Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 68

Я уважаю спокойствие профессионала, его улыбку. Иногда, правда, и она не к месту. Помню, один приятель, хороший рукопашник, весьма профессионально выламывал руку какому-то живчику, решившему достать оружие в «общественном месте», а на губах у него в тот момент застыла совершенно идиотская улыбка. Это так тренер, помешанный на «восточке», научил — всегда улыбаться во время рукопашной схватки. Метелила потом моего приятеля целая толпа. Когда мне удалось к нему пробиться, выяснилось, что все решили, будто он сошел с ума…

Я понимаю лишь похожую на улыбку отрешенную гримасу человека, чей разум говорит: «Нет, это все не я! это все не со мной!» Не уважаю, но понимаю. И даже сочувствую медлительности, «заморозке» ступорящих солдат. Радостную возбужденность Дуста я готов принять только в том случае, если он мстит за погибших товарищей. Только что-то мне говорит, что старожилам из штрафной роты глубоко наплевать, что происходит с их «товарищами». Надо за Дустом присмотреть…

Наше направление чуть-чуть перекрывало направления других огнегрупп, причем при перечислении ориентиров учитывалось и направление ветра и его сила, и еще какие-то факторы, о которых я мог только догадываться. Мы взобрались на небольшой холмик, спустились со склона, внимательно осмотрев его перед этим, взобрались еще на один, вновь спустились и так прошли еще две сотни метров. Ландшафт носил явные следы «работы» гаубиц, минометов и ЛПО. Ямки, глубиной примерно в полметра и диаметром в два, создавали для нас дополнительные трудности в ориентировании на местности, да еще мы шугались того, что в этих вновь образовавшихся «окопчиках» может накапливаться «живая сила» противника. Хорошая штука 105-миллиметровая гаубица, образца не знаю уж какого года, «полковушка», или нет, «дивизионка»… «Полковушка» поменьше калибром будет, 76 миллиметров. У «сипаев», вроде бы, на вооружении. А регулярные войска большие калибры уважают… Все вокруг было в дыму и огне, я себя чувствовал сидящим на раскаленной сковороде, сапоги было откровенно жаль. Бывают бифштексы, как подметки… Я знаю, у меня так самого было: замечтался я как-то во время готовки, отвлекся… А теперь у нас подметки как бифштексы. Никогда не буду есть жареное мясо! Хорошо, что перед выходом всем раздали «чехлы», то есть чулки с завязочками из неизвестной мне ткани, надевающиеся прямо на сапоги. Мы сбрызнули их водичкой из фляг, но все равно ощущения были не из приятных.

Первый «тараканий» ход мы обнаружили минут через пятнадцать после начала движения. Правда, и шли мы медленно… Дуст уже дважды делал «выстрел» по подозрительным воронкам, ему казалось, что «тараканы», припав к земле, так и ждут, пока мы приблизимся. Сомневаюсь, что он хоть в кого-то попал… А вот «ход», то есть дырка в земле, гораздо опаснее. Она была закупорена изнутри травяной «пробкой», обильно смоченной водой. Так что сквозь пепел пробивалось неожиданное сочетание цветов: угольно-черного, серого и зеленого, на фоне обожженной земли. Травы вокруг «пробки» не было — выгорела дотла, и почти правильный круг прямо посреди склона был хорошо заметен. Кстати, у гоблинов зрение черно-белое, так что их ошибка может быть связана с этим.

— Дыра на три часа! — заорал Дуст. Вот сейчас он молодец — первым заметил! — Давай, Колдун, Тигра!

За «пробкой» могли прятаться лучники, так что Колдун поспешил вскинуть свой огнемет, и струя огня залила склон.



— Так, так их! — в лихорадочном возбуждении кричал Дуст, — еще дырка должна быть, запасная! Ищем все!

В этот момент целый кусок склона просто сполз вниз — гоблины не стали ждать, бросаясь на нас грязно-зеленым клубком, ощетинившимся короткими копьями и грубо выкованными ятаганами. Они были на расстоянии семи-восьми метров, и это было нашей ошибкой. Подловили! А как еще зачищать? В дыму же все, и не видно ничего! Единица у меня давно была выставлена. Так что я покрепче сжал рукоять, вдавливая автоматический предохранитель, и нажал на гашетку. Струя огня, вырвавшаяся из ствола моего «ружья» смела гоблинов, как струя воды смывает с тела мыльную пену. Визги «тараканов» затихли, Колдун поддержал меня из своего ЛПО, а Дуст только мычал сладострастно — не хотел последний выстрел тратить. Не знаю, сколько их было: десять, двадцать, а может, сорок, но двух наших выстрелов хватило. От жара я щурился, глаза заливал пот, и это помогало не присматриваться к тому, что мы наделали. — Отходим! — чужим голосом приказал Колдун, и наша тройка, руководствуясь одними инстинктами, отбежала прочь от устроенного нами же огненного ада. — Нет, так нельзя! — опомнился Дуст, когда между нами и залитой огнем «дырой» было уже метров пятьдесят, то есть нормальная дистанция для работы «густой» смесью. У нас, «штрафняков», смесь, конечно, была «жидкой», для работы на двадцать — двадцать пять метров. — Там туннель целый! По диаметру — центровой! Надо обратно идти! Яйцо найдем — задачу выполнили! Колдуну не понравилось, что распоряжается Дуст, какой «центровой» нашелся, но он смолчал. Я тоже. Вот значит как! Понятно, кто стучит. Я Дуста с самого начала подозревал. Все на него указывало: второй в неполной огнегруппе, вместе с «замком», но начинал-то в полной, на «выходы» ходил. А потом удостоился перевода. За какие такие заслуги?

