После конца (ЛП)

Мы приближаемся к массивному скалистому образованию. Его обходит малозаметная тропинка, и там, на отшибе, невидимая с главной дороги, стоит хижина.

Я резко останавливаю машину между хижиной и скалой, пряча её от проезжающих мимо водителей. Затем выпрыгиваю, подбегаю к пассажирской двери и открываю её. Майлс лежит на спине, согнув ноги. Кровь повсюду: трудно понять откуда именно она берётся.

- О, Майлс, - шепчу я. И хотя мне часто приходилось охотиться, при виде крови я чувствую себя бессильной.

- Думаешь, ты сможешь идти? - спрашиваю я.

- Я постараюсь, - говорит он. Его голос слаб. Это пугает меня больше, чем вся кровь.

Спокойно, думаю я. Ты должна быть сильной. Сейчас не время для эмоций.

- Давай отведем тебя в хижину, - говорю я, - Джип-то перевернулся, но возможно его уже вернули на дорогу.

- Когда отец узнает, что ты сбежала, он пошлёт погоню, - говорит Майлс.

- Об этом не беспокойся, - говорю я и помогаю ему сесть. Затем вытягиваю его ноги из машины, закидываю руку себе на плечо и поднимаю его. По усыпанной галькой дорожке мы ковыляем в сторону полуразрушенного домика. Майлс стонет, зажимая бок рукой. Я помогаю ему забраться на крыльцо и толкаю ногой приоткрытую дверь. Оглядываюсь по сторонам. Внутри пусто. Ни мебели. Ни санузла. Ни электричества. Просто комнатушка, заваленная пивным бутылками и пачками з-под сигарет.

Я опускаю Майлса на пол, срываю с себя куртку, складываю её в несколько раз и подкладываю ему под голову. Затем возвращаюсь к машине и вытягиваю из багажника свою сумку и туристическое снаряжение на случай, если там есть что-нибудь полезное.

В комнате темно, поэтому я зажигаю несколько походных свечей и расставляю их вокруг Майлса. Расстёгивать пуговицы времени нет, и я просто разрываю на нем рубашку. Футболка под ней полностью пропитана кровью, даже непонятно какого она была цвета. Я беру ножницы и разрезаю её до самой горловины, оголяя его торс, и обнаруживаю пулевое отверстие в боку между двумя рёбрами.

Майлс снова издаёт стон и прикрывает грудь рукой, корчась от боли.

- Тише, Майлс. Постарайся не шевелиться, - говорю я и подношу свечу к ране, чтобы получше её рассмотреть. Это круглое кровоточащее отверстие диаметром с палец. Легонько дотронувшись, я раздвигаю края раны и вижу, что пуля вошла на несколько дюймов. Я не знаю, что делать, и ещё раз окидываю взглядом комнату, прикидывая, что имею в распоряжении. Хорошо бы позвать кого на помощь, да в этой лачуге нет телефона.

- Майлс, ты же ещё не обзавёлся новым телефоном? - спрашиваю я. Он отрицательно машет головой. Знать бы, где находится ближайшая больница. Сомневаюсь, что успею вовремя её найти. Можно, конечно, попробовать тормознуть кого-то на дороге, но вдруг Уит с дружками уже поставили Джип на колёса.

И я осознаю, что всё зависит от меня. Жизнь Майлса в моих руках. Я ещё раз осматриваю пулевое отверстие и, покопавшись в сумке, вытягиваю свой охотничий нож. Мне тысячи раз доводилось извлекать арбалетные стрелы из мёртвой добычи, но пулю - никогда.

Майлс начинает бормотать что-то про сон, и становится очевидно, что он вот-вот отключится. Пожалуй, это даже к лучшему, потому что будет больно. Я могла бы дать ему немного бругмансии в качестве обезболивающего, но нужно время, чтобы она подействовала. А действовать нужно прямо сейчас. Погрузив лезвие ножа в пламя свечи, я проворачиваю его несколько раз и собираюсь с духом.

Держа рану Майлса открытой левой рукой, я вставляю наконечник ножа в отверстие рядом с пулей и следую за ней вниз. Майлс издает дикий крик и бьется в конвульсиях, а затем падает без сознания. Его движение увело лезвие ножа немного в сторону. Я выправляю его, а затем быстро нажимаю, втискивая кончик ножа под пулю, и тяну вверх. Как только пуля показывается у кожи, я вытаскиваю ее кончиками пальцев. Из отверстия начинает литься кровь.

