Верный меч (ЛП)

Снова заревели рога - долгий, исполненный страдания крик, словно предсмертный вопль огромного зверя - и повсюду десятки англичан поворачивались, разрушая свои защитные стены и отказываясь от сопротивления. Некоторые бежали в переулки, другие к причалам к своим кораблям, и среди них я увидел Этлинга с пятью десятками гвардейцев; его лицо и кольчуга казались малиновыми. В попытке пробиться к кораблю они рубили всех перед собой, казалось, не разбирая, падают ли под их мечами французы или англичане.

-За мной, - крикнул я, поднимая меч, чтобы его видели все: не только мой отряд, но и те, кто присоединился к нам. Я уже разобрался, как управлять своей новой лошадью: как только я отнимал шпоры от боков, ленивая скотина шла медленнее, поэтому мне приходилось вонзать стальные острия в ее плоть, пока мы преследовали врага на пристанях. - За мной!

Воздух над нашими головами наполнился свистом, когда стрелы полетели через реку, поражая внизу бегущих мятежников. Некоторые корабли уже отходили от причалов, хотя они были заполнены только наполовину, а некоторые даже и меньше. Но в спешке противники побросали щиты ради весел, и теперь умирали под ливнем стрел.

-Эдгар, - вопил я сквозь шум боя, пытаясь докричаться до него и его людей. - Эдгар!

Мое горло болело, голос охрип, но они, должно быть услышали меня, потому что стали поворачиваться лицом к нам. Мы уже были на пристани, где путь сузился настолько, что требовалось всего несколько человек, чтобы задержать нас. В отчаянии я спрашивал себя, где Мале с Фитц Осборном, почему они не едут, чтобы блокировать мятежников с другой стороны, чтобы предотвратить их побег. Этлинг уже был рядом со своими кораблями, и я знал, как только он выйдет в реку, мы не сможем настичь его.

Стрелы полетели гуще, оставляя перед нами короткий просвет. Наши лучники выстроились вдоль всего моста. Они дружно поднимали луки, натягивали тетивы, выпускали залп и быстро доставали новую стрелу из колчана.

Мы уже ворвались в ряды врагов, и то, что поначалу было сражением, превратилось в бойню. Собрав все силы, я обрушивал на их головы весь свой гнев, но теперь при каждом новом убийстве я выкрикивал имя Освинн. Я убивал каждого англичанина во имя нее, но больше всего на свете я жаждал убить одного-единственного, и все они вместе взятые, не могли заменить его.

Эдгар уже поднимался на свой корабль, его люди рубили канаты на пристани, в то время, как другие, перебравшись через борт, брались за весла. Но передо мной было так много людей, что я никак не мог пробиться к нему, и только смотрел, как корабль Этлинга отходит от берега, как вспенивают воду его весла, как режет поверхность реки острый, как лезвие, нос.

-Эдгар! - Я наконец нашел место у реки.

Из воды торчали деревянные опоры, и я подъехал к одной из них. Трупы, повсюду лежащие на мелководье, окрашивали воду в красный цвет. Оперенные черенки стрел торчали у них из груди и спины.

Я развязал ремень под подбородком, позволив шлему с грохотом упасть под ноги коня. Я хотел, чтобы Этлинг ясно видел меня, чтобы он запомнил лицо человека, ранившего его. Человека, который в один прекрасный день отправит его к черту на сковороду.

-Эдгар!

Кое-кто из его людей заметили меня, потому что они попытались привлечь внимание своего лорда. И наконец он повернулся, чтобы взглянуть на меня из-под золотого обода своего шлема.

-Я убью тебя Этлинг, - крикнул я, надеясь, что он слышит меня. - Убью, клянусь!

Он выдержал мой взгляд, спокойно глядя на мое лицо и вытянутый вперед кулак, потом, не говоря в ответ ни слова, медленно повернулся и пошел на нос корабля. А я остался смотреть, как с каждым ударом весел корабль становится все меньше и меньше. Позади меня гремели победные крики, бойцы колотили рукоятями мечей по щитам или концами копий по земле, посылая боевой гром вдогонку убегающим англичанам. Наконец Эофервик стал нашим.

Я прикрыл веки, повернув лицо в сторону восходящего солнца, и наблюдал, как корабль Этлинга превращается в далекую черную точку. Порывы ледяного ветра острыми зубами впивались в мою плоть. Я чувствовал себя опустошенным, силы, словно вода, вытекали из тела. Сердце медленно и гулко билось в опустевшей груди.

