 89
— Сбросьте ход до малого, — распорядился капитан. — Пусть проскочит впереди нас…
Скорость уменьшили. Но, очевидно, так же поступили на встречном судне: пеленги по-прежнему не менялись.
— А зря мы сбросили ход, — сказал Минаев, выходя из штурманской рубки в рулевую, — ведь он видит нас справа, пусть и принимает меры, освобождает нам дорогу.
— А может, не видит, может, у него локатора нет, — возразил капитан. — Главное — мы сами приняли меры, ход уменьшили…
Минаев не стал спорить, как-никак, а сам капитан вышел на мостик, да и вахта его, старпома, кончилась. Он пожелал третьему штурману доброй вахты, как предписывала традиция, и спустился в кают-компанию позавтракать, вспомнив: буфетчица всегда ворчит, разогревая еду для постоянно опаздывающего с утренней вахты старпома.
Он допивал кофе, когда услыхал рядом рев чужой сирены, и едва отставил чашку, как «Грумант» содрогнулся от жестокого удара в левый борт. Минаев, чудом удержавшийся в кресле, увидел вдруг, как потемнело в крайних, слева, иллюминаторах. Удар пришелся немного впереди носовой надстройки, и форштевень чужака, пробив борт, на три-четыре метра вошел в тело «Груманта».
Второй удар последовал почти одновременно с первым. В иллюминаторы полыхнуло пламенем, дико закричала буфетчица, а Минаев бежал уже по трапу на мостик.
Как выяснилось при расследовании катастрофы, капитан танкера «Кэптин Джонс» видел неизвестное судно на своем правом борту, но решил, что избегнет столкновения, если возьмет резко вправо, пропустит его, а затем последует прежним курсом. Он и осуществил этот маневр, вернее, первую часть его: резко взял вправо, но радиус циркуляции оказался больше фактического расстояния между двумя судами, и «Кэптин Джонс» ударил траулер в район морозильного трюма.
Столкновение двух судов было только прологом. Трагедия началась, когда от удара взорвался носовой танк «Кэптина Джонса» с авиационным бензином. Это и был тот второй удар, когда закричала буфетчица.
Взрыв всюду разбросал огонь, ударил по мостику «Груманта», третий штурман, стоявший на левом крыле во время столкновения, был сброшен за борт и погиб первым.
Разрушенные переборки между танками выпустили нефть, она воспламенилась и стала окружать оба корабля огненным кольцом.
Танкер, а вместе с ним и «Грумант» горели. Команда танкера даже не пыталась спасти судно, спустила шлюпки и отошла в море.
На траулере хотели освободиться от «Кэптина Джонса», но от удара заклинило машину, а тут и пожар стал угрожать жизни людей.
Тушить огонь, бьющий из танкера, было бессмысленно. Люди «Груманта» собрались на шлюпочной палубе, и капитан отдал приказ оставить судно.
Радист передал в эфир СОС. Этот сигнал был принят сразу, к ним спешили на помощь… Но кто пробьется сквозь огонь, сомкнувшийся вокруг «Груманта»?
— Вот, Анатольевич, такие дела, — сказал капитан. — Надо спускать шлюпки правого борта. Ты пойдешь первым, старпом. Возьми это с собой…
Он протянул Минаеву пакет с судовыми документами и еще один, небольшой.
— Отдашь жене, Анатольевич, в случае чего… Жаль, нет шлюпок на корме, там вроде огня поменьше.
Люди «Груманта» были спокойны. Никто не кричал, не плакал, не ругался. И лишь буфетчица судорожно всхлипывала, прижимая к спасательному нагруднику судового кота.
Горела краска на бортах и надстройках. Дышать становилось все труднее. Минаев приказал боцману раздать всем брезентовую робу, рукавицы, шапки и поливать людей из шланга водой. Нескольких матросов он поставил одерживать струями из брандспойтов стену огня, двигавшуюся по палубе со стороны танкера. Остальные принялись вываливать шлюпки за борт.
— Товарищ капитан, — сказал второй штурман, — я попробую…
— Чего ты хочешь попробовать? — спросил капитан.
— Пронырну, под огнем с кормы пронырну, у меня первый разряд, товарищ капитан, и место в шлюпке освободится…
— Не веришь, значит? — сказал капитан. — Не веришь, что остальные выберутся, парень… Ну, ладно. Может, ты и прав. Пробуй. Там потом расскажешь, что к чему…
Второй штурман бросился на корму, но через три-четыре шага будто споткнулся и обернулся к капитану и остальным, молча смотревшим на него…
— Простите, — сказал он, — но больше никто не сможет проплыть… Кроме меня.
