Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 46

– Точно, Лид, он самый. Я его сразу узнал.

Лида засмеялась и покраснела. "Зачем же я это сказал?.." И тотчас понял: она так хотела.

* * *

– А давно они ушли?

– Я вообще-то не следил. Но пожалуй, давненько… Да вы пойдите, там одна дорога – найдёте. Наверное, сейчас их и встретите.

Мужчина, который разговаривал с ней, – сосед её мужа по палате – старался по возможности держаться молодцом и выглядеть побоевей рядом с красивой женщиной. Он жестикулировал левой рукой. Правая была засунута в карман пальто. Как у Николая, подумала Марина Сергеевна. Она кивнула этому мужчине и пошла, зная, что он сейчас смотрит ей вслед.

Он говорил, здесь должна быть какая-то дырка в заборе. Об этой дырке Марина Сергеевна думала с большим сомнением… Сорок лет, после операции, ну до каких же пор! Ох ты, чудак Иваныч!

Она шла по асфальтированной, хотя и грязноватой аллее… и увидела: вот они, две выломанные в линялом больничном заборе доски. Марина Сергеевна опасливо огляделась по сторонам – никого. Мысленно примерилась, как будет туда пролезать. Боже мой, ну что за нелепость! Очень жалея себя в эту секунду, она неловко пригнулась, царапнула сапогом по гвоздю. Пошла по тропинке, неровной, слякотной и вязкой.

"Всё равно я его найду, – подумала она, – хоть здесь целый час проплутаю! И сердиться себе не разрешу!.." Он звонил ей утром, и Марина Сергеевна сказала: сегодня не приду. А потом вдруг сидела-сидела, и так ей что-то тоскливо сделалось. Вырвалась на работе, прилетела – и на тебе! Наверное, куда-нибудь Лидка утащила. Папина дочка!

"Там одна дорога, найдёте…" Найдёте! Вовсе не одна была здесь дорога. То и дело в сторону укатывались какие-то подозрительные тропинки. И казалось ей, лес подичал, солнце всё садилось, садилось. Давно она не задумывалась о таких вещах: стало темно, включи свет, вот и вся проблема. А здесь тебе свет никто не включит, в этих дебрях!

Нога подвернулась – не совсем, не с хрустом. Но всё-таки с болью. А главное, стало страшно. Марина Сергеевна прислонилась к дереву – не то берёзе, не то осинке. Слёзы сами выпали у неё из глаз. Побежали по щекам, безжалостно бороздя пудру.

"Чего же я плачу, – подумала она, – опять себя жалею? Опять?"

Она осторожно ступила на подвернувшуюся ногу – уже почти не болело. Вот только она не знала, куда идти.

Медленно она побрела по вечереющему лесу обратно к больнице.

* * *

Здесь хорошо было бы сказать, что, наверное, всё справедливо, что каждый должен получать столько счастья, сколько заслужил. Но так бывает далеко не всегда.

Красивая, спокойная, удобная комната – эргономичная, как говорят специалисты. Да только что-то не очень уютно было в ней сегодня Наде. Темнело. За домами где-то догорал закат. Надя приподняла телефонную трубку, секунду послушала гудок – работает… Ей обещала звонить Лида. И назначенный час давно прошёл.

Последний раз они виделись недели полторы назад. Лида всё думала о чём-то своём, совсем не Надином. Они прошли по толкучей улице Горького, выбрались на Красную площадь, где из каждого угла орал мегафон экскурсовода. Всё это сердило Надю. Приходилось каждую минуту держать себя в руках, и от этого она раздражалась ещё больше. Под конец их короткой встречи, когда они уже стояли на платформе метро, готовые поехать в разные стороны, Надя сказала, что, мол, знаешь, Лид, ты звони мне сама, ладно? И это было сказано, конечно, с обидой. Но Лида то ли не заметила, то ли не хотела замечать. Она вынула вдруг записную книжку, а из неё крохотный календарик и так серьёзно стала его изучать, что Надя невольно рассмеялась. А Лида говорит: "Давай увидимся такого-то, ладно? А перед этим я тебе позвоню".

Выходило, что они не будут перезваниваться больше недели, однако Надя сдержалась и тут.

