Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 54



Особый кодекс семейных отношений позволял мужчинам того берега быть людьми относительно свободными — встречаться с друзьями, проводить время в мужских компаниях, бывать в ресторанах; с другой стороны, он обязывал относиться к жёнам строго по-рыцарски и, как самую малость, не только ежедневно возвращаться домой с цветами, но и отправляться по воскресеньям с огромными сумками на базар, делать закупки — то, чего я теперь был лишён. Женщины на том берегу на базар не ходили и даже не знали, что чего стоит.

— Эдуарда Гусейновича в прокуратуре нет, — сказал я.

— А кто со мной говорит? — спросила Агаева. Я назвал себя.

— Очень приятно, Игорь Николаевич. Это жена Эдуарда Гусейновича, Лора. Вы должны меня знать. Ваша Лена училась вместе с моей сестрой на улице Самеда Вургуна…

Я знал эту школу:

— И моя сестра там училась.

— Я её тоже знаю. Она дружила с Милей Карахан из нашего дома…

При желании мы могли найти ещё не менее десятка общих знакомых.

— Почему вы никогда к нам не зайдёте? — спросила жена Агаева. Посмотрим видео. Посидим. Плёнки, правда, не новые, но иногда кое-что попадается. Приходите.

Я положил трубку, весьма озадаченный. Звонок был неспроста. Похоже, Эдик Агаев вёл со мной двойную игру.

Раздумывая, я вышел в приёмную.

— Гезель! Я еду к соседке Баларгимовых, к Римме Хал иловой. Скоро буду.

На лестнице я обогнал обоих руководителей участка связи

— они еле двигались, медленно-тяжело, под грузом невесёлых дум. Внизу, у дежурки, стоял озабоченный и, как мне показалось, расстроенный чем-то Бураков. Было непривычно видеть его стоящим одиноко, без дела.

— Идёте? — Я показал во двор.

Он покачал головой. Я сел в «Ниву».

За воротами на другой стороне улицы стояло такси. Вторая машина, на которую я тоже обратил внимание, находилась ближе к перекрёстку.

Их появление здесь показалось мне не случайным — между людьми в обеих машинах, скорее всего, существовала связь. И в той, и в другой сидело несколько молодых людей.

Я свернул за угол, подождал и резко дал задний ход — транспорт продолжал стоять. Люди в машинах интересовались не мной.

Я подумал: «Похоже, следственно-оперативная группа из Астрахани уже здесь!»

— Вы Римма Халилова? — Я представился.

Её первое желание было — удостовериться, что никто нас не слышит.

Саманно-глиняный жилой массив вокруг был пуст, но это её не успокоило. В домиках, сдвинутых вместе самым нелепым образом, не могло быть тайн. Всё становилось известным — приобретения, супружеские измены, аборты. Обо всём говорилось открыто. Закон всеобщего молчания под страхом смерти распространялся лишь на органы правопорядка.

— Проходите.

В маленьком деревянном ящике был необходимый набор всего, что требуется в доме. Стол, стулья, шкаф, даже кресла — всё миниатюрное, сделанное умельцами Нахалстроя, работавшими на списанном и украденном. Вдоль стен на полу стояли куклы. У меня возникло чувство, будто я попал в страну лилипутов.

— Садитесь, — предложила Халилова, молодая блондинка с простым, приятным лицом.

— Спасибо. — Я с осторожностью уместился на игрушечном стуле. — В своё время вы жили на даче Баларгимова…

— Ах, это… — Она не испытала смущения.

— Долго вы жили там?

— Всю осень. С мужем я разошлась. Он жил здесь, а я с дочкой у Баларгимовых. Потом он уехал на родину, к родителям, а я сюда перебралась.

— Вы давно знаете Баларгимова?

— Я с его сыном — Миришем — вместе училась. Потом, в классе шестом, их посадили. Пятерых. Все из нашего класса. Они дочку завуча изнасиловали, а она пожаловалась…

— Баларгимов часто приезжал на дачу?

— Да нет. Раз или два в неделю…

— Вы помните, когда сожгли рыбнадзор? Вы в тот день были здесь иди на даче?

— Днём на даче. С дочкой. А к вечеру Садык нас домой привёз.

— Баларгимов в тот день выпивал?

— Он всегда поддатый…

— А ещё кто с ним выпивал? Помните?

