Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 110



— А дорога из Минска в совхоз открытая? — раздумывая, спросил я.

— Да. Нет ни одного кустика, вокруг сплошные поля, кое-где, правда, к дороге подходят посевы озимых, они уже поднялись.

— Где вы храните ту взрывчатку, которую я вам дал в прошлый раз?

— Хорошо спрятана в городе. А что, понадобилась?

— Отдайте ее Фене Серпаковой. Она знает, кому отнести. Только предупредите ее, чтобы не бегала с толом по городу, и пусть познакомит вас с руководителем группы.

— Будет выполнено, — заверила Василиса Васильевна. — А на заводе Мясникова славно поработали!

— Раненые есть?

— Ни одного, — ответила Василиса, и я почувствовал еще больше уважение к подрывникам.

— А арестованные?

— Есть один.

— Кто такой? — стараясь не выдать своего волнения, спросил я.

— Зубин.

Мне сделалось легче. Красницкий не упоминал такой фамилии. Значит, в группе предательства нет.

Я простился с Василисой Васильевной и уехал в лагерь, а Гуринович остался с ней.

В лагере я разыскал комиссара, передал ему услышанное от Василисы Васильевны.

— Нужно попробовать захватить Кубе, — спокойно сказал он. — Пойду я сам.

— Нет, Иван Максимович, без тебя найдутся люди. Разве ты не доверяешь нашим партизанам?

Мы долго выбирали, кого послать. Здесь нужно было быть человеком не только смелым и находчивым, но и хладнокровным, способным трезво оценить обстановку. Послать на эту операцию многих мы не могли. Им негде будет укрыться. Наконец остановились на Козлове.

— Маленькая группа Козлова лучше сможет действовать, — сказал комиссар.

Мы позвали Козлова и развернули перед ним карту.

— Сможете на этой дороге уничтожить три легковые машины? Но только так, чтобы ни один пассажир в них не остался живым. Местность открытая. Пойдете маленькой группой.

Брови у Козлова сдвинулись. Несколько минут он молча изучал карту.

— Сделаю все, что смогу, — просто ответил он.

— По этой дороге обычно ездит Кубе, — тихо сказал Родин.

— Как ящерица, буду ползти, но выполню задание, — оживился Козлов.

— В бойцах своих уверен? — спросил комиссар.

— Как в самом себе!

— Итак, решено: в пятницу вечером необходимо быть на месте. — Я встал и подал Козлову руку.

На подготовку оставалось два дня, а дорога была далекая — восемьдесят километров.

Под вечер ко мне в шалаш, где находился и комиссар, пришел Козлов с четырьмя партизанами своей группы. Все вооружены автоматами и маузерами, на поясе у каждого по две гранаты. Мы внимательно осмотрели оружие и обмундирование. Все было в безупречном состоянии. Партизан ждали запряженные лошади, чтобы провезти их через партизанскую зону.

Подводы тронулись. Мы с комиссаром проводили отъезжающих. За лагерем простились.

— Здесь мой орден и письмо семье. Если не вернусь, после войны домой перешлете. Не вскрывайте, пока не убедитесь, что я погиб. — И Козлов вручил мне пакетик.

— На счет этого будь покоен, Александр Федорович… — напутствовал я его, но голос мой сорвался, и я замолчал.

— Мы знаем, куда идем, — сказал Козлов и пожал нам руки.

Он сел на подводу и, схватив у возницы кнут, ударил по лошадям. Мы вернулись в шалаш, сели за стол и несколько минут молча смотрели на лежащий перед нами аккуратно перевязанный пакет Козлова — его завещание… Утром меня разбудил Андросик:

— Пришла из Минска Катя, — доложил он. — От Фролова, связная.

— Катя Карпук, — отрекомендовалась она звонким голосом.

Восемнадцатилетняя девушка с тонкими чертами продолговатого лица, румяными щеками, голубыми глазами, темно-русыми волосами, Катя произвела на нас впечатление боевой и смышленой девушки.



Разговорились. Катя передала нам слова Владимира Сенько о том, что они ждут оружие и хотят действовать в ближайшее время. Они собираются уничтожить офицеров СД.

— Каким образом? — спросил я.

— Способ найдут! Ребята толковые. Ведь уже год живут нелегально, и никто их не может поймать, — гордо ответила она.

