Нерон

Итак, лагерь его брата Винициана, действовавший в Риме, разбит. Корбулон — император и станет его фактическим последователем, у военного нет сына. Может быть, породненная по крови с Юлиями-Клавдиями семья Винициана обязана этим Марку Виницию, мужу прекрасной Юлии Ливиллы, дочери Германика и сестры Гая Калигулы? Его отец Луций Анней Винициан был заговорщиком при Калигуле, и особенно при Клавдии: в 42 году он подтолкнул к восстанию легата Долмации Аррунтия Камиллу. Анней Винициан служил в качестве военного трибуна и временного легата, но сенатором еще не был. Нерон, чтобы убедить Корбулона, пообещал Винициану «дополнение», перевод в разряд сенаторов и даже назначил его консулом, хотя тот никогда его об этом не просил. По возвращении Корбулону поручили сопровождать Тиридата во время его пребывания в Риме. Нерон, как бы ни хотел сохранить верность Корбулону, все-таки не доверял ему. Он не позволил Винициану отправиться на Восток, оставив его при себе как заложника. Наконец, чтобы тесть не рассердился, он приказал, чтобы Винициан [289] сопровождал его во время поездки в Грецию. Вот тут-то Винициан почувствовал страх. Он должен был до отъезда в Рим составить в общих чертах со своим тестем проект заговора против Нерона. В столице его охватывает тревога. Его беспокоят «доверие принцепса» и тень подозрений со стороны ищеек Тигеллина и Нимфидия Сабина. Очень скоро он почувствует необходимость действовать. Кто его сообщники? Конечно, члены двора и среди них кое-кто из сопровождающих императора в Грецию. Намек Светония на Беневент вполне прозрачный, именно здесь, в этом итальянском городе, по дороге в Грецию, конспираторы рассчитывают уничтожить Нерона. Они торопятся и хотят нанести удар до того, как Нерон достигнет Эллады, где он так популярен, но не успевают завершить план: поддержка провинциальных армий на сто процентов подтверждена не была. Больше того, они опасались предательства. И справедливо, так как их проект провалился.

Они были быстро разоблачены, арестованы и убиты: может быть, в Риме, а может, уже в Италии, в самом начале путешествия, где-то в промежутке между последними днями августа и первыми — сентября.

Пусть этот заговор был менее значительным, чем заговор Пизона, по степени подготовленности. Светоний прав, подчеркивая это. Он прошел через не менее волнующие этапы, активное участие членов нероновского кружка, с одной [290] стороны, большой провинциальной армии — с другой. Нерон, поглощенный подготовкой к своему путешествию, кажется, не оценил все значение этого заговора, в частности насколько серьезно пособничество крупных военных начальников. Однако принцепс примет серьезные меры. Прибыв в Грецию, он приглашает, в помпезных выражениях, Корбулона присоединиться к нему. Уже собравшись ехать, Корбулон получает приказ покончить с собой. И полководец покончит с собой, воскликнув: «Я это заслужил!» или «Я этого достоин!» Достоин чего? Умереть за то, что был разоблачен в заговоре? Или за нарушение воинской клятвы? Или за слишком большую доверчивость к похвалам императора и за то, что его отдалили от войск, которые должны были восстать? Этого никто никогда не узнает, но вторая гипотеза кажется нам достоверной.

Вызванные в Грецию братья Скрибонии тоже были приговорены к самоубийству. Сообщники Винициана из среды известной сенаторской аристократии и сочувствующие ему были уничтожены. В Риме убили или принудили к самоубийству Марка Лициния Красса Фруджи, консула в 64 году, и Квинта Сульпиция Камерина, бывшего проконсула Африки, а также его сына — всех по приказу вольноотпущенника Гелия.

Наконец, это дело способствовало усилению ненависти Нерона к сенаторам и желанию отстранить [291]  их от управления некоторыми провинциями. Что касается Корбулона, то его память обессмертят большое число античных писателей и его вторая дочь Домиция Лонгина, которая в 70 году станет женой Домициана, будущего императора.

