Партизанская хроника

— Поставь, чтобы мина взорвалась около двенадцати часов, — попросила Рая Фолитара. — А раньше времени она не взорвется?

— Все может случиться, — нехотя ответил Олег.

— Вижу, ненужный вопрос я задала, — улыбнулась Рая. — Ставь!

Олег вставил взрыватель в мину с заводом на двенадцать часов. Рая, уложив ее на дно чемоданчика, прикрыла сверху одеждой.

Поравнявшись с постовым, она приветливо поздоровалась с ним. Охранник пропустил ее, как и обычно в последнее время, без проверки.

В одном из залов столовой обедали старшие офицеры. Они были особенно придирчивы, и ни одной официантке не хотелось подавать им. Поэтому их зал обслуживали по очереди.

— Пусти меня сегодня обслуживать большой зал, — попросила Рая свою подругу. — У меня просьба к одному из офицеров…

Та охотно согласилась.

Рая вошла в зал и положила чемоданчик в шкаф для одежды. В половине двенадцатого начали собираться эсэсовцы. Рая притворилась больной, пошла к немке, заведующей столовой, и отпросилась к врачу. Выйдя из столовой, она побежала домой, где ее ожидал Олег Фолитар и ее семья.

Когда они находились уже за городом, раздался сильный взрыв. В тот же день Олег вернулся в Минск и узнал, что взрывом убито двадцать два офицера и немка, заведующая столовой.

— Не страшно было? — спросил комиссар.

— Страшно… Из столовой чуть не бегом пустилась, но скоро все прошло, — улыбнулась Рая.

— Да ты не волчок, а тигренок, — засмеялся Лещеня. — Теперь можешь отдыхать, твои боевые задания закончены.

— Дайте мне винтовку, немного подучите, и для меня начнутся новые боевые задания, — сверкнула глазами девушка.

— Обязательно научим! А на первое время попросим в нашу столовую. Партизаны тоже любят квалифицированное обслуживание. Только попрошу не подкладывать мин по старой привычке, — улыбнулся комиссар.

Все весело засмеялись.

Семью Раи определили в семейный лагерь, а она сама, пока училась владеть винтовкой и автоматом, работала на кухне. Здесь она познакомилась с Марией Сенько. Мария тяжело переживала гибель братьев, но никто не видел ее плачущей. С осунувшимся лицом, впавшими глазами, она упорно работала.

Мы рассказали Рае про горе Марии и попросили отнестись к ней с особым участием. Девушки скоро узнали друг друга ближе и крепко подружились.

Дня через два нам сообщили, что все поляки-монтажники живы и находятся в соседнем с нами партизанском отряде.

8

На следующий день рано утром в лагерь прибыл Константин Мурашко. После диверсии на аэродроме прошло три недели, и это время он не сидел без дела.

Рая Врублевская — член его подпольной группы — работала на военном складе, расположенном в Козыреве. Этот склад снабжал армию и воздушный флот радиоаппаратурой. Мурашко дал задание: при отправке аппаратуры на фронт вытаскивать паспорта.

— Я думаю, что это неплохие документы, — сказал Мурашко и передал их мне. Из другого кармана Константин достал пачку приказов и заметок.

— Откуда это?

— У пьяных эсэсовцев Рая Врублевская вынимает из карманов, — пояснил Мурашко.

Документы оказались ценными. Среди них были и такие, которые пополняли наши представления о методах борьбы оккупантов с партизанами и подпольщиками.

— Передай Врублевской благодарность от имени подпольного горкома партии. Пусть дальше так же работает, — сказал я Мурашко.

— Наметили мы с Раей, — продолжал Мурашко, — еще одно дело, правда, рискованное. Гитлеровцам на фронтах туго приходится, и вот они отправили на восток с аэродрома зенитную команду, а вместо нее поставили словаков. Рая Врублевская уже встречалась с ними и разговаривала, рассказывала про партизан. Словаки не желают воевать за фашизм, хотят перейти к партизанам… Мы обещали им устроить это.

Я задумался, молчал и Лещеня.

— Да, дело здесь рискованное, — через некоторое время проговорил Лещеня. — Может быть, эти словаки и на самом деле честные люди, а может, и провокация СД. Организовать предварительную встречу можно?