Все молчали.
— Иди, — сказал наконец Минаев. — Только ты сумеешь… Иди.
Все молча следили за ним, когда второй штурман сбросил с себя нагрудник и одежду, чтоб не стесняли под водой движений, и махнул через релинги в горящее море.
Они видели, как сомкнулось пламя, и Минаев вдруг поймал себя на том, что он тоже плывет под водой и повторяет движения штурмана, который все плыл и плыл под водой, и люди следили за его невидимым движением, и матросы тщетно сбивали огонь, крутили размахи шлюпбалок, не переставая думать о том, где всплывет этот либо смелый, либо трусливый парень.
Исчезнувший из легких воздух рванул его на поверхность метров за пять до чистой воды. Он схватил ртом пламя, и страшное «А-а-а!» заглушило все звуки пожара. Пять метров — немного для отличного пловца. Но в сплошном пламени штурман потерял ориентировку и, не переставая кричать, плыл теперь назад к судну.
Команда «Груманта» еще долго видела его взметывающиеся над огнем руки, слышала предсмертный вопль, пока огонь не сжег штурману горло… А пожар продолжал бушевать. Одна шлюпка повисла на талях над морем, ее поливали водой, капитан отобрал четырех матросов-гребцов и велел им садиться сразу в шлюпку.
— Иди, Анатольевич, первым. И боцман с тобой. Верю — доберешься. К нам уже идут, — сказал капитан.
Шлюпку с гребцами, боцманом и старпомом стали майнать. Остальные заберутся, когда она станет на воду, вернее, в огонь. Они спустятся по штормтрапу, и буфетчица, не выпуская из рук кота, готовилась сделать это первой.
Шлюпка спустилась на горящую воду, матросы, кашляя от дыма, освободили шлюп-тали, вдруг ухнуло внутри машинного отделения и шлюпку отшвырнуло от борта.
— Отходи, Анатольевич, отходи! — услышал Минаев сквозь дым и пламя голос капитана. — Приказываю уходить, старпом!
Борт «Груманта» исчез в огне. Гребцы, прикрывая лица от жара, разобрали весла, и шлюпка медленно двинулась к чистой воде. В последнюю минуту Минаев разглядел, как на штормтрапе появилась объятая пламенем человеческая фигура, он хотел было подвернуть, чтоб принять на борт еще одного, но тут снова громыхнул взрыв в утробе «Груманта», человек на трапе сорвался и упал в воду.
…— Помогите нам, — сказал Минаеву прокурор. — Надо разобраться с вашими парнями. Хоронить ведь пора. Экспертизу общую мы провели, картина понятная. А вот кто есть кто — для нас, извините, неясно…
— Чем я могу вам помочь? — спросил Минаев.
— Опознать их надо, — сказал прокурор. — Для дела, конечно. Иначе б вас не тревожили…
Лучше б не тревожили его вовсе. Не каждому под силу такое: черный верх, белый низ…
…Он пробирался к чистой воде. Как это было — сейчас и не вспомнит. Видит Минаев лишь иногда, как поднимается с банки матрос, срывает с себя маску и прыгает за борт. Разум отказывался логически мыслить, и, одурев от жара и дыма, человек бросался в огонь, зная, что под ним прохладная вода, но забывал о необходимости вынырнуть потом из нее.
Так Минаев потерял и второго матроса. Двое других без сознания свалились под банки. Они погибли от отравления.
Лишь он да боцман сумели выстоять. Когда они вырвались из огня, сильный взрыв донесся оттуда, где стояли спаянные пламенем корабли.
С обожженными руками и лицами сидели они в шлюпке, опустив головы, и вдруг боцман встрепенулся.
Он встал в шлюпке, протянул вперед руку и захохотал.
Минаев посмотрел по направлению его руки, увидел идущее к ним судно и принялся тормошить лежащих на дне шлюпки матросов.
А боцман смеялся, смеялся, смеялся…
— Он смеется до сих пор, — сказал Волков. — Вот уже несколько лет прошло. До выхода в последний рейс мой друг Минаев побывал у него в больнице. Не узнал его боцман, только смеялся и смеялся, пока длилось свидание с ним…