— Адыл. Ещё кто-то… Дурачок этот — Бокасса. Все — с посёлка. У них в тот день неприятность случилась — лодки сожгли! — Халилова засмеялась, подтвердив мою догадку о её характере — бесхитростном и отходчивом. Рыбнадзор — с моря, милиция — с суши. Привезли канистры с бензином. Они и заполыхали.

— Много лодок?

— Три или четыре.

— А как Баларгимов об этом узнал?

— Мы как раз ехали мимо метеостанции, а тут мужики эти…

— Баларгимов ездил к лодкам?



— Нет, послал дурачка на велосипеде.

— Бокассу? — Я вспомнил следы велосипедных покрышек на берегу недалеко от места убийства Пухова.

— Ну да. Он вернулся, подтвердил. Садык ему не поверил, договорился с Адылом, что тот сходит… Пообещал бутылку. Показания обрастали подробностями.

— Адыл пошёл?

— Да. А Садык послал кого-то за водкой. Потом Адыл вернулся. Сказал: там одни угли. И компас привёз.

— А Баларгимов?

— Он не показал сначала, что расстроился. Тут водку принесли, выпили… Садык сказал — за эту лодку надо бы сжечь и милицию, и рыбнадзор. «Платишь-платишь — и никак не выплатишь… Всё мало!»

— До этого Баларгимов говорил, что даёт взятки милиции и рыбнадзору?

— Все и так знали! — Халилова вздёрнула плечи, грудь её поднялась. Почему же они к нему приезжали? Пьянствовали! Машины ставили у магазина, Мириш их охранял.

— Вы получали какие-нибудь подарки от Баларгимова? Она задумалась.

— Да нет. Как-то дал на платье. Ещё — икру, конфеты. Пару раз съездили в кафе «Сахиль»…

Взгляд её прошёл по кукольному ряду. Игрушечные модницы из картонных коробок — в шляпках, в чёрном кружевном белье, в боа — смотрели на нас. Я опять почувствовал себя Гулливером, боящимся неосторожным движением причинить боль крохотным созданиям.

— …Можно сказать, подарков не было.

— Баларгимова там знали, в «Сахиле»?

— Он пользовался их холодильником. Там молоденький официант — Уктем… Баларгимов оставлял у него рыбу для начальства…

Мир тесен. А восточнокаспийский — ну просто сжат. До размеров малогабаритной квартиры.

— У вас в доме нет вещей Баларгимова?

— Есть. — Не вставая, Халилова нащупала под креслом что-то тяжёлое. Перегнулась, держа в обеих руках, поставила на стол.

— Адыл привёз с места, где сожгли лодку…

Я увидел компас, которым пользуются рыбаки, — ориентированную по странам света плавающую, как домашний гриб в банке, большую чёрную шайбу. Колыхнувшись, она почти мгновенно заняла снова горизонтальное положение.

— Откуда он у вас?

Халилова объяснила:

— Я положила в хозяйственную сумку, он так и остался.

— После того вы сразу уехали из посёлка?

— Нет! Купили ещё водки. Потом ещё. Еле угомонились! Всю дорогу гнал, как сумасшедший. Я просила: «Высади нас! Ну, мы погибнем, а ребёнок-то за что?!»

— Баларгимов заезжал куда-нибудь?

— Только в водную милицию.

— В милицию? — Я подумал, что ослышался.

— Ну да! Кричал там на весь двор: «Убью Буракова!»

— А потом?

— Мы с дочкой остались в машине, а он побежал наверх, на второй этаж. Стал бить ногами в дверь и орать: «Где Бураков? Где Цаххан Алиев? Сейчас они у меня узнают, как брать деньги и сжигать лодки!..» Его еле оттуда выкинули.

— Кто? Помните?

— Дежурный…

— И что Баларгимов?

— Метался, как бешеный! Готов был любого разорвать, уничтожить.

— Кому-нибудь ещё грозил?

— Мазуту. «Это его работа! Его и Цаххана!»

— А дальше?

— У детского сада, на углу, остановил — мы вышли. Он всегда обычно высаживал меня раньше, чтобы соседи языки не чесали…

— Что-нибудь говорил, когда уезжал?

— Да. Мне, говорит, надо ещё сказать кое-кому пару слов…

— У него было что-нибудь с собой в машине? Ружьё, нож?

— Ракетница. Он всегда её с собой возит. И канистра с бензином… Она словно задним часом ощутила предвестие недалёкого уже преступления. Что-то меня всю трясёт!

— Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?