Страница 23 из 76
Лаура замолчала. Сейчас она испытывала необъяснимую радость оттого, что можно поговорить с Джошем об этих людях, но с воспоминаниями о них всегда приходила и боль. Она настолько углубилась в прошлое, что вздрогнула, когда Джош спросил:
— А дети у них были?
— Сын, Иосиф. Погиб во Вьетнаме. У них в гостиной, рядом с орденом «Пурпурное сердце» стояла его фотография в армейской форме. В детстве он казался мне таким красивым, прямо кинозвездой. — Лаура опустила взгляд на руки Джоша. — Если честно, он был чем-то похож на тебя.
Уголки губ Джоша поползли вверх — было видно, что комплимент ему пришелся по душе, хотя он сделал вид, что не обратил на него внимание.
— А кто-нибудь из твоих знакомых еще живет там?
— Нет. — Лаура старалась, чтобы ее голос не звучал так резко, но, кажется, безуспешно. — Здание было признано непригодным для проживания, и нам всем пришлось переехать.
Повисла очередная пауза. Джош поднес к губам бокал, и Лаура вся зарделась, когда поняла, что размышляет о том, какие на вкус его губы. Каково это, когда он прижмет тебя спиной к мягкому дивану и прикоснется к твоей шее. Он небрежно перекинул руку поверх спинки дивана, и Лаура уловила запах его шампуня и рома, запах тепла от танцев в битком набитой людьми комнате и аромат свежевыстиранной одежды, снимающий напряжение. Нос Лауры уловил даже что-то напоминающее цветы валерианы, которые Сара как-то безуспешно пыталась разводить в маленьких горшках, свисающих с подоконника их квартиры. Она поймала себя на том, что незаметно прильнула к нему ближе — краем рукава Джош задевал ей шею.
Он взглянул на Лауру, их взгляды встретились.
— А почему бы нам не взять немного еды? — предложил Джош. — Где-то здесь неподалеку «Рауль». — И когда Лаура возразила, полагая, что этикет требует их присутствия до конца вечеринки, он добавил: — Я и так уже здесь засиделся. Закончить смогут и без меня.
После того первого вечера они практически все свободное от работы время проводили вместе. Джош трудился так же много, как и Лаура, хотя его рабочий день длился не так долго. После окончания юридического факультета и устройства на работу в контору «Ньюман Дайнс» первым и единственным обязательством Лауры было обязательство перед конторой. Но теперь она ловила себя на том, что вечерами пытается сбежать с работы пораньше, часов в семь, потому что буквально не может дождаться встречи с Джошем. Жизнь в конторе с обязательным присутствием и неподъемным объемом работы давно стала для нее настоящей жизнью, а все остальное было лишь размытым пятном. Однако рядом с Джошем жизнь после работы неожиданно засверкала, стала отдушиной. Она вспомнила, какой была до того, как поступила в университет, пока существование не сузилось до следующего экзамена, следующего курса, следующего достижения. Джош обладал некой беспечностью, а порой и дурашливостью, которая так не вязалась с его внешностью. Его способность рассмешить Лауру была тонизирующим средством для ее скрытых сторон, о которых она даже не подозревала.
Лаура всегда пыталась подавить внутреннее убеждение, что она нелегалка в жизни, которую сама для себя построила. Давным-давно, когда она жила с Сарой, с ними происходили вещи, которые казались бы немыслимыми тем, с кем она общалась теперь. Например, нестерпимое унижение и огромное горе оттого, что тебе всего четырнадцать и ты видишь, как твоя мать пробирается через затопленные водой горы личных вещей, разбросанных по улице (где на них таращатся зеваки), в надежде найти хоть что-то — пару трусиков, потрепанный детский дневник — из того, что еще вчера было лично твоим. Разве можно представить, что нечто подобное могло случиться с Пэрри? Или любым другим ее коллегой? Или с миссис Риверс, женщиной, которая сидит в приемной за конторкой красного дерева, где отвечает на телефонные звонки и приветствует клиентов с авторитетом, непререкаемым последние тридцать четыре года?
Иногда Лаура представляла, во что же в конечном итоге превратится жизнь Сары — будет шаркать одна по маленькой, слишком натопленной квартирке среди обломков своей прежней жизни. Печаль, которую она видела на лице Сары во время своих визитов, все более редких, заставляла Лауру чувствовать и вину, и страх. Ей хотелось накричать на Сару: «Не я виновата, что сейчас тебе грустно и одиноко. Ты сама сделала выбор. И мы обе виноваты в том, что отношения между нами стали такими, как сейчас».
