Страница 16 из 49
— Боюсь, мне придётся ответить нет и, пожалуй, пойти домой и взглянуть, какие языческие ужасы учинили там два моих спутника.
— Я сочту за честь и удовольствие, — сказал, немного отдышавшись, мистер Хардинг, — ввести вас в игру, которая навевает успокоение.
Квиллер понял, что рано или поздно должен будет с кем-то сыграть в домино и что неплохо бы немножко успокоиться после событий дня. Он последовал за Хардингами к игорному столу под низко висевшей лампой. Когда старик был должным образом усажен, жена его извинилась, сказав, что лучше всего играть вдвоём.
Викарий открыл коробочку домино и объяснил, что в наборе двадцать восемь костяшек, имеющих столько очков, сколько пятнышек на костяшке.
— Почему одна игра считается приличной, а другая — дурной, я постичь не способен, особенно потому, что при дурной игре так часто молят о помощи небеса… По крайней мере, так мне рассказывали, — добавил он, поблескивая здоровым глазом. — Вы можете как-нибудь обратиться к этому важному вопросу в своей колонке. В качестве путеводной нити да позволено мне будет упомянуть, что домино было первоначально капюшоном, который носил кафедральный каноник!
Двое мужчин принялись выставлять костяшки геометрическими фигурами, и Квиллер стал с нетерпением подумывать о шоколадном пломбире, а для него это был симптом скуки. Когда игра окончилась и Хардинги удалились к себе в коттедж, он отыскал Лори и спросил, будет ли открыто в этот час «Семейное кафе» Харриет.
— Будет, но вряд ли там смогут обслужить по полной программе. Если ты голоден, она, впрочем, раздобудет для тебя несколько яиц.
— Я хочу всего-навсего мороженого.
Перед походом в кафе Квиллер, двигаясь тихонько, чтобы не разбудить сиамцев, зашёл в коттедж за диктофоном и фонариком. Сиамцы блаженно посапывали в шезлонге, на выгнувшейся в форме чаши подушке из кожзаменителя. Сонные головы безучастно приподнялись, приоткрыв щелочки глаз, а потом тяжело опустились обратно.
Кафе занимало один из скромных домиков, построенных, когда западное побережье стали захватывать низы высшего класса и даже верхи среднего класса.
Холодная практичность заменила здесь какие бы то ни было бытовые удобства: появились флюоресцентные светильники, при которых легко мыть пол, тёмная лакированная обшивка, скрывающая сальные пятна, столы с прочными пластиковыми столешницами и устойчивыми металлическими ножками. Судя по числу высоких стульев, разбросанных среди столов, вечер был напряженный. Последний клиент стоял у кассы, пересчитывая сдачу, а кассирша вытирала столы и убирала посуду.
— Простите за беспокойство, — сказал Квиллер. — Я не слишком опоздал, чтобы получить сливочный пломбир?
— Садитесь, — ровным тоном сказала она. — Какого сорта?
— Вы можете быстро приготовить шоколадное мороженое с шоколадной подливкой?
Она вышла из столовой и вернулась со словами:
— Ваниль вся вышла.
— Сойдёт, была бы шоколадная подливка.
Он сел за столик поближе к кухне, чтобы сократить путь для усталой служащей. К его удивлению, дверь кухни, неся ему пломбир, распахнула другая женщина. Она была крепкая, лет сорока, в поварском колпаке (ненакрахмаленном) и в длинном холщовом переднике (с красными полосами томатного сока). Худое её лицо сковывало каменное, типичное для островитянки выражение, а шла она громыхающей поступью.
Брякнув тарелкой под носом у клиента, она сказала:
— А я вас знаю — с Пикакса. Вы приходили перекусить в «Старую мельницу». Я там на кухне вкалывала. Дерек, бывало, вернётся из зала и говорит: «Он здесь, и с подружкой своей». Или скажет: «Он здесь с незнакомой женщиной намного его моложе». Потом мы выглянем потихоньку из кухонной двери и подложим вам на тарелку лишний ломтик свинины или индейки. У нас всегда была для вас наготове собачья сумочка. Ешьте своё мороженое, пока не растаяло.
— Спасибо, — сказал он, погружая ложку в лужицу шоколадной подливки.