Ладно, продолжим пока… Пламя уже опадает, оно интенсивно горит всего три — четыре минуты, запах напалма нестерпим, но и его перебивает запах горелой плоти гоблинов. Надели противогазы — нет никакой возможности работать без них. А то что в них видно плохо, да стекла «иллюминаторов» приходится постоянно протирать — тут уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть мембрана есть, чтобы разговаривать. А то выдали бы старые, да еще просроченные, как сигнальные патроны, как бы перемогались? Придется его раз в три минуты снимать — от обоняния я не собирался отказываться, все равно на зрение особо полагаться не приходится.

Мы подошли к обрушившейся стенке туннеля. Можно пройти, если согнувшись. Приподнял противогаз, мгновенно натянул его снова. Мой желудок поднялся к горлу, сжимаясь там в микроскопическую, но болезненную точку, и рвотные позывы я задавливал исключительно силой рассудка: я и так все уже выблевал, мне нечем, просто нечем! Да и запах-то уже фильтрами противогаза отсекается! Да и отмывать потом противогаз неохота!.. — Давай, Тигра, вперед, ты поменьше габаритами, ты влезешь! — стволы огенемета Дуста были направлены на меня, и меня это взбесило. Все, Дуст, конец тебе! — Еще раз направишь на меня ствол, я тебе ночью в глаза толченого стекла насыплю! — совершенно спокойно пообещал я стукачу. Пусть думает пока, что у меня в планах вернуться в казарму… — Лопатку дай! — обратился я к Колдуну, злобно буравящему глазами затылок Дуста, — Я слово волшебное знаю: «Пожалуйста»! Я посмотрю, как там чего, но лопатка нужна: вдруг завал! Колдун вздрогнул, скорее от моего «Пожалуйста», чем от чего-то еще, и протянул мне свой шанцевый инструмент. Шанцевый от слова шанец. А шанец — это маленький такой шанс. Шанс отбиться, если в туннеле я нарвусь на «тараканов». Заточена, тем более, лопатка была прекрасно… Чем МПЛ отличается от ЛПО? Да тем же, чем НТП от НТР. Одной буквой… Внимательно осмотрев свод туннеля, как бы не обрушился после огненной бури, я, согнувшись в три погибели, вошел в этот поземный ход, придерживая левой рукой стволы огнеметного «ружья», а в правой держа на отлете свой «шанец». Использовать в туннеле огнемет может только идиот. О! Рифма… Сами же сгорим или задохнемся, в случае чего. Единственная надежда, что я если не учую, то хоть услышу «тараканов» до того, как они на меня набросятся. А драконье яйцо найти кровь из носу нужно. Весна — время вылупливания дракончиков. Именно весной обостряется телепатическая связь дракончиков с родителями, поэтому-то мама-дракониха или папа-дракон и прилетают… Неплохо было бы, если бы прилетели оба, но по нашим временам неполная семья — обычное явление… Запах напалма уступал тяжелым запахам гоблинского жилья, запаху испражнений, гниения, и почему-то удушающему запаху псины, ощущавшемуся даже несмотря на противогаз. Аккуратненько надо, аккуратненько… Пещеру я обнаружил по какому-то внутреннему чувству пустоты: от туннеля она была отгорожена сливающейся со стеной соломенной циновкой, обмазанной глиной. Не знаю уж, какой процент приходился на дерьмо и прочие ингридиенты «шпаклевки», но замазана циновка просто атас! Отогнув ее в сторону, я увидел довольно глубокую пещеру, а в ней тех, от кого следовало бы держаться подальше — гоблинов, занятых какой-то нехорошей волшбой. Шаманы! Запашок от этой волшбы шел такой, что становилось ясно — темными делами заняты «тараканы», очень темными. Не могу их за это порицать: многие считают, что если все против тебя, то ради выживания биологического вида можно пойти на все, на любое преступление. На любую жертву. Жертву? Кого это они в жертву приносят? И что там такое у них по центру капища?