Верный меч (ЛП)

-Что она сказала? - Спросил я Эдо.

Он покачал головой, глядя на дверь. Я другой стороны послышались шаги.

-Быстро, - прошипел он. - Уходим.

Я повернулся и шагнул к лестнице, но совсем позабыл о столе за спиной. Я врезался прямо в него, и он со скрежетом проехал по половицам. Проклиная свою глупость, я наклонился вперед. Прежде, чем я успел выпрямиться, дверь распахнулась.

На пороге стоял Гилфорд.

-Танкред, - сказал он. - Эдо. - Несколько мгновений он казался смущенным, потом на его лице отразился гнев. - Я же приказал вам остаться.

Я не собирался обращать на него внимание, но за его спиной появилась жена клятвопреступника: женщина средних лет, достаточно привлекательная для своего возраста. Невысокая и хрупкая, с молочно-белым лицом и длинной, изящной, как у лебедя шеей. Было нетрудно понять, что такой человек, как Гарольд Годвинсон, находил в ней. Но сейчас ее глаза были полны слез, щеки были мокрыми и блестели при свете свечей; сам того не желая, я почувствовал внезапный укол жалости к ней. Что ей наговорил священник, если вверг ее в такую печаль?

Потом я увидел, что она прижимает к груди лист пергамента с закрученными краями, словно стремящимися вновь принять форму свитка. Это должно было быть то самое письмо, которое я прочитал в комнате священника вчера ночью. Неужели это оно так огорчило ее?

-Почему вы здесь? - Гилфорд говорил требовательно. - Вы подслушивали?

Я колебался, пытаясь придумать причины для присутствия здесь, но ничего не шло на ум. Молчание затянулось, и я чувствовал, что пора сказать хоть что-нибудь, чтобы прервать его, когда снизу раздались тревожные крики. Я посмотрел в сторону лестницы и встретился взглядом со старой Бургиндой. Она указывала на нас, а рядом с ней стояла Синхильд, настоятельница, ее глаза неотрывно глядели на нас.

-Вы, - обратилась она к нам. Она чуть приподняла полу рясы спереди и поднялась по каменным ступеням, волоча подол за собой. Бургинда следовала за ней. - Вам нельзя здесь находиться. Этот дом предназначен только для сестер.

-Миледи... - я решил протестовать, хотя, по правде говоря, не знал, что сказать дальше.

Разве я мог признаться ей, почему мы здесь находимся, и удовлетворит ли ее мое объяснение в любом случае?

Она поднялась на верхнюю ступеньку, не глядя в сторону дальней комнаты.

- Гилфорд, - произнесла она по-французски, несомненно, для того, чтобы мы все поняли ее слова. - Вы знаете, что мужчины не допускаются в жилье монахинь.

-Я не разрешил им идти за мной, - сердито сказал он, глядя на меня. - Я не знаю, что они здесь делают.

У нижней площадки лестницы начали собираться монахини, и я увидел среди них круглолицых сестер.

-Я не говорю о них, - казалось, настоятельница говорит с нашкодившей собакой. - Вы тоже не можете находиться здесь. Здесь не место для любого мужчины, даже для священника.

Она прошла мимо меня и Эдо к Эдгите, по лицу которой все еще текли слезы, потом снова посмотрела на нас, положив руку на плечо леди.

-Вы посмели нарушить покой монахинь, находящихся под моей защитой, - произнесла она, повысив голос. Сейчас она обращалась ко всем нам, ее глаза, обращенные на Эдо, затем на Гилфорда и, наконец, на меня, сверкали огнем. - Вы посмели явиться сюда и нарушить мир этой обители.

- Minhlaefdige... - я подумал, что голос Гилфорда звучит почти умоляюще.

Настоятельница не дала ему договорить.

-В этом доме установлен свой порядок, - она возвысила голос, заставляя капеллана замолчать. - И пока вы здесь, вы будете уважать этот порядок.

Я склонил голову. Никто не проронил ни слова: ни я, ни Эдо или капеллан, ни монахини, стоявшие у подножия лестницы.

-Сейчас, - продолжала настоятельница, - возвращайтесь в свой дом, пока я решу, как следует с вами поступить, и считайте, что вам повезло, раз вас не выгнали отсюда немедленно.

