Страница 4 из 89
Мне не приходилось бывать у берегов острова Короля Уильяма. Так далеко на запад мы никогда не заходили. Но у Баффиновой земли я плавал… Об экспедиции Джона Франклина слыхал еще в мореходке, а вот подробности узнал, когда оказался в тюрьме.
Помнится, поразил меня «Список предметов, обнаруженных после погибших участников экспедиции Франклина, частью привезенных в Англию на корабле «Фокс» капитаном Мак-Клинтоком».
Вот один из его пунктов:
«…Найдены около скелета в девяти милях к востоку от мыса Гершеля в мае 1859 года черный шелковый шарф, завязанный узлом, остатки обшитой шнурком синей куртки с обтянутыми шелком пуговицами. Лоскут цветной рубахи, небольшая платяная щетка, роговой гребень, кожаная записная книжка, которая рассыпалась на кусочки, когда высохла. Монеты в шесть пенсов и шиллинг…»
Останки членов экспедиции Джона Франклина, вещи, принадлежавшие им, находят время от времени и в наши дни.
А вот от траулера «Кальмар», которым командовал я, капитан Игорь Волков, и от двух десятков человек экипажа не осталось никаких следов.
Да, никаких следов на этом свете…
Сегодня двери и окна распахнули в «Балтике» настежь. Зал был пустынным — для ужина рановато, а обед закончился. Я заглянул в зал и от двери обернулся. Дядя Петя смотрел мне вслед и покачивал головой. Стало не по себе, даже в носу защипало, а Галка и Стас шли дальше: оказывается, у «Балтики» вырос еще один зал. Новый зал был огромным, на высокой стене поднималась из пены женщина и протягивала в ладонях охряные куски янтаря. Мне захотелось придумать ей имя, так прямо и назвать эту женщину на стене. Стас Решевский тем временем выбрал столик в углу, я назвал женщину Леной и опустился на предложенный Стасом стул так, чтобы Лену и Галку видеть одновременно.
Стас подал меню Галке, она равнодушно раскрыла его и передала мне, а я вернул Стасу.
— Смотри сам, старик, — сказал я. — Мне как-то непривычно… Давно не бывал в ресторанах, квалификацию потерял.
— Пьем коньяк? — спросил Стас.
— Ты что? Вернулся из приличного рейса и получил добрую деньгу?
— Я больше не плаваю, Игорь, — сказал Стас, — в мореходке преподаю…
— Понятно, — протянул я, — тебя она уговорила… Что ж, дело это ваше.
Значит, добилась Галка своего. Но при словах моих она и глазом не повела. Выдержка железная, я тебе скажу…
— Так что заказывать? — спросил Решевский. — Что будешь пить?
Я покачал головой и вздохнул.
— Отвык за два года… И пожалуй, привыкать не стоит. Сегодня первый день моей жизни в миру. И пусть он останется трезвым.
— Как хочешь, — просто сказал Решевский. — А я выпью водки.
— Для мамы шампанского, — предложил я. — А мне, если можно, нарзан. Ну и перекусить там чего… На твой вкус, бывший капитан Решевский.
— Может быть, шашлык? — неуверенно произнес Стас и нерешительно поднял на меня глаза.
— Из баранины? — вздрогнув, спросил я.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Малиновое солнце покрылось неожиданно вдруг сеткою трещин. Жутко было видеть трещины на солнце, мир заполнила загробная тишина, человек сжался, окаменев, и приготовился умереть.
Но умереть ему не пришлось. Донесся неясный звон, звон приближался, вытесняя тишину, и человек обрел надежду.
С трудом разлепил он глаза, не осознавая окружающего.
Человек лежал ничком на галечном берегу неширокого пляжа, зажатого отвесными скалами, и в поле зрения ему попали лишь два или три обкатанных морем голыша. Он попытался шевельнуться, судорога прошла по телу, прикрытому изодранной одеждой, дрогнули голые ступни ног, и человек снова потерял сознание.
Прошло несколько минут. Он услышал наконец резкие крики чаек и ощутил, что к нему вернулась способность управлять ногами. Он осторожно подтянул правую, оперся на локоть левой руки и повернул голову. Теперь он увидел скалы, кусок серого моря и черно-белых чаек в отдалении.
