Страница 2 из 111
Тогда Нао, сын Леопарда, поднялся и сказал:
— Дайте мне двух быстроногих воинов, и я добуду огонь у сыновей Мамонта или у людоедов, охотящихся на берегах Большой реки!
Фаум недоброжелательно посмотрел на него. Нао был самым рослым из уламров. Не было в племени воина, который мог бы соперничать с ним в выносливости и быстроте бега. Он поборол My, сына Бизона, первого после Фаума силача племени. И Фаум боялся Нао. Он постоянно давал ему самые опасные поручения, старался держать его вдали от племени.
Нао не любил вождя уламров. Но высокая, стройная, пышноволосая Гаммла, дочь сестры Фаума, нравилась ему. Он думал о ней то со страстью, то с неистовым гневом. Нао часто подстерегал ее в зарослях ивняка, в чаще леса. Стоя в засаде, он то широко раскрывал объятия, чтобы прижать ее к груди, то судорожно стискивал палицу, борясь с желанием повергнуть ее на землю, как девушку из враждебного племени. А между тем он не желал Гаммле зла: если бы она была его женой, он не был бы с ней жестоким, потому что не любил видеть на лицах окружающих выражение страха и отчужденности.
Во всякое другое время Фаум не принял бы предложения Нао. Но беда укротила Фаума. Он подумал, что союз с сыном Леопарда может оказаться выгодным; в противном случае он всегда найдет способ избавиться от него. Поэтому, повернувшись к молодому воину, он сказал:
— У Фаума только один язык. Если Нао принесет огонь, он получит Гаммлу без выкупа. Он станет сыном Фаума!
Подняв одну руку вверх, он говорил с расстановкой, веско и торжественно.
Кончив, он сделал знак Гаммле. Девушка, трепеща, приблизилась.
Гаммла знала, что в сумерках Нао подстерегает ее в чаще и боялась его. Но иногда она мечтала о нем. И противоречивые чувства боролись в ней: то ей хотелось, чтобы он погиб под ударами людоедов, то она жаждала, чтобы он вернулся победителем и принес племени огонь.
Тяжелая рука Фаума упала на плечо девушки.
— Кто из дочерей человеческих сравнится с моей Гаммлой? — гордо воскликнул он. — Она может унести на плече лань, бежать без отдыха от утренней зари до вечерней, без ропота переносить голод и жажду, переплывать озера и реки. Она родит своему мужу много сыновей. Если Нао сумеет принести огонь, он получит Гаммлу без всякого выкупа — ему не придется отдавать ни рогов, ни мехов, ни ракушек!
Тогда Агу, сын Зубра, самый волосатый из уламров, выступил вперед:
— Агу хочет завоевать огонь, — сказал он. Вместе со своими братьями он пойдет добывать его у врагов по ту сторону реки. Агу либо погибнет от руки врагов, в пасти тигра, в когтях у льва-великана, либо принесет уламрам огонь, без которого они слабее оленя и сайги!
Все лицо Агу, казалось, состояло из одной пасти, окаймленной кровавой полосой губ. Глаза его дико сверкали. На тяжелом коренастом теле уродливо выделялись длиннейшие руки и непомерно широкие плечи. Облик его выдавал звериную, беспредельную, не знающую пощады мощь и жестокость.
Агу никогда не боролся ни с Фаумом, ни с My, ни с Нао. Но все знали, что сила его огромна. Агу не мерялся ни с кем силами в мирной схватке, но все те, кто становились поперек его пути, терпели поражение, и счастлив был тот, кто отделывался одним лишь увечьем в единоборстве с ним.
Он жил в стороне от остальных уламров, с двумя братьями, такими же волосатыми, как он сам, и с несколькими женщинами, несчастными, забитыми существами, обреченными на самое жалкое прозябание.
Даже среди суровых к самим себе и беспощадных ко всем остальным уламров сыновья Зубра выделялись своей жестокостью и кровожадностью. Смутное недовольство нарождалось среди всего племени. Это недовольство было первым проблеском сознания общности интересов массы людей перед лицом опасности, угрожающей всем вместе и каждому в отдельности.
Хотя большинство соплеменников осуждало Нао за излишнюю мягкость и кротость, у него было немало приверженцев. Незлобивость такого могучего воина привлекала к нему сердца тех, кого природа обделила силой.