Я все смотрел и смотрел, пока корабль не скрылся наконец в полоске далекого тумана за пределами города, и я больше не мог разглядеть его.

36

Я нашел Эдо, и мы вместе вернулись назад к мосту. Солнце взошло над домами, над туманом, но я не чувствовал его тепла.

Люди на улицах хлопали друг друга по спине, подбадривая, упиваясь нашей победой и разгромом мятежников. Некоторые, изнемогая от усталости, падали на землю среди раненых и убитых. Другие горевали, вознося молитвы за погибших товарищей. Плотная толпа рыцарей собралась вокруг знамени со львом, я высоко поднялся в стременах и вытянул шею, чтобы через их головы разглядеть, что там происходит.

-Нормандия, - скандировали он. - Король Гийом.

В центре под золотым львом стоял сам король, а перед ним на коленях его тезка Фитц Осборн. Там были и другие лорды со своими знаменами, но я не видел ни Роберта ни любого из его людей, и только надеялся, что он был не настолько глуп, чтобы возвращаться в бой.

-Вот и все, - сказал я Эдо, пытаясь протиснуться вдоль края толпы к подъему до главной улицы. Мое плечо горело от боли, хотя кровотечение прекратилось. Мне повезло, потому что лезвие Эдгара не проникло глубоко, но все же, если бы он ударил чуть ниже, его клинок нашел бы мое сердце. Я вздрогнул при этой мысли.

Большинство оставшихся мятежников бежали через боковые улицы. Некоторые отбивались, но безуспешно и не долго, так как наше численное превосходство заставляло их погибнуть или бежать. Один из них лежал на спине, кашляя кровью и моля о помощи на своем языке, пока нож, перерезавший его горло, не заставил его замолчать.

А потом я увидел Уэйса. Он стоял на коленях на земле, его щит с черным ястребом был прислонен к стволу высокого вяза. Он увидел нас и махнул рукой с выражением тревоги на лице. Рядом с ним стоял Годфруа, я узнал его по фигуре и осанке, а не по лицу, потому что он отвернулся от нас и смотрел на человека, лежащего на земле.

Первой мыслью было, что это Роберт, и боль скрутила мой живот, когда я вспомнил о клятве, данной Беатрис. Но рядом не было больше ни одного из его рыцарей, и, подъехав ближе, мы увидели, что на земле лежит Радульф.

Он неподвижно лежал на спине, положив голову на корни дерева и глядя в небо. Лицо его было испачкано грязью, а вдоль скулы тянулся красный порез. Но я видел, что его грудь медленно поднимается и опускается, он был жив.

Я поспешно опустился на колени рядом с ним. Годфруа бормотал молитву. Рука Радульфа была прижата к нижней части груди. Кровь заливала пальцы, растеклась по его кольчуге и все еще сочилась из-под руки. Я навидался всяких ран, и легких и тяжелых, и сразу понял, что дело плохо. Чем бы ни была сталь, пронзившая его плоть, она прошла до самого кишечника: скорее всего это было копье, судя по глубокой и круглой ране, хотя это не имело значения.

-Радульф, - сказал я и сглотнул, не зная, что сказать. - Мне очень жаль.

Он повернул голову в сторону, не желая смотреть на меня.

-Тебе то что? - Его слабый голос был едва громче шепота, но полон горечи. - Ты всегда меня ненавидел.

Я собирался сказать, что это не так, но понимал, что мне никто не поверит. В любом случае, сейчас было не время для споров.

-Ты хорошо сражался, - сказал я.

-Тебе откуда знать? Тебя с нами не было. - Он начал смеяться; этот натужный скрежет было так же больно слышать, как, наверное, производить.

Смех перешел в кашель, затем его тело задрожало, и он начал задыхаться. Кровь появилась в углу рта, кровь из раны полилась на землю.

-Сядь, - сказал Годфруа. - Танкред, помоги мне.

Он ухватил Радульфа за одно плечо, я за другое, и мы вместе подтащили его ближе к дереву, так чтобы его спина упиралась в ствол. Он зажмурился и почти сдержал крик. Я почувствовал укол вины, но не знал, что еще сделать, чтобы унять его боль.