Страница 21 из 68
Останки Бифёра мы нашли не сразу, ближе к полудню. Кто-то из гномов посмотрел вниз, перебираясь через сложный участок склона, не знаю уж, что там заметил, но скоро мы спустились по скальной стенке метров на сорок, причем Бафёр просто обвязал вокруг моей талии веревку и спустил вниз, как корзину с картошкой, по незабываемому выражению маркиза Конкруда. Не скажу, что такое внимание меня обижает, но с башни Конкруда я спускался самостоятельно! Со стометровой, между прочим, высоты! Молчать надо об этом, молчать, воздержаться!
Не то что от неудачливого часового старались избавиться, просто бросили изгрызенные кости и остатки одежды вместе с изодранной в клочки снарягой. Могли и кобольды погрызть, недаром каннибалы. Оружие? Гномы столпились вокруг родича, так что я не понял, гранаты были у Бифёра или нет? Револьвер и винтовку гномы забрали, но просить их дать «поносить» оружие было бесполезно — оно было попорчено, непонятно, камнями, когтями или еще чем.
«Прощай, Бифёр! — сказал я мысленно, глядя на то, как хоронят гномы своего родича, и не желая выяснять, как они отреагируют на мое не совсем уместное надгробное слово, — Не успели мы познакомиться, но имя твое я не забуду!» Пожалуй, то же можно было сказать о «штрафниках» Дусте и Колдуне, настоящие имена которых я так и не удосужился узнать.
Надо кобольдов искать, без разборок с ним дальше никуда!
Кобольдов искали везде. В пещерах, рядом с водопадом, в каких-то старых штреках, про которые гномы ничего не стали мне рассказывать, делая загадочные лица. Серебро? Может быть, может быть… Выработки давно были прекращены, так что можно не сомневаться — ни одного самородка я не найду, даже если буду рыть носом землю. Кобольды, по слухам, любят именно старые выработки, причем для них не особо важно, где жить — в штольне или в шурфе, то есть в горизонтальной «трубе» или в вертикальной. И еще кобольды известны как самые мрачные и отвратительные шутники по отношению к тем, кто рискует работать в шахтах. Если это так, то последняя их выходка — с исчезновением — просто великолепна. Главное, чтобы они не продолжили шутить свои шуточки со мной.
В коротком наклонном штреке, заканчивающимся завалом, мне впервые стало не по себе. Гномы вооружились мощными фонарями, и я возблагодарил пришлых за это изобретение. Чадящие факелы, конечно, очень романтичны, но не здесь, в штреке, здесь и так дышать нечем. И пахнет… Откуда в этих выработках хомячки? Не кобольды, которых я стал про себя называть «крысюками», а самые настоящие серые грызуны с забавными мордами, как у хомяков, и глазами-бусинками. Нет, хвосты не голые, не крысы, не хомячки, какие-то …пищухи? Один из этих мелких полухомячков-полукроликов явно наблюдал за нами и не собиралась прятаться. Бешеный? Что съедобного могут здесь найти эти животные? Или их тут прикармливают?
— Нет ощущения, что нас пасут? — спросил я не отходящего ни на шаг от меня Бафёра. Тот только покачал головой, не соглашаясь. До чего ж упрямые!
Пищуха, наконец, спряталась в какую-то щель, и я подошел поближе — посмотреть, насколько серьезен завал, образовавшийся совсем недавно, судя по шушуканью гномов. Неожиданно где-то в глубине тараканьего хода раздался заглушенный испуганный писк, и почти что в лицо мне выскочила та самая, которую я подозревал в бешенстве. Я и успел-то только отскочить, закрывая лицо локтем, как сверкнувшая алым раскаленная проволока выскочила из норы, обвила задние лапки грызуна и потащила его обратно, вглубь завала. Животное было мертво, можно не сомневаться…
— Видал? — спросил я у Бафёра, ошарашено пытающегося сдернуть с плеча винтовку. Живая проволока? И цвет такой… такой…, какого была борода у старикана-кобольда, светящаяся в ночи. Я представил, как один волос из бороды кобольда лезет у него из подбородка, удлиняется, утолщается и начинает охоту на несчастную пищуху. Интересно, другие волосы при этом «втягиваются» или на них закон сохранения энергии не распространяется? Хотя причем тут энергия?..