— Постараюсь. Они обещали прислать офицера, — ответил Мурашко.

— Встретимся. Для прикрытия выделим группу партизан, — добавил я.

— Этого не нужно, — запротестовал Мурашко. — Они сочтут это за недоверие к ним.

Мы согласились. Снабдили Мурашко пистолетом, гранатами, подпольной литературой, и он вышел обратно в Сеницу.

Спустя три дня, в последних числах октября 1943 года, он вернулся с двенадцатью словаками.

— Рудольф Заяц, — представился мне стройный, чуть выше среднего роста брюнет. Это был словацкий офицер. Он довольно хорошо говорил по-русски.

Рядом с ним стоял другой словак, блондин, могучего телосложения, такой же большой, как наш Карл Антонович.

— Ян Новак. Были отколоты от вас, а теперь товарищи… — попытался по-русски сказать он, но, сбившись, схватил мою руку и, улыбаясь, крепко сжал ее.

Познакомились со Штефаном Росьяром, Ёзефом Качалкой, Яном Голасом и остальными. Словаки были вооружены автоматами и пистолетами. На двух грузовых автомашинах они привезли пятьдесят тысяч патронов.

Партизаны приняли чехословацких товарищей как родных братьев.

Рудольф отозвал меня в сторону и, волнуясь, сказал:

— Хотели было вывести весь дивизион, но нашелся предатель, поэтому прибыл только расчет одной батареи. Только вы не подумайте, что другие словаки — ваши враги, — торопливо добавил он. — Мы на своей спине узнали, что такое фашизм, и давно хотели уйти к партизанам. Перейдут к вам и остальные… А теперь будем вместе бить гитлеровцев, — твердо закончил он.

— Будем, — подтвердил я и крепко пожал ему руку.

На другой день по указанию горкома партии Машков вместе с Рудольфом написали воззвание к солдатам словацкого дивизиона. Отпечатанные воззвания Мурашко отнес в город. Через Врублевскую их распространили среди солдат. Однако немцы после перехода к партизанам батарейного расчета увезли куда-то остальных словаков.

Из Озеричино вернулся Чернов и принес почту, свежие номера националистических газет «Раніца» и «Беларуская газета». Между газетами я нашел конверт. На нем было написано «Рудольфу Зайцу».

— Откуда это? — спросил я Чернова.

— Хадыка сказал, что кто-то ему в деревне передал, — несколько удивленно ответил Чернов и вышел из землянки.

Я осторожно раскрыл конверт. Внутри была маленькая записка.

— Что там? — спросил Лещеня. Я прочел вслух:

— «Господин Рудольф!

Уже прошло немало времени, как вы устроились у партизан.

Мы думаем, что вы умный человек и успели заслужить у них доверие. Советуем действовать, пока вас не разоблачили. Быстро уничтожайте штаб отряда и возвращайтесь обратно. С.».

— Скорее всего провокация, но проверить нужно, — сказал я.

Лещеня взял у меня письмо, внимательно осмотрел его и улыбнулся:

— Выдумка СД. — Он бросил бумажку на стол.

Я все же решил устроить маленькое испытание словакам. Вложил записку в другой конверт, аккуратно заклеил и, позвав Чернова, велел ему отдать письмо Рудольфу.

Спустя некоторое время в землянку вошел побледневший Рудольф. Он осмотрелся и, видя, что мы с Лещеней одни, проговорил:

— Ну и сволочи! Только фашист может так пакостно придумать. Вот! — Он подал мне знакомый конверт.

Я в присутствии Рудольфа принялся внимательно читать письмо. Ко мне подошел Лещеня. Потом мы оба подняли глаза на Рудольфа. Он был взволнован.

— Фашистам не по душе, что мы вместе с вами воюем, — блеснул глазами Рудольф.

— А товарищам своим вы показывали? — спросил, Лещеня.

— Нет, хотел раньше с вами посоветоваться, — ответил Рудольф.

— И не показывайте, — посоветовал я.

— Разрешите нам сегодня пойти на железную дорогу, мы еще раз покажем фашистам, кто мы такие, — нахмурился Рудольф.

Мы разрешили.

Словак вышел, а я позвал Андрея Ларионова и спросил о новых товарищах.

— С ними в огонь и в воду пойду, — горячо похвалил словаков Андрей. — Верные друзья.