Страница 16 из 89
— И сколько за это полагается?
— Лишение свободы на срок от трех до пятнадцати лет. Но для вынесения обвинительного или оправдательного приговора существует суд. Наша с вами задача в деталях разобраться, как все это произошло. Слушаю вас, гражданин Волков…
…Как все это произошло…
Скитаясь по необитаемому острову, я мучительно думал о происшедшем и поначалу приходил к тому же выводу, к которому пришли следователи и судьи. Но двойственное чувство не оставляло меня. Я верил, что курс был проложен правильно, мог со всей ответственностью отстаивать истинность карандашной линии на карте и всех к ней поправок, которые в моем присутствии и под моим контролем рассчитал штурман. И конечно, в думах своих я старался склониться к действию непреодолимой силы, форс-мажорным обстоятельствам, которые освобождают капитана от ответственности.
«Ведь ты обыкновенный человек, — говорил я себе. — Разве не мог ты ошибиться? Это случается и с куда более опытными судоводителями… И тогда вся вина ложится на тебя, и нет тебе прощения, ведь по твоей вине ушли из жизни двадцать ребят. Почему ты не с ними? Хочешь установить истину? Что ж, устанавливай, только для этого может быть представлена тебе отсрочка…»
А потом была палата в портовом госпитале Бриссена, и мистер Коллинз, и рапорт смотрителя маяка на мысе Норд-Унст, о котором сообщил мне Коллинз. Именно с этого надо было начать свой рассказ у следователя, только вот… не хватило решимости. Мне не хватило решимости сразу и обо всем рассказать следователю. Только уверенность, что меня поймет, мне поверит Юрий Федорович Мирончук, привела к истине всех, кто занимался моим делом и кого я, вольно или невольно, запутал своим умолчанием. Не будь Юрия Федоровича с его энергией и одержимостью, так и осталась бы эта история в категории таинственных случаев, и я расплачивался бы за эту таинственность один, если не считать тех двадцати моих товарищей, что навсегда остались в море у Фарлендских островов.
Судьи же вынесли мне приговор, располагая заключением авторитетной комиссии капитанов-экспертов, считавших, что гибель судна могла произойти в результате сильного удара корпусом о подводные камни.
Основанием для приговора послужило то обстоятельство, что пройти через Фарлендские острова к ожидавшей нас плавбазе можно было двумя путями: южным проливом, который был безопасней северного, но удлинял рейс на сутки, и через острова Кардиган, где были и опасные мели, и сильные течения, и подводные камни, способные распороть днище натолкнувшегося на них судна. И лоция не рекомендовала ночное плавание в районе островов Кардиган. Нет, не запрещала, только не рекомендовала, но капитан обязан учитывать все рекомендации навигационных пособий. Он может не учитывать их в своих расчетах, полагаясь на свой опыт, на мастерство помощников и на иные привходящие моменты. Может рассчитывать… И до той поры, пока не случится непоправимое, никакого с капитана спроса не бывает.
А непоправимое случилось. Торопясь подойти к плавбазе и сдать груз наловленной рыбы, чтоб вновь идти трудиться на его величество План, я повел судно южным проливом, по которому имел право идти по собственному усмотрению. Но тут вмешались другие силы. Люди когда-то нацелили «самострел» и забыли о нем. Долгие годы моталась под водой рогатая смерть на длинном минрепе[5]… И вот разъедаемый морской солью трос лопнул однажды, мина всплыла, и теперь жертвой мог стать любой корабль, чей путь скрестился бы с ее путем, определяемым ветром, волнением и морскими течениями.
Но о взрыве мины знали немногие. И все они находились за пределами нашего государства. А остальное — молчание, принудительно созданное мистером Коллинзом.
Да, мистер Коллинз блестяще провел свою партию, и только Мирончук перепутал ему карты.
Но все это произошло потом, много месяцев спустя, а сейчас я сидел перед следователем прокуратуры и мысленно повторял тот последний рейс.
…Тем, кто работает на море, известна его однообразность. Видевшему море с палубы пассажирского корабля слова эти могут показаться кощунственными, но для них море — праздник, а для нас — будни.