Вещи, которые могли случиться с ней или с Сарой, никогда, по представлению Лауры, не могли бы произойти с Джошем. Достаточно было только на него взглянуть, провести рядом с ним пять минут, чтобы понять, что он один из избранных — он и все, что ему принадлежит. Когда Лаура впервые за воскресным завтраком встретилась в Нью-Джерси с родителями Джоша, она вежливо сказала: «Приятно познакомиться, миссис Бродер». И Зельда Бродер, великанша в крупных бриллиантах, с посеребренными сединой волосами, схватила Лауру за руку и воскликнула своим дребезжащим голосом: «Джош, она настоящая красавица!» Лаура обводила взглядом расслабленные лица, прислушивалась к громким разговорам о работе или страстному обмену сплетнями. Они не имели ничего общего с далекими от реальности разговорами и занятиями из ее детства и отрочества с Сарой — с дискуссиями о музыкальном искусстве или с рисованием лозунгов для различных слетов, которые гласили: «ЖИЛЬЕ КАЖДОМУ!». Лаура думала: «Я принадлежу тому миру».
Джош был человеком, который просто наслаждается жизнью и работой. Он, как и Сара, очень любил музыку и книги, но воспринимал их как подарки, призванные сделать все вокруг лучше, а не как способ замкнуться на самом себе. Он мог из незначительного события, например, спонтанного похода в кино или заказа пиццы среди ночи, сделать праздник — награда, которую они заслужили после нелегкого рабочего дня. Для Лауры идея о том, что за тяжелую работу она может быть вознаграждена чем-то иным, кроме денег и уверенности в будущем, стала настоящим открытием.
Она думала о Джоше целыми днями, представляла, как его руки и ноги переплелись с ее собственными, — и колени молодой женщины дрожали под письменным столом. Безобидные рабочие разговоры, например: «Лаура, подойди, пожалуйста, сюда» или «Сейчас начинается совещание» напоминали ей о тех «пожалуйста» и «сейчас», которые настойчиво шептались в темноте. Лежа в кровати одна, в те ночи, которые проводила без Джоша, Лаура часами не могла заснуть; ее ноги судорожно подергивались, будто стремились идти — с ней или без нее — к нему.
Влюбиться в Нью-Йорке означает много гулять, и они с Джошем часами гуляли по городу, хотя, оказываясь в центре, Лаура следила за тем, чтобы они не заходили восточнее Сохо или Виллиджа. Их длинные ноги естественно стремились к быстрому шагу, но они намеренно замедляли его, чтобы не сбивать дыхание и иметь возможность вести бесконечные разговоры.
Однажды, спустя всего несколько месяцев после начала их отношений, они проходили мимо магазина в Верхнем Ист-Сайде — одного из тех крошечных бутиков, в витринах которых стоят манекены в захватывающе красивых, сногсшибательно дорогих платьях. Это было шелковым, длиной в пол, на тонких бретелях, цвета мякоти персика. Лаура на мгновение задумчиво задержалась у витрины и произнесла:
— Я всегда мечтала надеть такое платье.
— Тогда нам стоит зайти, чтобы ты могла примерить его, — ответил Джош.
Лаура опустила глаза на свои потертые джинсы и легкий свитер — свой типичный наряд вне работы — и засмеялась.
— А зачем? Куда я буду его носить?
— Померить не значит купить, — заметил Джош, и оба вошли внутрь.
Глядя в трехстороннее зеркало в магазине, Лаура почувствовала себя преображенной. Кожа ее казалась кремово-розовой на фоне нежного персикового платья, а волосы блестели, как драгоценности в бархатной шкатулке. Она совершенно не похожа была на адвоката, которому за ночь необходимо ознакомиться со ста пятьюдесятью договорами, чтобы утром вновь вернуться на работу, долго и утомительно тащась в метро с такой тяжелой сумкой на плече, что у нее уже стали возникать проблемы со спиной. Она была похожа на девушку, которая кружится по натертому до блеска паркету, а потом с бокалом шампанского и, возможно, с крошечным канапе грациозно опускается на изящный диванчик, чтобы немного передохнуть.