Страница 43 из 90
— Согласятся ли они выступить против своих соотечественников? — спросил Филипп.
— Они сделали это в Суссексе, — ответил Эдо.
— Город падет, как только мы осадим его, — уверенно сказал Уэйс. — Им не придется драться.
— Но они должны будут, если их призовут, — возразил Вигод. — Они будут бороться с любым, кто восстанет против законного короля.
— Времена изменились, — добавил Гилфорд. — Король Эдуард мертв и Гарольд тоже. Люди на юге это понимают, они не хотят видеть Эдгара Этлинга своим королем вместо Уильяма.
— Но ты не можешь быть в этом уверен, — сказал я.
Капеллан был близок Мале на протяжении многих лет, и я мог поверить, что для него — как, возможно, и для Вигода — узы дружбы могли взять верх над преданностью соотечественникам. Отслужив у лорда Роберта больше десятка кампаний, я по себе знал, насколько мощными могут быть такие связи. Но я был уверен, что большинство англичан не разделяют их чувства. И хотя со временем они научились жить рядом с нами, я не мог заставить себя поверить, что они не могут желать короля одной крови с ними. В конце концов, это были те самые люди, которые два с половиной года назад стояли против нас при Гастингсе под знаменами узурпатора.
— Эдгар в их глазах иностранец и чужак, — сказал Гилфорд. — Он родился и вырос далеко отсюда; он лишь косвенно относится к старому королевскому роду. У них нет любви к нему, во всяком случае, не больше, чем к королю Гийому.
— И все же людские сердца переменчивы, — предположил Эдо. — Если Эдгар удержит Эофервик, и королевская армия не сможет изгнать его, они могут начать думать иначе.
Я пригубил медовухи из моей кружки, но она оказалась такой горькой, что я быстро проглотил ее.
— Сколько человек уже собрал король в Лондоне? — спросил я управляющего.
— Около трехсот рыцарей, и наверное, человек пятьсот пеших, — ответил он. — Когда они двинутся на север, к ним присоединится еще больше.
— Не забывайте, что сейчас зима, — сказал Уэйс. — Король может призвать своих баронов, но в это время года они вряд ли будут готовы к войне. Они не смогут собраться быстро.
Он взглянул на меня. Я вспомнил о нашем разговоре на палубе «Крылатого Дракона» и снова задумался, как долго сможет Мале продержаться в замке? И как скоро король сможет подойти с войском и выручить его?
— Чтобы отбить Эофервик, ему понадобится каждый человек, которого он сейчас сможет собрать, — сказал Эдо. — Там мы нужны больше, чем здесь.
Моя рука зачесалась, когда я подумал о нортумбрийцах, ждущих нас в Эофервике, об Эдгаре Этлинге, который убил Освинн, убил нашего господина. Но я не мог забывать, что моя клятва не будет исполнена, пока я не доставлю в Уилтун Гилфорда с его сообщением, черт бы его побрал.
— У нас есть долг перед Мале, — сказал я.
— Да, действительно, — подхватил капеллан. Он по очереди взглянул на всех дружинников. — Не забывайте об этом.
— Но, когда мы уезжали, он не мог знать, что через пару дней у него под воротами будет скакать несколько тысяч человек, — возразил Эдо. — Он не мог знать об опасности.
Я посмотрел на Вигода.
— Сколько времени уйдет, чтобы добраться до Уилтуна отсюда?
Вигод удивился.
— Зачем вам Уилтун?
— Неважно зачем, — сказал Гилфорд. — Имеет значение только то, что мы должны оказаться там как можно скорее.
Впервые Вигод выглядел растерянным. Он посмотрел сначала на священника, затем на меня.
— Думаю, на хороших лошадях не больше трех дней.
— Тогда мы выезжаем завтра, чтобы через неделю вернуться обратно в Лондон, — сказал я.
— Да, пожалуй, — сказал управляющий. — Подготовка к походу займет у короля немало времени. Даже если они к тому времени выйдут, вы догоните их на северной дороге.
— В таком случае, мы выезжаем завтра утром, — согласился Гилфорд.
Я поднял кружку и одним глотком выпил то, что в ней оставалось; жидкость скатилась по языку, скользнула в горло, и я старался не морщиться, чтобы не обидеть Вигода.