— А чего это вы не спросили горячих ирисок? Могу вам сготовить, если хотите. Я знаю, они вам придутся по душе.
— Прекрасно, — возразил он, — только поздно, и вы, верно, устали.
— Не устала. Когда у тебя собственное дело, как-то не устаешь. Правда, смешно?
— Вы, должно быть, Харриет Бидл. Я остановился в гостинице «Домино», а Лори сказала мне, что вы ей помогли, когда ей пришлось несладко.
— Лори — душка. Она мне нравится… Кофейку хотите?
— Выпью, если вы и себе чашечку принесёте.
Харриет отослала свою помощницу домой, сказав, что сама закончит уборку. Потом принесла две чашки кофе и села, сняв испачканный передник и мягкий колпак. Её прямые бесцветные волосы были подрезаны, как догадался Квиллер, на кухне, при помощи ножниц для разделки птицы и чаши от миксера.
— Вам, я знаю, крепкий по вкусу, — сказала она. — Это островной кофе. Другим клиентам мы такого не варим.
Он понял почему: вздрогнул от первого же глотка.
— Что привело вас обратно на остров?
— В острове что-то такое есть — вечно тянет вернуться. Я всегда хотела держать собственный ресторанчик и все стряпать самолично. Потом мистер Эксбридж сказал мне про это кафе и растолковал, как взяться за дело: занять деньжат, купить подержанное кухонное оборудование и все такое прочее. Он славный мужик. Да, пожалуй, вы его знаете. А вы что тут делаете? Пишете для газеты?
— Если нахожу о чём. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о жизни на острове?
— Как пить дать могла бы!
Он поставил на стол диктофон.
— Я хотел бы записать наш разговор. Не обращайте на это никакого внимания. Просто говорите.
— О чём?
— Об острове Завтрак, когда вы подрастали.
— Трудно было. Ни электричества. Ни ванных. Ни часов. Ни телефонов. Ни денег. Мы, здешние, Завтраком этот остров не зовем. Это остров Провидения.
— Кто дал ему такое имя?
— Первые поселенцы. Божественное Провидение выбросило их на берег, когда их судно разбилось.
— Вы говорите, у вас не было денег. Как же вы жили?
— На рыбе. На диких кроликах. На козьем молоке. — Она произнесла это горделиво.
— А как насчёт необходимого — вроде обуви, муки, охотничьих ружей?
— Охотники тогда ловушки делали. А всё другое, в чём нуждались, они доставали через торговлю с материком. Рыбой по большей части торговали и тем, что на берег выбросит. Мой па построил себе лодку из топляка, который на берег выкинуло.
— Он ещё жив? — спросил Квиллер, думая, что он, пожалуй, один из этих необщительных извозчиков.
— Утонул, когда пытался вытащить сети перед бурей. — Это она произнесла ровным, бесцветным голосом.
— А ваша мать?
— Ма ещё здесь. Всё ещё керосиновыми лампами пользуется. Никогда не уезжает с острова — даже на денёк. Ей уехать — что на Луну слетать.
— Но электричество теперь, конечно, помогает островитянам. На курорте оно есть. В летние дачи уже давно проведен свет.
— Угу, да только многие здешние не могут себе это позволить. Многие всё ещё варят свои собственные лекарства из диких растений. Моя ма помнит, как здесь ещё не было школы. Теперь у нас есть школа об одной общей комнате. Я окончила в ней восемь классов — все в одной комнате и с одним учителем. — Это она произнесла хвастливо.
— Как вы поступили в среднюю школу?
— Осталась с одной семьей на материке.
— А трудно вам было привыкать к новой школе?
— Угу. Конечно трудно. Тяжело. Учителя сказали, что в некоторых вещах я обогнала материковых ребятишек, а ведь считалось, будто островитяне отроду тупые, и нас по-всякому обзывали.
— И что вы при этом ощущали? — сочувственно спросил Квиллер.
— Бешенство! Пришлось обидчиков парочку раз избить до полусмерти. — Харриет стиснула объёмистый кулак.
Он разглядывал эту амазонку с изумлением и сдержанным восхищением.
— Вы, верно, очень сильная.
— Чтобы здесь жить, надо быть сильной.
— Где всё-таки живут островитяне? Я что-то не вижу никаких домов.