Императорские титулы и конец правления

Принцепс, монарх, император — титулы государя в Римской империи говорят о многом, главное, они показывают границы возможностей. Вместе взятые, они образуют императорский образ. Но слова не всегда передают все значения. Между названием власти и ее исполнением лежит множество расхождений, отклонений и напряженности, которыми определяются отношения государя и его подданных. Основная определяющая в этой совокупности — усиление абсолютизма. Императорская власть давно искала возможность изменить отношения принципата и монархии, считая, что они не соответствуют друг другу, но опасалась затронуть чувства римлян к институту, восстанавливающему Республику и концентрирующему власть в руках одного человека, принцепса, «первого сенатора». Некоторые современные историки допускают ошибки, говоря о «диархии» Августа и монократии. Тацит точно знал, с какого времени римляне начали [292] жить при монархии: после битвы при Акциуме — 31 год до н. э. Так пишет он по этому поводу: «В интересах мира нужно доверить власть одному человеку».

В самом Риме Октавий Август располагал уже всеми прерогативами трибуна плебса: неприкосновенный, он мог по своему усмотрению арестовывать римлян, а также отменять решения, вынесенные сенатом, или защищать их. Уверенный, что он этого и хотел в своей гражданской власти в пределах Вечного города, он мечтал о власти военной в пределах всей Империи. Действительно, второй рычаг власти принцепса — это империя, командование армией, прямое администрирование некоторых провинций и фактический контроль за ними, а также за провинциями, некогда управляемыми сенатом. Эта власть сейчас называется императорской, римский народ доверяет ее принцепсу в определенных законных рамках. Сенат также необходим. Но его реальная сила основывалась на желании армии быть под командованием императора. Светоний предпочитает ссылаться на «день империи», т. е. овации императору со стороны армии, более бурные, чем в «день принципата», определенный сенатом.

Позднее Адриан Фаворин, которого друзья упрекнут в том, что он более эрудирован, чем император, ответит, шутя: «Я должен поверить в то, что умнее меня лишь тот, у кого есть тридцать легатов». Наконец, к этим двум властям [293] присоединится третья: моральное превосходство императора, который относится к своим подчиненным как хозяин и отец всей империи. Понемногу принципат становится, как подчеркивает Тацит, «властью». Эти изменения, этот вид власти, императорский «вид» появляется при Нероне. Некоторые звания остаются — Цезарь, Август, например. Но Нерон объявляет себя еще и сыном Клавдия и упоминает Друза Германика, отца последнего. И если он забывает, что, по матери, он потомок Германика, то всегда ценит свою отцовскую линию, свою принадлежность по усыновлению к Юлиям-Клавдиям. Его консулаты — важный момент в правлении, означают следующее: в 55 году восхождение на престол, 57-58 — попытка провести перед сенатом свой проект налоговой реформы, 60 год — необходимые разработки для укрепления неронизма, и, наконец, 68 год — консулат перелома. К тому же наречен «Отцом Отечества» — и это в 56 году, в год «милосердия». Тут не просто совпадение, с точки зрения Сенеки, император — это мастер, философ, более того, глава над всем и вся. Остается «император», который используется в качестве cognomen — предваряющего титул, как Цезарь, Август. Тиберий этого не принял, его последователи тоже, в том числе Клавдий, все они предпочитают традиционное Цезарь. Нерон в начале правления поступает так же. Однако в 60-61 годы в некоторых документах перед его [294] именами появляется титул autocrator — греческое написание слова «император». Слово частично заимствовано из греческого; причем в узком смысловом значении, да и название автократор меньше всего выступает как предваряющее имя, скорее, оно воспринимается своего рода прозвищем, свидетельствующем об авторитете Нерона. В 66 году по случаю приезда Тиридата все меняется: толпа приветствует Нерона, называя его император. Оба титула — император и автократор — будут теперь сопровождать имя императора как предваряющие, о чем засвидетельствовано документально в Риме и других местах.