Фаум ненавидел Агу не меньше, чем сына Леопарда, и боялся его еще больше. Союз косматых братьев казался непобедимым. Если один из них жаждал чьей-либо крови, двое других не успокаивались, пока враг был жив. Всякий, объявивший им войну, должен был погибнуть или уничтожить их.
Фаум мечтал о союзе с косматыми братьями. Но его заискивания натыкались на глухую стену недоверия. Сыновья Зубра знали только один вид лести — животный страх во взгляде у всех, кто общался с ними.
Фаум был, пожалуй, не менее жестоким и недоверчивым, чем Агу и его братья. Но наряду с этим он обладал и качествами, необходимыми вождю: он был ласков со своими приверженцами, заботлив к нуждам племени, решителен, настойчив, беззаветно храбр и по-своему справедлив.
В резком ответе Фаума чувствовался, однако, оттенок уважения к Агу:
— Если сын Зубра вернет огонь уламрам, он без выкупа получит Гаммлу и станет вторым вождем племени, которому все воины будут подчиняться!
Агу слушал речь вождя, не отрывая жадных взглядов от Гаммлы. Его маленькие глазки вдруг сверкнули угрозой:
— Дочь Болота будет принадлежать сыну Зубра. Всякий другой, кто осмелится прикоснуться к ней, будет уничтожен!
Эти слова задели Нао. Принимая вызов, он возбужденно крикнул:
— Гаммла будет принадлежать тому, кто вернет племени огонь!
— Сын Зубра сделает это!
Нао и Агу скрестили взгляды. До сих пор у этих людей не было повода для вражды. Каждый знал о силе другого, но, не имея поводов для соперничества, они до сих пор еще не сталкивались. Речь Фаума зажгла в них ненависть друг к другу.
Агу, еще вчера не обращавший внимания на Гаммлу, вздрогнул всем телом, когда Фаум стал восхвалять девушку. Он мгновенно загорелся к ней страстью, неутолимой и яростной. С этой минуты он обрекал смерти всякого соперника.
Нао понимал это. Он крепче сжал топор левой рукой и палицу правой. Услышав ответ Нао, братья Агу стали рядом с ним, молчаливые и угрожающие.
Все три брата были поразительно похожи один на другого: темнокожие, волосатые, с крохотными глазками, словно затянутыми пеленой, как надкрылья у жуков.
Все трое подстерегали каждое движение Нао, готовые броситься на него. Но среди племени поднялся ропот. Даже те, кто осуждал Нао за мягкость, не хотели его гибели: ведь он взялся вернуть им огонь. Все знали, что он изобретателен и хитер, неутомим, искусен в обращении с огнем. Наконец многие верили в его удачливость.
Агу также обладал силой, хитростью и упорством, и племя могло только выиграть от того, что одновременно два лучших воина отправятся на поиски огня.
В сильном возбуждении все вскочили на ноги. Приверженцы Нао сгрудились вокруг сына Леопарда, готовые защищать его от нападения косматых братьев.
Сын Зубра не знал страха, но и осторожность не была чужда ему. Он решил отложить сведение счетов с Нао.
Гоун, самый старый из уламров, выразил словами неясные мысли, будоражившие толпу:
— Разве уламры хотят своей гибели? Неужели они забыли, сколько воинов вырвали из их рядов враги и волны реки? Из четырех остался один! Все, кто способен держать в руке топор и палицу, должны жить! Нао и Агу, сильнейшие из наших охотников; если один из них умрет, племя ослабеет так же, как если бы погибли четыре других воина. Гаммла будет служить тому, кто принесет огонь. Такова воля племени!
— Такова воля племени! — повторили воины. И все женщины подхватили в один голос:
— Гаммла будет принадлежать покорителю огня.
Агу не боялся племени, но понимал, что спорить с ним опасно. Сделав знак братьям, он повернулся и ушел к своему логовищу.
Глава 2
Мамонты и зубры
Это происходило на заре следующего дня.
Высоко в небе ветер быстро гнал тучи, но над самой землей воздух стоял неподвижно — раскаленный, напоенный тысячами запахов, душный воздух. Небо казалось гигантским синим озером. Дрожа и переливаясь, растекалась по этому озеру пена утренней зари. Тут она образовала ярко-желтую лагуну, здесь изумрудный залив, там розовый поток…