«Значит, жив, — вяло шевельнулась мысль. — Чайки ко мне равнодушны… Значит… еще жив».
Он долго лежал без движения и вспоминал, пока не почувствовал, как холод сводит мышцы, и не понял: останься он здесь немного еще — ему никогда не подняться…
Человек заставил себя встать на ноги и стоял, пошатываясь, на угрюмом берегу, где лишь серая галька, серое море, серая пелена, закрывшая небо, и только над невидимым горизонтом белесым пятном обнаруживало себя раннее солнце.
«А я видел его малиновым», — равнодушно подумал он.
Надо было куда-то идти, и человек пошел влево.
Он добрался до первой скалы и рядом с ней увидел тропинку, уходящую наверх. Человек повел по тропинке глазами, затем повернулся к морю и долго всматривался в равнодушную его поверхность.
Ему показалось, будто он видит неясное пятно на серой гальке, там, откуда прибрел он сам…
«Нет, — подумал он, — ничего там нету…»
Но продолжал разглядывать продолговатое пятно на границе пляжа и моря, пятно шевельнулось, и, не чувствуя острых голышей под ногами, человек бросился назад.
Через сотню метров стало видно, что это всего лишь измочаленное волнами бревно. Человек прошел еще с полсотни шагов и остановился. «Ошибка вышла, — устало и вместе с тем радостно подумалось ему, — это хорошо…»
Возвращался он медленно, старался ставить ноги на крупные камни или в песок между ними и размышлял о том, почему он так доволен тем, что ошибся. И решил; догадался еще там, на тропинке, что пятно неживое…
Тропинка, крутая, нехоженая, полузаросшая жесткой травой, подняла его над пляжем на уровень пояса охраняющих землю скал. Дальность видимого горизонта увеличилась, и человек снова рассматривал спокойное море. Он вздохнул, ничего не увидев, и оживился, обнаружив за открывшимся мысом маяк на прибрежной скале. Но оживление покинуло его, когда он понял, что маяк этот из категории «unwatched» — необслуживаемый. Значит, без людей…
«Солнце, — подумал человек, — солнце мне мешает. По характеристике маячного огня прикинул бы, где нахожусь…»
Он увидел, что тропинка разделилась. Стало две тропинки — одна резко поворачивала влево, в сторону невысоких зеленых холмов.
Человек помедлил на перепутье и повернул направо. Он обогнул скалы и вышел к новому пляжу. Спускаться вниз не пришлось, дорога проходила по кромке обрыва, нависавшего над таким же пляжем, на котором он очнулся.
Поверху человек обошел пляж и ничего не обнаружил на нем.
Солнце прорвалось наконец сквозь белесую пелену и несколько оживило безрадостное море. Человек вдруг совершенно явственно различил петушиный крик. Он мотнул головой, остановился, подошел к краю обрыва, еще раз заглянул вниз, внизу ничего не было, и тогда понял, что хочет пить.
Теперь человек искал воду, хотя и продолжал идти берегом моря, как прежде.
Снова начались скалы. Таким уж был этот берег. Скалы и скалы, изрытые морским прибоем, и между ними небольшие пляжи, заваленные гранитной галькой.
Жажда мучила все сильнее, воды не было, и вдруг он снова услыхал, как прокричал петух.
«Петух, — подумал человек, — откуда ему взяться здесь? Может быть, найду какое жилье? А петух… Странно, что кричит он по-нашему. Ку-ка-ре-ку… А здесь не может быть таких петухов… У них петухи кричат по-другому. Вот еще раз… Ладно, напьюсь и буду искать…»
Он понимал, что бредит наяву, понимал и все-таки надеялся, что крик петуха действительно слышал.
На границе угрюмых скал и пятого пляжа человек нашел воду. Узкий ручей пересекал тропинку, тихо звенел, скатываясь вниз, и уходил незаметно сквозь гальку в море.
От холодной воды заломило зубы, жажда исчезла, и пришел голод, слабый еще, такой голод и задавить нетрудно, но человек почувствовал, что хочет есть.
Затем чувство голода исчезло. Он снова вспомнил о том, что искал на галечных пляжах, лицо его исказилось, человек поднял руки и потряс кулаками в сторону моря.
Закричали чайки, будто в ответ на страшные проклятья. И человек, обессиленный, опустился на плоский мшистый камень у ручья.