Страница 15 из 82
— Вполне возможно, — заметил он. — Но подобную теорию нельзя счесть верной, не зная состояния ее здоровья. Если у нее было слабое сердце…
Эмили Брент спокойно заявила:
— Если предпочитаете, можете называть это Возмездием Божиим.
Все были шокированы. Мистер Блор обеспокоенно заметил:
— Вы заходите слишком далеко, мисс Брент.
Она посмотрела на него сияющими глазами. Вздернула подбородок и сказала:
— Вы, наверное, считаете невозможным, что Господь поражает гневом своим грешников! Я иного мнения!
Судья погладил подбородок и слегка ироничным тоном прошептал:
— Моя дорогая леди, насколько мне известно из моего опыта в области злодеяний, провидение оставляет обвинение и наказание в руках нас, смертных, и сей процесс весьма часто чреват трудностями. Здесь нет коротких путей.
Эмили Брент пожала плечами.
Блор резко сказал:
— Что она ела и пила вчера вечером перед тем, как легла спать?
Армстронг ответил:
— Ничего.
— Совсем ничего? Чашка чая? Глоток воды? Держу пари, чашку чая она выпила. Обязательно.
— Роджерс заверяет меня, что она ничего в рот не брала.
— А, — протянул Блор. — Но, может, у него есть на то причины!
Его тон был столь многозначителен, что доктор резко на него взглянул.
Филип Ломбард заметил:
— Так вот, значит, какова ваша идея?
Блор агрессивно произнес:
— А почему бы нет? Мы все слышали вчера ночью то обвинение. Может быть, это настоящая ахинея — просто безумие чистой воды! С другой стороны, может, и нет. Допустим на миг, что все здесь правда. Роджерс и его миссис ухлопали ту старую даму. Ну-с, и что же у нас имеется? Они чувствовали себя в полной безопасности и радовались кушу…
Вера его прервала. Она низким голосом сказала:
— По-моему, миссис Роджерс никогда не чувствовала себя в безопасности.
Блор взглянул на нее. Он немного раздосадовался, что его прервали.
«Вы такая же, как и все женщины», — словно говорил его взгляд.
Он продолжил:
— Что ж, такое вполне может быть. Во всяком случае, до сих пор никакая настоящая опасность им не грозила. И вдруг вчера ночью какой-то неизвестный сумасшедший, как говорится, разбрасывает бобы и выдает их секрет. Что происходит? Женщина раскалывается, разрывается на кусочки. Вспомните, как муженек вился вокруг нее, когда она приходила в себя. Мужняя забота тут ни при чем! Ни за что в жизни! Он был словно кот на горячей черепице. До смерти боялся, что она может что-то выдать. И вот что у нас имеется! Они совершили убийство и остались безнаказанными. Но если начнут ворошить прошлое, что произойдет? Десять к одному, что женщина все выдаст. У нее не хватит нервов стоять до конца и изворачиваться. Она — ходячая опасность для мужа, вот в чем дело. За себя он уверен. Он будет лгать с честной мордой хоть до второго пришествия, но в ней он не уверен! Если она расколется, его шея в опасности. Так что он подбрасывает что-то в ее чашку чая, и теперь уже благодаря его заботам ее рот закрывается навечно.
Армстронг медленно произнес:
— Возле ее кровати не было никакой пустой чашки… вообще ничего не было. Я смотрел.
Блор фыркнул.
— Конечно, и не должно быть! Он первым делом после того, как она выпила отраву, взял ту чашку и блюдце и тщательно их вымыл.
Наступила пауза, потом генерал Макартур с сомнением заметил.
— Может, и так, но что-то не верится, что человек на такое способен, способен убить собственную жену.
Блор издал короткий смешок и сказал:
— Когда человеку грозит петля, он не очень-то думает о сантиментах.
Вновь наступило молчание. Перед тем, как кто-то успел заговорить, дверь открылась, и вошел Роджерс.
Он сказал, переводя взгляд с одного на другого:
— Могу ли я быть чем-то вам полезен?
Господин судья Уогрейв слабо пошевелился и спросил:
— Когда обычно приходит катер?
— Между 7 и 8 часами, сэр. Иногда чуть позже. Не знаю, чем занят сегодня утром Фрэд Нарракотт. Если он болен, то должен был бы послать своего брата.