Потом вдруг Лида позвонила ей дня через три – такая возбуждённая. Несла свою обычную милую околёсицу. Но знала Надя: она лично к этой Лидиной радости никакого отношения не имеет. Она слушала, поддакивала через силу. Поздно вечером, проанализировав всё, она себя же и выругала: "У неё ведь, у Лиды, отец в больнице, а я… а я что-то подозрительная стала и ревнивая".

Но вот тебе и подозрительная. Не звонила Лидка! Она взяла книжку – какое там чтение! Так её захлопнула, даже пыль пошла. Одновременно с этим выстрелом в дверь раздался стук.

– Заходите, Владимир Иванович, – сказала Надя. И пожалела о сказанном. Было общеизвестно: если она начинала звать родителей по имени-отчеству, значит, дело плохо.

Раньше, в детском возрасте, это представлялось ей неким выражением особой иронии. Потом просто стало привычкой… наверное, довольно бессмысленной! Теперь она решила как-то понезаметнее выйти из этой ситуации. Главное же, по возможности избежать душеспасительных вопросов.

– Что там мама делает? – спросила Надя будто бы усталым голосом. Книжка в руках как раз оправдывала его.

– Занимается. А ты?

– Занимаюсь, – отец улыбнулся. – И ты, кажется, занимаешься?





Надя молча кивнула.

– А знаешь ли ты, дочь моя, что у меня докторская готова уже на три четверти? Знаешь?!

– Отдалённо…

– Так… А… может быть, в шахматы сыграем?

Они иногда играли – конечно, без ладьи. Да только бы не сегодня ему предлагать это и не сейчас!

– Владимир Иванович! У тебя что, от восемнадцати до восемнадцати сорока пяти – время общения с ребёнком?

И сама поняла, что сказала бестактность. Но ведь и он никак не мог оставить свою душеспасительность. Не мог! А родителям иной раз так бы хорошо уметь промолчать.

– А ты, случаем, не больна, Надя?

– Я абсолютно здорова!

Он подсел к ней на ручку кресла, как, наверное, любил подсаживаться в молодости. Теперь же это получилось у него не слишком ловко – он даже немного притиснул Надю. Но сказал в точку. Значит, давно знал, что происходит.

– Милый ты мой чудак, ты же у меня умная. Не печалься! Найдёшь ты себе друзей!

– Я знаю, что найду, – ровно ответила Надя. – Но я хочу тех друзей, которых я хочу!

* * *

Лида, её отец и Сева всё ещё были на холме близ церквушки, упрятанной в строительные леса. Слева от холма раскинулась небольшая деревня. А ещё дальше вымахал новый квартал.

Лида и Севка пошли к церкви и двум-трём старым, совсем ушедшим в землю могилам.

– Церковь в клетке, – Севка кивнул на строительные леса.

– Ну и совсем не похоже, – спокойно ответила Лида. Ей не хотелось спорить. – Пойдём туда, полазим немножко.

Бывший Булка, который с непривычки отяжелел от усталости, опустился на прошлогоднюю сухую, обдуваемую всеми окрестными ветрами траву холма. Правая рука, засунутая в карман пальто, отекла. Эх ты, лапа моя, лапа!.. Даже не вытаскивая её из кармана, он знал, что пальцы стали толстые, как сосиски. И такие же коричневатые. Под мышкой медленно и с оттяжкой билась боль… Ладно тебе прибедняться, всё пройдёт!..

Но знал он, что не всё.

Лидка и Сева так беззаботно шли к нему от церкви.

– Эй! Прихватите-ка там хламу какого, сейчас костёрчик организуем.

А спички? Курящих-то нету.

И сразу правой отёкшей рукой нащупал коробок. Откуда он? С трудом вынул руку вместе с коробком из кармана. И вспомнил тот день, когда поехал на обследование, вспомнил купленные сигареты и спички. Сигареты он выкинул тогда в парке. А спички остались… Да, исторические!

Бывший городской мальчишка, костров в своей жизни он разводил мало. Но поехал на Азовское – выучился. Сейчас вполне уверенно подавал советы. Лидка и Сева весело слушали его. "На самом-то деле я много умею, – объяснял он кому-то. – Да чего не спроси! Только немного рука заживёт…"