Страница 47 из 52
Они сидели у Джейка в гостиной и пили чай. Джейк зажег искусственный камин, не спрашивая Кевина, замерз ли тот. Доннелли, похоже, был до сих пор чересчур ошеломлен, чтобы испытывать какие-то ощущения, но, глядя на огонь, на то, как танцуют огоньки пламени по выкрашенным черной краской кирпичам, разговориться легче. Перед зажженным камином вопросы Доннелли из серии «давай познакомимся поближе» казались не такими уж и нелепыми. Он задавал их так, будто вел телевизионную викторину и зачитывал вопросы из области общих знаний. Он спросил Джейка, давно ли тот женат, есть ли у него дети. Ответы Джейка: три года, пока нет. Сара как-то поднимала вопрос о том, что, может, пора бы им обзавестись потомством, но Джейка одна только мысль о детях приводила в ужас — Доннелли он этого, впрочем, говорить не стал. Он вообще не был настроен на доверительную беседу. Кое-как поддерживал разговор, отвечал только «да» или «нет», а когда ни то, ни другое не подходило, выбирал самый короткий ответ из всех возможных.
Доннелли, похоже, не замечал сдержанности Джейка. Слушая его, он кивал и говорил: «Да что ты, правда?» Может, с ним никогда еще никто так откровенно не разговаривал, вот ему и кажется, что Джейк прямо-таки выворачивает перед ним душу.
Очередь Кевина:
— Я жил с парнем, но он был так себе, придурок.
— Придурок?
— Не знаю, что с ним было такое. Все равно он потом от меня ушел.
— Сочувствую.
— Ну, он был придурок.
Джейк подумал: так вон оно что, Кевин — один из тех, кому нужно нечто большее, чем просто ничего. В юности Джейку всегда казалось, что разница между мужчинами и женщинами заключается в том, что с мужчиной совсем необязательно оставаться в дневное время. Закончился секс — и можешь идти своей дорогой. Нет причин чувствовать себя виноватым из-за того, что все так резко оборвалось. Между вами никогда не было ничего более теплого, чем жар двух гарцующих тел. От мысли, что кто-то может желать большего, чем просто грубая физическая связь с другим мужчиной, у Джейка волосы становились дыбом.
Он и сейчас считал, что закоренелый гей отличается от перебежавшего на другую сторону только в одном. На женщин тратится уйма времени и усилий; остаться с женщиной — значит повесить на шею ярмо и попрощаться с независимостью. Это его собственное мнение, так что, возможно, оно гроша ломаного не стоит. Женщины всегда казались Джейку соблазнительными и привлекательными. А когда он научился не торопиться и думать не только о себе, обнаружилось, что женщины еще и сногсшибательно эротичны. Особенно его жена.
Пока они вот так сидели и пытались вести беседу, Джейк подумал, что да, он был прав по поводу Кевина Доннелли: парень так крепко погряз в своей печали, что и в самом деле свихнулся. Хотя с другой стороны — и нельзя сказать, чтобы это только сейчас пришло ему в голову — Джейк сам так близко подобрался к настоящему психозу, что Доннелли его уже не догнать. Ведь он вроде бы все правильно понимает о любви, гомосексуальности и преданности. Но все равно считает, что Доннелли заслуживает чего-то большего, чем жизнь из одного сплошного дерьма, и что для того, чтобы заполучить это большее, ему совсем необязательно меняться.
А впрочем, ведь Джейк — псих. Какой с него спрос?
Кевин Доннелли подошел к главному:
— Что произошло в ту ночь, когда вы с Джонни поехали к легавому?
— Нас застукали.
Он рассказал, как они слишком долго копались. Джонни аккуратно сложил и подписал все кассеты, включил таймер и скотчем приклеил к телевизору записку с объяснением. И только тогда, в эти последние мгновения, до Джейка дошло, что сделал Гэри Холлидей. Он купил молчание Джейка, втянув его в игру.
Доннелли слушал, кивая:
— Да, он всегда так делает. А ты думал, почему ему до сих пор все сходило с рук?
Он сказал, что Джейку не следует винить себя в смерти Джонни. Случилась трагедия, в которой никто не виноват — вот как считал Доннелли, — и прощать здесь некого и не за что. Все это — результат тонко спланированной игры Холлидея. Каким Доннелли был, таким и остался — до того засрали парню мозги, что он до сих пор убежден в том, что его бывший наставник действует на каком-то другом уровне.