И все-таки каждый рейс, хотя бы в один и тот же район промысла, отличается от предыдущего. Всегда обозначится отметина-деталь, по ней и запоминается очередной отрезок времени, проведенный тобой и всем экипажем в море.
Однажды мы встретили на переходе брошенный командой голландский рудовоз. Он получил пробоину, вода стала поступать в машинное отделение. Команда спустила шлюпки и отбыла к берегу. А течь-то и прекратилась. Вот и болтался у Ютландского полуострова этот «Летучий голландец».
Пока мое начальство судило да рядило, куда да кому его отвести, подскочил рижский спасатель «Голиаф», подхватил «голландца» на буксир и отвел в Берген. Премию, конечно, получили рижане. Ну и Бог с ними. Спасать — это их главная забота, за это они и жалованье получают.
Потом команда говорила: «Это было в том рейсе, когда пароход-сироту повстречали…»
Во время осенних штормов шестьдесят третьего года за борт смыло судового повара: за каким-то чертом подался из кормовой надстройки на полубак и не привязался при этом. Повара, правда, выловили — заметил вовремя вахтенный штурман, а боцман, обвязанный тросом, прыгнул за борт, но тем не менее неприятностей я имел по горло. Конечно, такой рейс запомнится надолго.
Или был еще случай. Мы ушли от норд-оста к норвежскому берегу, а нас заподозрили в дурных намерениях: мол, селедку хотите в рыболовной зоне таскать. Подскочили катера береговой охраны, подняли было шум, но до скандала не дошло — отпустили с миром. Да и не с чем нас было задерживать, мы на самом деле прятались от шторма.
На «Кальмаре» я делал уже третий рейс. Два подряд, спаренных, потом встал на ремонт и остался на судне, чтоб самому за всем проследить да и дома побыть немного. В последнее время я все чаще замечал, как тяжко переносит Галка каждый мой выход на промысел, и решил побыть с ней те два месяца, что отвели по плану на ремонт «Кальмара».
Из ремонта судно должно было выйти в начале июня. Но весной стал гореть план добычи рыбы, «сверху» надавили на ремонтников, ремонтники заавралили и вытолкнули нас на две недели раньше. Такое случается редко, бывает скорее наоборот, но вот же случилось…
Едва мы встали после ремонта в рыбном порту, на судно стало поступать снабжение и повалили к нам инспектора со всех отделов. Приходили моряки с направлениями из кадров, плановики строчили нам рейсовые задания — словом, вся контора лихорадочно снаряжала нас в море. Правда, не только «Кальмар» удостоился такой чести. Вместе с ним еще десяток траулеров в спешном порядке готовился к выходу на промысел.
В эти дни я постоянно был на судне. Хотя у меня и трое помощников, а все же свой глаз — это свой глаз. Потом, в море, если чего не хватит, придется кусать локти.
В последние два дня суматоха достигла апогея. Вручив старпому направления, двое матросов с ходу напились и завалились в каютах в лежку. Тут каждый человек на счету, команда принимает сетеснасти, продукты, робу, тросы, идет погрузка, всевозможные доделки после ремонта…
Пьяниц я выгнал. Этих двух да еще по линии стармеха тоже одного алкаша…
Жду замену им из отдела кадров. Вместо замены приходит самый главный кадровик.
— Игорь Васильевич, возьми обратно. Они больше не будут.
Ну прямо детский сад, честное слово!
— Пьяниц, Иван Кириллыч, на судне не держу, ты меня знаешь…
— Понимаешь, лето ведь сейчас. Все в отпуска рвутся, в резерве только «бичи» остались. Ну где я тебе непьющих возьму?! Бери этих. Как-нибудь перебейся до отхода, а в море ты с них стружку снимешь. Возьми, как друга прошу…
Конечно, отношения с кадровиками — вопрос сложный, и ссориться резона нет. После беседы с пристрастием взял этих матросов. В море работать заставлю. Моториста стармех тоже простил. Загнал в машину и сам на контроль встал.
5
Трос, на котором удерживается подводная мина.