Страница 51 из 82
В общем, для меня все это было «двойным голландцем», то есть сплошной белибердой, и я вызвал презрение Джудит, спросив, какой прок от их работы, будет человечеству. По-моему, никакой другой вопрос не может вызвать больше досады у истинного ученого. Джудит сразу пронзила меня презрительным взором и вновь бросилась в подробное и полное всяческой терминологии объяснение. Насколько я понял, суть была в том, что какие-то малоизвестные племена Западной Африки обладают замечательным иммунитетом к какой-то равно малоизвестной, хотя и смертельной болезни, называемой, насколько я помню, джорданитом, — ее обнаружил некий энтузиаст доктор Джордан. То была невероятно редкая тропическая болезнь, которая приводила к роковому результату, если белые люди имели несчастье ее подхватить.
Я рискнул усугубить гнев Джудит, заметив, что было бы гораздо благоразумней отыскать какое-нибудь лекарство, излечивающее осложнения после кори!
С жалостью и презрением Джудит дала мне ясно понять, что единственной стоящей достижения целью является не благотворительность, а расширение горизонта человеческих познаний.
Я посмотрел через микроскоп на некоторые слайды, изучил кое-какие фотографии западноафриканских туземцев (вот уж действительно развлечение так развлечение!), заметил краем глаза усыпленную крысу в клетке и заторопился прочь на воздух.
Как я уже сказал, тот небольшой интерес, который у меня пробудился к их работе, разжег во мне разговор Фрэнклина с Пуаро.
Он сказал:
— Знаете, Пуаро, это вещество больше по вашей части, чем по моей. Растение называют бобом испытания — считается, что оно может доказать, виновен человек или нет. Западноафриканские племена верят в это безоговорочно… или, по крайней мере, верили… теперь-то они становятся более искушенными. Они торжественно сжуют его, будучи совершенно уверены, что он их убьет, если они виновны, и не причинит никакого вреда — если нет.
— И таким образом, увы, умирают?
— Нет, не все. Вот это-то и не замечали до настоящих пор. Конечно, дело не так-то просто, наверняка не обходится без жульничества шамана. Существует два различных вида боба… они на вид так похожи, что их почти невозможно отличить друг от друга. Но отличие есть. Они оба содержат физостигмин и генерезик, и все остальное, но из одного вида можно выделить, думаю, еще один алкалоид, и действие этого алкалоида нейтрализует эффекты других. Больше того, второй вид регулярно употребляет в пищу этакая племенная верхушка в секретном ритуале… и люди, которые его едят, никогда не заболевают джорданитом. Это вещество замечательно воздействует на мускульную систему без вредных побочных эффектов. Чертовски интересно. К сожалению, чистый алкалоид очень нестабилен. Однако мне уже удалось получить кое-какие результаты. Но я хотел бы произвести больше исследований на месте. Эту работу обязательно нужно сделать! Да, черт подери… я могу, продать за нее свою душу.
Он резко смолк. Вновь его губы скривила усмешка.
— Простите, что заговорился о своей работе. Я слишком ею увлечен.
— Как вы заметили, — безмятежно сказал Пуаро, — моя профессия стала бы более легкой, если бы вину и невиновность можно было проверить с такой простотой. А! Если бы действительно существовало вещество со свойствами, приписываемыми бобу «калабар»!
Фрэнклин возразил:
— Но ведь заботы бы не кончились! В конце концов, что такое вина и что такое невиновность?
— Не думаю, что на сей счет могут быть какие-нибудь сомнения, — заметил я.
Он повернулся ко мне.
— Что есть добро? Что есть зло? Представления о них меняются от столетия к столетию. Вы, вероятнее всего, проверяли бы чувство вины или чувство невиновности. Иначе говоря, тест безрезультатен.
— Не вижу, почему вы так считаете.
— Мой дорогой друг, предположим, человек думает, что ему предопределено свыше убить диктатора, или ростовщика, или сводника, или кто там возбуждает в нем моральное негодование. Он совершает то, что вы считаете виновным действием, но он-то вины не чувствует. И что здесь может поделать ваш несчастный боб испытания?