Филип Ломбард спросил:
— Сколько сейчас времени?
— Без 10 минут 10, сэр.
Брови Ломбарда поднялись. Он медленно кивнул сам себе.
Роджерс подождал минуту-другую.
Неожиданно и пылко генерал Макартур заговорил:
— Опечален известием о вашей жене, Роджерс. Доктор только что нам сказал.
Роджерс наклонил голову.
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.
Он взял пустое блюдо из-под бекона и вышел.
И снова наступила тишина.
На террасе Филип Ломбард сказал:
— Насчет этого катера…
Блор посмотрел на него и кивнул.
Он подхватил:
— Я знаю, о чем вы думаете, мистер Ломбард. Я тоже задавал себе этот вопрос. Лодка должна была прибыть сюда почти 2 часа назад. Но она не пришла? Почему?
— Нашли ответ? — поинтересовался Ломбард.
— Это не случайно — вот что я вам скажу. Это часть замысла. Все связано.
Филип Ломбард осведомился:
— Как, по-вашему, она вообще не придет?
Позади него раздался голос — раздражительный, нетерпеливый голос:
— Катер не придет, — сказал он.
Блор слегка повернул свои квадратные плечи и задумчиво уставился на источник голоса.
— Вы так думаете, генерал?
Генерал Макартур резко ответил:
— Конечно, она не придет. Мы рассчитываем, что катер заберет нас с острова. Но здесь-то и скрывается суть всего дела. Мы не оставим острова… Никто из нас его не оставит. Видите ли, это конец… конец всему…
Он поколебался и потом добавил низким, странным голосом:
— Это покой… настоящий покой. Прийти к концу… не продолжать пути… Да, мир и покой…
Он резко повернулся и зашагал прочь. По террасе, потом вниз по склону — к морю, точнее говоря, к концу острова, туда, где выступали из воды отдельные камни.
Он шел, немного покачиваясь, словно полупроснувшийся человек.
Блор посмотрел ему вслед:
— Вот появился еще один помешанный! Похоже, дело закончится тем, что все последуют его примеру.
Филип Ломбард сказал:
— Не думаю, что вы окажетесь в их числе, Блор.
Экс-инспектор засмеялся.
— Да, чтобы свести меня с ума, надо постараться. — Он сухо добавил: — И не думаю, что вы тоже легко спятите, мистер Ломбард.
Филип Ломбард сказал:
— В данный момент я чувствую себя совершенно нормальным, так что спасибо за комплимент.
Доктор Армстронг вышел на террасу и, заколебавшись, остановился. Налево были Блор и Ломбард. Направо — Уогрейв. Старик медленно расхаживал взад и вперед, наклонив голову.
Армстронг после краткого замешательства зашагал к нему. Но в этот момент из дома быстро вышел Роджерс.
— Могу ли я с вами переговорить, сэр?
Армстронг повернулся.
Он был поражен развернувшимся перед ним зрелищем.
Лицо Роджерса сводили судороги. Оно было зеленовато-серое. Его руки тряслись.
Его вид являл такой контраст сдержанности, которую он проявил несколько минут назад, что Армстронг пришел в полное замешательство.
— Пожалуйста, сэр, позвольте мне переговорить с вами. Я прошу в дом, сэр.
Доктор развернулся и вошел в дом вместе с трясущимся, словно от лихорадки, дворецким.
— Что случилось, милостивый государь? Да возьмите вы себя в руки.
— Сюда, сэр, прошу сюда.
Он открыл дверь, ведущую в столовую. Доктор вошел. Роджерс последовал за ним и закрыл за собой дверь.
— Ну-с, — спросил Армстронг. — В чем дело?
Горло Роджерса сжимали судороги. Он с трудом сглотнул и выпалил:
— Сэр, здесь что-то происходит, чего я не понимаю.
Армстронг резко сказал:
— Происходит? Что происходит?
— Вы, наверное, подумаете, что я сумасшедший, сэр. Вы скажете, что ничего особенного. Но это нужно объяснить, сэр. Нужно объяснить. Потому что это прямо бессмыслица какая-то.
— Ну, ладно, сударь. Вы когда-нибудь мне скажете, в чем дело? Хватит говорить загадками.