Священник низко поклонился Эдгите. Ее лицо покраснело, и мне показалось, что она готовится заплакать снова, но она сдержалась. Вместо этого она сжала пергамент, комкая его в руке, и бросила его священнику, с вызовом глядя ему в лицо.

-Идите, - сказала Синхильд.

День не был теплым, но мне вдруг стало душно в этой комнате.

-Мои извинения, миледи, - сказал я настоятельнице, уходя.

Но я не решился снова встретиться взглядом с этими огненными глазами и с гневом Божьим, горевшим в них.

28

За оставшуюся часть дня священник не сказал нам ни слова. Ближе к вечеру прибыла одна из монахинь с известием, что настоятельница хочет с ним поговорить, и он ушел, чтобы встретиться с ней. Мне было интересно, что они обсуждают так долго, потому что вернулся он уже затемно.

Пока Гилфорд отсутствовал, я снова переговорил с людьми Мале, чтобы выяснить, что еще они знают. Оказалось, что очень мало. Как я и думал, Мале отправлял их сюда не в первый раз, и имя Эдгиты было им известно. Но с другой стороны оказалось, что они действительно не знают, кто она такая - что она была когда-то женой узурпатора - это стало для них полной неожиданностью. Но все же я не мог доверять им полностью; мне было не по себе от мысли, что они все это время скрывали от меня важные сведения.

Мы вшестером сидели у стола, когда в дверь вошел священник. Порыв холодного воздуха поколебал языки пламени в очаге и зашелестел соломой на полу.

-Мы должны уехать завтра утром, - объявил он и направился к лестнице.

Я переспросил:

- Завтра?

Если мы приехали зря, подумалось мне, то мы можем убираться отсюда прямо сейчас, нет причин продлевать наш отдых.

Он на мгновение остановился, глядя на меня усталыми глазами.

-Наши дела здесь закончены, - сказал он. - Завтра на рассвете мы отправляемся в Лондон, так попросила аббатисса Синхильд. Она была так добра, что позволила нам остаться здесь еще на одну ночь, но не дольше. Убедитесь, что вы готовы выехать завтра утром.

Он поднялся вверх по лестнице, я смотрел ему вслед. Настоятельница решила, что мы должны уехать отсюда. Это меня не удивляло, потому что мы нарушили правила монастыря, и, хотя мне нечем было гордиться, особого стыда я тоже не испытывал. Мы выполнили свой долг, хотя я все еще не был уверен в ценности того, что мы узнали. Ничто из того, что мы с Эдо услышали, не содержало важных сведений. Разве что упоминание Эдгитой ее мужа, Гарольда. Так из-за чего она спорила со священником?

Вскоре мы тоже разошлись по своим каморкам. Некоторое время я лежал на своем тюфяке, прислушиваясь к крикам сов в саду. Должен был существовать какой-либо способ проникнуть в эту тайну, но я не находил его. Увидев Эдгиту такой расстроенной, я не мог вернуться в ее покои без риска, что она не поднимет тревогу. И я не мог ничего узнать от монахинь.

В конце концов я незаметно заснул, несмотря на яркий свет луны, полосами падавший на пол и на стену сквозь щели в ставнях.

Я вздрогнул, пытаясь понять, что меня разбудило. Тихо дыша, я продолжал лежать неподвижно.

Свет и быстрые шаги. Они доносились снизу, из зала. Сначала мелькнула мысль, что это может быть Гилфорд или один из рыцарей, но я привык к звукам их шагов и не думал, что это может быть кто-то из своих.

Я сел, пораженный внезапной догадкой. Одежду я не снимал, вчера ночью я убедился, как может быть здесь холодно, особенно при сильном ветре. Сегодня ветер был не такой ледяной, но даже под шерстяным одеялом было теплее спать одетым. Я опустил ноги виз, нашарил на полу нож с ножнами и встал, прицепив их к поясу. Потом босиком я решился выйти на лестничную площадку к краю лестницы.

Огонь в очаге догорел давно, но кто бы ни был наш ночной гость, он принес с собой фонарь, озарявший мягким светом часть зала и нижние ступени лестницы. Положив руку на рукоять ножа и старясь не шуметь, я начал спускаться вниз.

Огонек в фонаре вздрогнул, и я услышал грохот металла, показавшийся мне таким громким, почти как удар церковного колокола. Женский голос пробормотал проклятие. Я крался вниз по лестнице, пригнувшись и стараясь держаться в тени.