— Несомненно, — возразил я, — убийца должен испытывать чувство вины, не так ли?
— Я бы хотел убить многих, — весело заявил доктор Фрэнклин. — Не думаю, что потом бы совесть не давала мне спать по ночам. Знаете, я считаю, что вообще следует уничтожить восемьдесят процентов человечества. Без них было бы гораздо лучше.
Он встал и, весело насвистывая, пошел прочь.
Я с сомнением уставился ему вслед.
Меня вернуло к действительности приглушенное хихиканье Пуаро.
— У вас такой вид, друг мой, словно вы смотрите на змеиное гнездо. Давайте надеяться, что наш друг доктор не станет претворять в жизнь свои идеи.
— А, — проткнул я. — А вдруг?
После некоторых колебаний я решил, что мне следует поговорить с Джудит насчет Аллертона. Я посчитал, что должен знать, какова будет ее реакция, Я знал, что она была уравновешенной девушкой и вполне могла о себе позаботиться, и не думал, что ее действительно обманула дешевая привлекательность такого человека, как Аллертон. Но, по правде говоря, я взялся за нее, потому что хотел успокоиться.
К сожалению, я не получил желаемого результата. Наверное, я повел себя неуклюже. Ни на что молодые люди не обижаются больше, чем на советы старших. Я попытался говорить беспечно и добродушно. Думаю, я потерпел полный провал.
Джудит сразу ощетинилась.
— В чем дело? — осведомилась она. — Родительское предупреждение против большого плохого волка?
— Нет-нет, Джудит, конечно, нет.
— Полагаю, тебе не нравится майор Аллертон?
— Искренне, да. Наверное, и тебе тоже?
— Почему ты так считаешь?
— Э… э… он не твой тип, верно?
— Кого ты относишь к моему типу, отец?
Джудит всегда может меня взбудоражить. Я страшно растерялся.
Она стояла, глядя на меня, скривив рот в презрительной усмешке.
— Конечно, тебе он не нравится, — сказала она. — А вот мне нравится. По-моему, он очень забавный.
— О, забавный, может быть. — Я попытался перейти на другую тему.
Джудит медленно заметила:
— Он очень привлекательный. Любая женщина бы так подумала. Мужчины, конечно, не видят его обаяния.
— Разумеется… — Я довольно неуклюже продолжил: — На днях ты в очень поздний час находилась с ним вне дома…
Она не позволила мне закончить. Разразился шторм.
— Право, отец, ты ведешь себя, как идиот. Разве ты не понимаешь, что в моем возрасте человек сам может управляться со своими делами. У тебя нет никакого права контролировать мои поступки или приказывать мне, с кем дружить. Что за бессмысленная и приводящая в ярость привычка у отцов и матерей вмешиваться в жизнь детей! Я очень тебя люблю… но я уже взрослая женщина, и моя жизнь в моих собственных руках. Прекрати вести себя, как мистер Баррет.
Я был столь обижен этим злым замечанием, что просто не смог ответить, и Джудит быстро ушла.
Я стоял, погрузившись в размышления, и к действительности меня вернул голос сиделки миссис Фрэнклин, которая игриво воскликнула;
— Готова дать пенни, чтобы узнать, о чем вы думаете, капитан Хэстингс!
Я повернулся, обрадовавшись, что могу прервать свои горькие размышления. Сестра Крейвен была очень красивой молодой особой. Может быть, она вела себя чуть-чуть слишком игриво и весело, но была приятной собеседницей.
Она только что усадила свою пациентку на солнечном местечке, неподалеку от импровизированной лаборатории.
— Миссис Фрэнклин интересуется работой мужа? — спросил я.
Сестра Крейвен презрительно вскинула голову.
— О, там слишком много технических деталей, чтобы она могла что-то понять. Знаете, капитан Хэстингс, она совсем не умная женщина.
— Да, наверное.
— Конечно, работу доктора Фрэнклина по достоинству может оценить только тот, кто сам разбирается в медицине. Знаете, он действительно очень умный человек. Бедняга, мне так жаль его.