В действительности же Холлидей чуть не прокололся. Он не подумал о том, что Джейк может удолбаться до такой степени, что даже и не заметит, что его снимают на видео.
После драки на улице, когда Холлидей швырнул на приборную доску свою окровавленную клюшку-дубинку, ему бы не пожалеть минутки — нагнуться и заглянуть Джейку в глаза. Джейк так пропитался амфетамином, что подошел к полному психозу ближе, чем когда-либо. Так близко, что уже даже чувствовал его вкус…
… и к тому же оказалось, что это ощущение лучше, чем он мог себе представить.
Когда Холлидей спросил: «Куда тебя отвезти?», Джейк ответил: «Гони, мать твою!»
Они вывернули на развязку Кингзуэй, в ночном воздухе расплывались кляксами уличные фонари, и Джейк бешено впитывал в себя все вокруг через широко раскрытые глаза. В пакете у его ног лежала отпитая наполовину бутылка водки. Он и не думал спрашивать у Холлидея разрешения — тут же жадно накинулся. И даже не почувствовал, что это алкоголь — так, вода с запахом спирта. Пока проезжали под хитросплетением автомобильной развязки, он осушил бутылку до последней капли и зашвырнул на заднее сиденье. Холлидей попросил его не волноваться: у него дома есть еще — сколько хочешь. Скоростное шоссе ускользало из-под колес, новая дорога золотилась пятнышками лунного света, просеянного сквозь прильнувшие друг к другу кроны деревьев. Холлидей резко затормозил слева от металлических ворот и протянул руку, чтобы нажать на кнопку звонка.
Машина объехала дом кругом и припарковалась рядом с двумя теннисными кортами. Джейк открыл дверь со своей стороны и, выбросив ноги на гудронное покрытие, спросил:
— Теперь куда, начальник?
Холлидей возился с огромной связкой ключей у двери низенького белого здания.
— Подожди здесь, — сказал он. — Я принесу выпивки и организую вечеринку.
Он постучал ладонью по целому ряду выключателей, и Джейк вошел в комнату, залитую белым флуоресцентным светом. Стены и пол покрывал сверкающий кафель, в центре комнаты стоял массажный стол, а сбоку — душевые. Джейк повесил рубашку на крючок и стал с важным видом прохаживаться по комнате, прогнув спину и выпятив грудь — рок-н-ролльная походка гордого петуха. В заднем кармане джинсов еще оставались пакетики дури — много-много пакетиков. Он достал их и вернулся к сброшенной рубашке, чтобы затолкать несколько в нагрудный карман. Содержимое остальных он высыпал на массажный столик и просто слизнул, коснувшись языком прохладной поверхности кафеля.
Он шел сквозь струящийся пар душевых, вода в каждой была открыта на полную, и тут вернулся Холлидей. Джейк услышал, как он его окликнул, и покачивая бедрами вышел из-под душа в золотистых джинсах и кубинских сабо — с зализанных волос смылась вся краска, голая грудь по-прежнему колесом.
Холлидей отступил в сторону и сказал:
— Это Дон Форд.
В дверь вошел толстый человек в халате и незашнурованных ботинках, вместо приветствия он кивнул.
— А это Уильям, Джон и Стэнли.
Рядом с ним стояли три мальчика с заспанными глазами, красными от того, что их сильно терли, в теплых куртках и с голыми ногами.
Холлидей бросил Джейку бутылку водки. Тот поймал ее, с треском открутил крышку и жадно отхлебнул. От алкоголя на глазах выступили слезы и, проморгавшись, Джейк увидел, как мальчики вешают на крючки свои куртки. А под куртками у них — одни только плавки.
— Мальчики, в душ! — скомандовал Холлидей.
Еле волоча ноги, они прошли мимо Джейка и скрылись в клубах пара. Дон Форд вешал на крючок халат и засовывал ботинки под прибитые к стене лавки. У него был круглый отвислый живот, в тени которого болтались свернувшиеся в клубочек член и яйца.
— Ну что ж, — сказал он, хлопнув в ладоши. — Пожалуй, и я в душ!