Я снимаю свою рубашку с длинными рукавами и, оставаясь только в майке, сворачиваю ее в валик, прижимаю плотно к ране, и раскладываю ее так, чтобы рукава рубашки охватили его торс. Я связываю рукава и отстраняюсь, чтобы осмотреть свою работу.

Пуля вытащена, но он потерял много крови. И хотя мой нож был чистым, я знаю, что он мог подхватить инфекцию, в отличие от меня и моей общины, у которых все заживает быстро и чисто. Его кожа стала пепельной, и если бы он не дышал, то я бы подумала, что он уже мертв.

Мое сердце бьется настолько сильно, что я чувствую, как оно стучит в горле. Что еще я могу сделать? А затем это происходит со мной. Есть кое-что, что я могу сделать. И хотя я никогда не делала этого в одиночку, но я знаю, что могу. Мгновение я колеблюсь: сработает ли это даже с кем-то, кто не вырос с Йарой? Затем я вспоминаю... Мать и Отец не росли с Йарой, но он работал на них. Уит собирался продать его во внешний мир, таким образом, он должен, по крайней мере, думать, что это сработает с кем угодно. Кроме того, у меня нет другого выбора, не сидеть же и ждать пока Майлс умрет. Один взгляд на его окровавленную одежду, и решение принято.

Я аккуратно освобождаю свою сумку, пока все ее содержимое не оказывается на полу, удостоверившись, что у меня есть все, что мне нужно, я начинаю брать камни и связки трав и выкладываю их линиями. Я беру пакет со смешанными травами и минералами, а затем кладу его на голову Майлса, рядом с чашей из агата и церемониальным клинком.

Я кладу по лунному камню в каждую руку Майлса, выставляю свечи ореолом вокруг его головы. И начинаю Обряд.

Я думаю о том, что делаю и задаюсь вопросом, что из этого действительно необходимо и что только для показухи. Пока отец Майлса не рассказал о препарате, который замедляет старение, я не подвергала сомнению Обряд. Никто не подвергал сомнению Обряд. Только Уит и я знали, как провести его, и я заняла место, которое до меня занимала мама. Он говорил мне, что это должно быть выполнено женщиной, что он присутствовал там только для вида, но теперь стало интересно, почему он не мог сделать этого сам.

И хотя теперь я знаю, что большая часть того, чему меня учили, на самом деле является дымовой завесой для препарата, я чувствую себя лучше, выполняя приготовления к Обряду, как я всегда делала. К сожалению, в случае Майлса, у меня нет всего времени мира, как было обычно.

Быстро работая, я освобождаю Майлса от остальной части одежды, а затем, беря два золотых самородка, я привязываю их к стопам его ног, используя полоски хлопчатобумажной ткани. Пока работаю, я пою песню, которую дети пели у юрты Уита, где лежало тело во время смертельного сна. Я пою о смерти и возрождении. Я пою о сне и пробуждении; зимней спячке животных и возобновлении жизни весной.

Действует не пение, а препарат, напоминаю я себе, но Майлс заслуживает этого лечения. Даже если это бесполезный ритуал, он предназначен для того, чтобы символически связать дух человека с Йарой. Соединить его жизнь с природой. Чтобы придать этому больше значения, чем просто жизнь для себя... после Обряда, человек так переплетен с природой, что живет для всего и всех на планете. Я хочу этого для Майлса. Я думаю, что, если бы он понял, то хотел бы этого сам. Даже если это все обман, это что-то для меня значит.

Я чувствую, что перехожу в подобное трансу состояние, в которое я впадаю, выполняя Обряд. Мое тело больше не имеет значения. Я двигаюсь вне, наблюдая за собой, описывая круг вокруг Майлса три раза, кроша высушенные травы над его телом и позволяя им падать пылью на его кожу. Я снова опускаюсь к нему, чтобы взять чашу и высыпать в нее травы и минералы.

- Майлс, - говорю я, мягко его тряся. - Майлс, ты еще здесь со мной?

Он поверхностно дышит и произносит:

- Думаю, да. - Он пытается открыть глаза, несколько раз моргает, а затем прекращает пытаться. По крайней мере, он снова в сознании. Я должна работать быстро.

Беря маленький изогнутый церемониальный нож, я делаю разрез на ладони и позволяю своей крови капать на зеленоватый порошок, а затем смешиваю это рукояткой ножа, которая по форме напоминает ложку.