Я поставил пустую кружку на стол.
— За Уилтон.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Давно стемнело, в доме было холодно и тихо. Огонь почти догорел, только поленья слабо светились снизу оранжевым светом. Иногда между ними поднимался язычок пламени, и я чувствовал его теплое дыхание на своем лице. На дворе залаяла собака, но мужской голос прикрикнул на нее и заставил замолчать. Больше не доносилось ни звука.
Я сидел перед очагом на низком табурете с мечом в руке и проводил вдоль лезвия точильным камнем, достаточно сильно, чтобы наточить его, но не так громко, чтобы разбудить людей, лежащих на полу позади меня. Вигод с Гилфордом давно удалились в свои комнаты, оставив нас на ночлег на камышовой подстилке. Условия были не хуже тех, к чему я привык, и я надеялся, что после многих дней в седле усталость возьмет свое, но сон никак не шел ко мне — и не в первый раз за последнее время. Мои мысли постоянно возвращались к погоне на реке, к Мале в Эофервике, и, сидя здесь, связанный своей клятвой, я бесился от осознания, что не в состоянии ему помочь. И хотя мы пробыли в Лондоне меньше половины дня, я уже снова был готов к дороге; чем скорее мы доставим священника с сообщением виконта в Уилтун, тем скорее сможем вернуться.
Не знаю, как долго я просидел так, может быть, несколько часов. Я провел точилом по лезвию в последний раз, положил его на пол и повернул меч в руке, разглядывая острие. Оно блестело в свете огня, достаточно тонкое, чтобы резать мясо или даже кость. Я провел пальцем по грани, чтобы на себе проверить остроту меча. Сначала возникло ощущение холода, потом я почувствовал, как просочилась теплая жидкость, и я отнял палец, чтобы посмотреть, как несколько красных капель падают на пол. Боли не было.
Я вытер палец об одежду и пососал его, чтобы вытянуть оставшуюся кровь, затем придвинулся ближе к огню. Тусклый свет красным отблеском ложился на металл, струясь вдоль скрученных и сваренных вместе железных полос, из который был выкован меч. Завитки и линии бежали вдоль узкого желобка, спускающегося по середине клинка, и я впервые увидел выбитые на нем слова. «WILFRIDS ME FECIT», они казались серебряными. Уилфрид сделал меня. Я перевернул меч, чтобы посмотреть, нет ли надписи на обратной стороне. Мастера часто по заказу покупателя, а так же от собственного имени выбивали на клинке слова из Библии или общепринятую банальность, «IN NOMINE DOMINI», например. И очень часто с ошибками, ведь те, кто вырезал буквы на стали не были учеными людьми. Но здесь не было никакой надписи, только небольшой крест под рукоятью.
Мне очень хотелось увидеть такие слова и получить то небольшое утешение, которое они могли бы дать. Наверное, я должен был поговорить с Гилфордом, но после той ночи в лесу он казался более отчужденным. Мне так же не нравилось, что он утаивает от меня важные сведения, хотя его господин поставил меня во главе нашего отряда. И хотя я не способен был заставить его говорить силой, меня беспокоило, что он не доверяет мне. Выходит, я тоже не мог доверять ему настолько, чтобы поговорить о своей душе.
Даже если бы я попытался, я знал, что он не поймет меня, не по-настоящему. Священник не мог понять.
Я поднял ножны с камыша у моих ног, убрал меч и оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что никого не разбудил. Все крепко спали. Даже Эдо, после новостей об Эофервике решивший, что он теперь не в настроении идти в бордель, мягко похрапывал из-под одеяла.
Я снял с шеи цепочку с маленьким серебряным крестиком и некоторое время рассматривал сияющий металл при свете огня. Он был у меня так долго, что я уже не помнил точно, где и у кого забрал его. Все, что я мог вспомнить, это было бородатое лицо человека с разбитым носом, с широко открытыми в смерти глазами и ртом, и звуки затухающего боя над полем. Крест не защитил того человека от его судьбы, поэтому я понятия не имел, почему ожидал, что он может помочь мне. Правда, с тех пор он довольно долго служил мне, но сколько еще это может продлиться?