Как бы то ни было, гномы решили, что завал надо разобрать, им почему-то показалось, что ему здесь не место. Эстетические чувства он им, что ли, оскорблял? Странные типы… Завал, так завал, зачем корячиться? Гномы, впрочем, моего мнения не спрашивали и в моей помощи не нуждались. Огромные валуны они поднимали на раз, в их руках как по волшебству появились кирки и лопаты, и моя рука, потянувшаяся у саперной лопатке, висящей на поясе, опустилась сама собой. Зато пылищи рудокопы подняли — не прочихаться!
— Эй, Бафёр, — кашляя, позвал я свою «тень», — может, я на воздух выйду?
— У тебя противогаз есть? Вот и воспользуйся! — хмыкнул Бафёр, и я последовал его совету — не дышать же пылью!
Надеть противогаз не составило никаких проблем. Только приходилось все время протирать «глаза», чтобы хоть что-то увидеть. Посыпанные пылью, как пончики сахарной пудрой, гномы в процессе разборки завала выглядели очень целеустремленно. Может, именно поэтому я расслабился и не заметил, как темп «стахановской» работы снизился, замедлился, а затем гномы, один за другим, опустили инструменты и застыли соляными стопами перед открывающейся картиной. Картиной — в прямом смысле слова. А посмотреть было на что: завал скрывал темный, узкий, но высокий ход, на правой стороне которого, скромненько так, находилось изображение дракона, и выполнено это изображение было вовсе не лапками кобольдов. Зеленая грива, черная блестящая, едва ли не лаковая чешуя, красная пасть и совсем не драконьи глаза — с ярко-желтой радужкой и круглым зрачком. Крылья полустерты, но красноватый отлив на них все равно виден отчетливо. Когти вовсе не белые, а именно что черные, и это дает возможность предположить, что неизвестный художник видел дракона, а не воспользовался для его изображения расхожими представлениями или своей собственной фантазией… Гномы работали лопатами осторожно, с ювелирной точностью, освобождая большую часть живописного полотна, фактически, фрески.
— Ого! Видел когда-нибудь такое? — Бафёр был удивлен, но не восхищен, в отличие от меня. — Это что же такое?
Я тоже не мог припомнить ничего подобного. Психопатов-оборотней, входящих в «Дом Дракона» — тайную секту, каждый член которой хотел превратиться в дракона, а не в заросшую густым ворсом гориллу, как им полагается, давно перебили. Они почему-то возомнили, что ритуальные убийства помогут им стать чешуйчатыми… Себя бы кромсали, маньяки! Кто еще драконам покланялся? Да много кто… Хоть на дворянские гербы посмотреть — на многих то рулька драконья, то крылышко, то башка. И не в том дело, что дракон воплощение силы, мощи, быстроты и …коварства, что ли. В Великоречье с гербами не все так просто: простенькие общеизвестные символы и эмблемы сочетаются с воплощением запутанных религиозных воззрений старинных дворянских родов, а мифологические животные зачастую проигрывают по всем статьям тем милым представителям фауны, из-за которых по ночам за городские стены носа не высунешь.
Но вообще — не к добру такой знак. Одно понятно: считать поход гномов за драконьим золотишком простой охотничьей забавой не получится при всем желании. Охоту на драконов я не одобряю, мне Грызика с мамашкой жалко, но помешать гномам никак не могу. И почему-то есть у меня чувство, что не надо гномам к драконам лезть, чревато это…
— Я все-таки на воздух выйду, хватит, налюбовался картинкой, — буркнул я и побрел к выходу из штрека, не обращая внимания на возражения Бафёра. У выхода сам Лимлин стоит на карауле — не дело начальнику в пыли возиться да валуны ворочать. Пора ему узнать, что отрыли его доблестные подчиненные. Бафёр, видимо, принял это во внимание, поэтому, вместо того чтобы грубо одернуть меня, просто поплелся следом, что-то бубня себе под нос и громыхая амуницией.
Мы успели дойти почти до самого выхода, когда яростная, оглушающая волна из пыли и мелких камешков подняла нас в воздух и попыталась выкинуть прочь из штрека. Штрек был наклонным, градусов под 30, поэтому, пролетев пару метров, мы шлепнулись на пол живым бутербродом: гном оказался сверху, и придавил меня своим немаленьким весом. Впрочем, булыжниками по башке досталось, в основном, моему сопровождающему. Полуоглушенные, мы рванулись, но в разные стороны: я к выходу, а Бафёр — к накрывшему его товарищей обвалу. Навстречу мне бежал Лимлин, но я его едва заметил — так мне хотелось выскочить на поверхность! Не люблю подвалы и пещеры, и никогда не любил!