— Выдержанные хлопцы, голову в петлю без нужды не сунут, — подтвердил и Андросик.

— Хорошо, дадим им пистолеты. А сумеете доставить оружие в город?

— Доставлю, — уверенно тряхнула головой Катя.

— Если схватят, замучают… — начал я.

— Зачем вы мне об этом говорите, я сама знаю. — Лицо девушки покраснело: ей показалось, что в ней сомневаются. — Постараюсь, чтобы не схватили, а на всякий случай научите меня стрелять.

«Кажется, Катя не из тех, которые бросают слова на ветер», — подумал я и спросил, удалось ли ей поступить на работу. Оказалось, что нет…

— Братья Сенько нигде не работают, и вы тоже… Как же живете?

— Много ли нам нужно! — проговорила девушка, и легкая тень смущения пробежала по ее лицу.

Я оглядел ее потрепанный жакет, выцветшее ситцевое платьишко. Было ясно: Катя, как и братья Сенько, жила тем, что продавала вещи. Но ведь этого надолго не хватит… Вместе с ней и Андросиком я пошел на склад выбрать оружие. В город нужно было послать уже испытанное, абсолютно безотказное, чтобы в критический момент оно не подвело.

Верхом на лошадях мы выехали из лагеря на небольшую поляну и здесь стали проверять выбранные нами пистолеты. Отобрали три самых лучших.

Теперь Кате нужно было возвращаться. Я подал ей приготовленный пакет с двадцатью тысячами марок.

— Это передайте Владимиру Сенько. А он уже будет знать, как распорядиться…

Я тревожился: сумеет ли она доставить в город пистолеты, пятьсот патронов к ним, деньги и воззвания — и для большей безопасности направил ее через переправочный пункт Исаева. Дал его адрес, она собрала все в один узел, и Чернов повез ее в Озеричино… Оттуда Хадыка доставит Катю в совхоз «Сеница».

К Валерьянам в назначенный срок я выслал сильную группу Усольцева для встречи «самооборонцев». Через два дня группа возвратилась ни с чем.

— Как резал волк овечек, так и режет по-прежнему, — намекая на пароль, выругался Усольцев.

На следующий день утром прибыла Василиса Васильевна. Лицо ее было посеревшим, измученным… Я понял, что случилось несчастье.

— Погибли, все до одного погибли! — со слезами проговорила она.

— Неужели предательство?

— Убеждена в этом. Но как узнать, кто предатель?

— Расскажите по порядку, что вам известно, — попросил я.

— Все было подготовлено и предусмотрено до мелочей, — рассказывала Василиса Васильевна. — Шоферы броневиков завели моторы и выехали на дорогу. Здесь их встретили три танка и открыли по ним огонь. Броневики не сдались, начали бой. Они подбили один танк, но остальным удалось поджечь броневики. Тогда солдаты выскочили из броневиков и стали кидать в танки гранаты… Ни один из солдат не сдался живым.

— А Соболенко?

— Соболенко сам приехал потом на место боя… — ответила Василиса Васильевна.

— А вам не кажется, что Соболенко ведет двойную игру? — спросил я ее.

— Его я не подозреваю… Ведь он сам предложил эти броневики!

Я задумался. Весь экипаж погиб… Как узнать теперь, с кем они сговаривались. Может, Соболенко, желая доказать немцам свою преданность, сам состряпал провокацию?

— Держитесь с Соболенко настороже, — сказал я Василисе Васильевне. — Пусть с ним работает только Феня Серпакова, но вы и ее предупредите…

— Конечно, предупрежу, — кивнула она.

— Нет ли у вас новостей из совхоза «Лошица»? — спросил я. — Мы послали туда товарищей, но они почему-то долго не возвращаются.

— Ничего нового не слышала. Если бы Кубе был убит, я бы знала. Сведения о поездках Кубе в Лошицу были точные.

— Люди направлены смелые, закаленные, они не пропадут, — успокоил я Василису, и мне самому от этих громко сказанных слов стало немного легче.

Василиса Гуринович пошла обратно в Минск.

Они возвратились грязные, усталые и сильно обросшие, с потемневшими лицами. Впереди шел Козлов. Я поспешил ему навстречу. Остановившись в трех шагах, он отрапортовал: