Страница 21 из 66
Еще во время Первой мировой войны Черчилля терзали идеи, как бы сконцентрировать главные силы кайзеровской Германии на разгроме царской России, а самому Альбиону уйти от выполнения обязательств, взятых в рамках Антанты. Именно Черчилль в 1918 году призывал расчленить нашу страну на «сферы действия», что должно было завершиться распадом российского многонационального государства, а затем деятельно окружал Советскую Россию «кольцом бешено ненавидящих большевиков стран». Ему же, сэру Уинстону Черчиллю принадлежит и знаменитая фраза: «Младенца (большевистский режим. —А.О.) нужно душить в колыбели».
Но о чем все-таки вел речь Черчилль в Фултоне? Надо брать уроки у истории, поучал бывший премьер. Попытки умиротворения нацизма обернулись эскалацией агрессивных намерений Германии и войной. «Демократии» не должны повторять роковых ошибок, им надлежит сплотиться в противоборстве с новой тоталитарной угрозой, которую олицетворяет ныне Советский Союз, отсекший «железным занавесом» пол-Европы, чтобы насадить на подконтрольных ему территориях свои порядки. Такова кратко суть его речи.
При этом он иногда дословно повторял установки, изложенные в шифротелеграмме имперского министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа германским послам в Испании, Португалии, Ватикане и Ирландии от 16 февраля 1945 года. Эта шифротелеграмма была перехвачена британской разведкой в рамках осуществлявшейся сверхсекретной многолетней криптографической операции «Ультра», обеспечивавшей контроль за германской шифрованной перепиской, и, естественно, не осталась без внимания Черчилля[139].
Измена союзничеству, попрание при их же активной роли принятых обязательств, данных клятв всегда были и остаются не только позорными, но и преступными. Однако в данном случае дело обстояло куда хуже. Под канонаду Второй мировой войны, обильно пролитую кровь, в том числе американских и британских солдат, Вашингтон намеревался поглотить огромное экономическое и духовное пространство, дабы превратить остаток XX столетия в «американский век». Намерение породило монстра — политика превратилась в продолжение войны, но иными средствами. В первую очередь психологическими.
«Мир стал огромным полем битвы, на котором соперничающие группировки, вооруженные идеями, борются за умы людей, — писали в «Учебнике пропаганды» Л. Хартер и Д. Салливан, — ив этой войне пропаганда мощнее бомб. Бесконечная борьба между враждующими системами мышления является более отчаянной и чреватой последствиями, чем старомодные рукопашные схватки. Она является последним словом в совершенствовании старейшего искусства ведения войны, в котором сражаются психологической техникой и средствами связи вместо пушек и штыков»[140]. Солдатами этой войны нового типа стали люди самых различных профессий: разведчики, дипломаты, ученые, духовенство, государственные чиновники, издатели и режиссеры, журналисты и писатели, студенты и многие, многие другие.
Однако, по мнению некоторых историков и политологов, как говорилось выше, истоки Третьей мировой войны, получившей довольно неопределенное название холодной, относятся к более раннему, «дофултоновскому» периоду. Так, например, американский историк, профессор Дж. Гэддис связывает ее возникновение с деятельностью специального комитета конгресса США по послевоенной политике и планированию во главе с У. Колмером. В 1945 году члены комиссии посетили Москву и встретились с советским лидером И.В. Сталиным. Собрав и проанализировав высказывания членов комитета Дж. Гэддис в своей книге «США и возникновение холодной войны 1941–1947» пишет:
«14 сентября 1945 г. делегации под руководством председателя комитета Уильяма М. Колмера от штата Миссисипи была оказана честь: Сталин принял ее. Колмер заявил советскому лидеру, что его комитет знаем о желании России получить заем от США. Как, он хочет знать, Советы используют средства, как вернут их и что может Вашингтон ожидать взамен?.. Делегация… сделала отчет государственному секретарю Дж. Бирнсу, а затем совещалась с Трумэном. Группа Колмера подчеркнула в беседах с обоими, что необходимо «ужесточить наш подход к Советской Республике». Комитет Колмера был готов одобрить американский заем Советскому Союзу при условии, что русские примут определенные обязательства. Они должны сообщить, какая доля их производства идет на вооружение. Они должны сообщить важнейшие данные о советской экономике и дать возможность проверить точность этих данных. Советский Союз не должен оказывать помощи в политических целях Восточной Европе и доложит содержание его торговых договоров с этими странами. Как в СССР, так и в странах Восточной Европы, находящихся под контролем, Кремль должен гарантировать полную защиту американской собственности, право распространять американские книги, журналы, газеты и кинофильмы. Наконец, Соединенные Штаты должны настаивать на выполнении русских политических обязательств на тех условиях, как и другие правительства. Это включает вывод советских оккупационных войск в соответствии с Потсдамскими соглашениями и Ялтинской конференцией. Короче говоря, Колмер и его коллеги требовали, чтобы Советский Союз в обмен на американский заем изменил свою систему правления и отказался от своей сферы влияния в Восточной Европе»[141].
Таким образом, можно сказать, что холодная война выросла из результатов войны «горячей» — Второй мировой. И уже по одной этой причине, как справедливо замечает историк и политолог, д.и.н. Н.А. Нарочницкая, она не могла быть противостоянием «свободного мира» и «тоталитарного коммунизма» или классовой борьбой мирового империализма и «оплота мира и социализма». По мнению Н.А. Нарочницкой, если бы после окончания Великой Отечественной войны Большая Россия смогла бы сбросить с себя коммунистическую идеологию и возродиться в качестве Российской империи, холодная война все равно состоялась бы. По той причине, что ее главным аспектом была не «борьба с коммунизмом», а борьба с «русским империализмом», причем на самой территории исторической России.
О том, что холодная война была направлена на уничтожение не коммунистического режима, а российской традиционной государственности, наглядно свидетельствуют и более поздние высказывания известных американских политических деятелей. Они относятся к так называемому периоду победы «западных демократий» над Советским Союзом.
«Со строго геополитической точки зрения, — заявлял бывший посол США в Москве Томас Пикеринг, — распад Советского Союза явился концом продолжавшегося триста лет стратегического территориального продвижения Санкт-Петербурга и Москвы. Современная Россия отодвинулась на север и восток и стала более отдаленной от Западной Европы и Ближнего Востока, чем это было в XVII веке»[142].
Еще более показательно высказывание секретаря Трехсторонней комиссии, известного американского политолога Збигнева Бжезинского:
«Россия — побежденная держава. Она проиграла титаническую борьбу. И говорить «это была не Россия, а Советский Союз» — значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США. Она была побеждена. Сейчас не надо подпитывать иллюзии о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей… Россия будет раздробленной и под опекой»[143].
Но вернемся к истокам.
В служебных наставлениях американских спецслужб психологическая война определяется следующим образом:
«Координация и использование всех средств, включая моральные и физические (исключая военные операции регулярной армии, но используя их психологические результаты), при помощи которых уничтожается воля врага к победе, подрываются его политические и экономические возможности для этого; враг лишается поддержки, помощи и симпатий его союзников и нейтралов или предотвращается получение им такой поддержки, помощи или симпатий; создается, поддерживается или увеличивается воля к победе нашего собственного народа и его союзников; приобретается, поддерживаются и увеличиваются поддержка, помощь и симпатии нейтралов»[144].