Верный меч (ЛП)

Уэйс двигался во главе рыцарей, когда они поднялись на платформу; он снял с шеи один из двух щитов и передал его мне. Я накинул ременную петлю через правое плечо, продел руку в кожаные крепления и сжал крестовину в ладони, как раз вовремя, потому что Уэйс крикнул:

— Воздух!

Залп серебристых молний обрушился на нас с запада. Я поднял щит к лицу за мгновение до того, когда в него с глухим стуком ударила стрела; рука и плечо на несколько мгновений онемели, но я твердо держался на ногах. За моей спиной раздался удар железа о дерево; Филипп лежал лицом вверх на палубе, и сначала я подумал, что его убили, но он дышал и шевелился, не показывая признаков ранения, только проводя рукой по той стороне шлема, где теперь красовалась глубокая вмятина.

— Вставай! — сказал я, потому что над нами уже сверкали новые стрелы.

Они разлетелись веером, упав в камыши, правда на расстоянии не больше длины весла от корпуса судна. Моргая, как сова, и слегка одуревший, Филипп поднялся на ноги и покачнулся, когда нос корабля резко повернул налево, и мы прошли отчаянно близко от отмелей, которыми были отмечены берега острова. Темное мелководье, широкое и длинное, едва видное на поверхности реки.

— Давайте, сволочи! — каркал Эдо. — Тяни! Навались!

Корабль снова вздрогнул, и я покачнулся вперед. Громкий скрежет раздался над палубой, когда корпус продирался по дну канала. Я подумал, что мы сели на мель, и ждал момента, когда корабль дернется и остановится, но этот момент не настал; скрежет прекратился, и река отпустила нас. Радость захлестнула меня, но ненадолго, потому что противник по-прежнему следовал за нами, их крики становились все громче, и они колотили в щиты в такт движению весел. Я вытер пот со лба, и поправил шлем, чтобы не наползал на глаза. Скоро они догонят нас и начнется заварушка.

— Левый борт, поднять весла, — заорал Эдо, прежде чем был заглушен громким треском со стороны носа корабля. Я оглянулся через плечо и увидел, что у первой полудюжины весел лопасти снесены напрочь. Я не мог разглядеть, обо что мы ударились. Новая волна рева поднялась над английским кораблем, они уже размахивали топорами и мечами в предвкушении резни. Первый корабль рванулся вперед, держась на расстоянии одного корпуса за нашей кормой; так близко, что я мог разглядеть эмблемы на их щитах. Копье, брошенное высоким англичанином, стремительно поплыло по воздуху; рядом со мной Радульф поймал его на свой щит и направил в сторону, за борт.

Я поднял меч.

— Делаем стену, — сказал я парням. — Держитесь рядом и не давайте им прорваться.

Я перекрыл край щита Филиппа, стоявшего справа от меня; Годфруа слева от меня сделал то же самое. Скоро я смогу узнать, насколько они хороши в бою.

— Левый борт, весла, навались! — крикнул Эдо.

За кормой поднялась низкая, чуть выше поверхности воды, скала в три шага шириной и два длиной. Вокруг нее колыхались на воде обломки дерева, и я сразу понял, на что мы натолкнулись. Мы оставили ее в буруне пены, и до меня дошло, что вражеский рулевой не мог ее заметить.

Один из лучников поднял крик, но было поздно: они врезались в камень на полном ходу, нос вздыбился высоко вверх, а днище ползло по скале. Люди на корабле попадали навзничь, либо были выброшены за борт, молотя руками по воде, они пытались удержать головы на водой и освободиться от кольчуг. Корабль остановился и стал заваливаться на левый борт, открывая зияющий пролом в днище. Некоторые из гребцов прыгали за борт, пытаясь столкнуть его со скалы, в то время как те, что сидели ближе к корме начали грести в обратном направлении. Второй корабль следовал за первым слишком близко, а канал был слишком узким, чтобы они смогли разойтись. Злобные крики звенели в воздухе.

— Отбой, — сказал я и опустил щит. С неба продолжали валиться стрелы, но я чувствовал, что азарт преследователей испарился, и они уже не надеются попасть еще раз. Шаг за шагом мы отдалялись, наблюдая, как они торопятся освободить свое пострадавшее судно. Чудная картина.

— Быстрее, — орал безжалостный Эдо со средней палубы. — Рано прохлаждаться. Тяни! Навались!

Вражеские корабли постепенно удалялись, пока наконец не исчезли в ночи. Постепенно темп замедлился, я вздохнул свободнее; крики вдали стихли, и не осталось ничего, кроме слабого скрипа наших весел в уключинах, плеска воды и медленного ритма барабана. Гребцы казались полумертвыми от усталости, их спины сгорбились, руки были почти безвольными.

Уэйс пробрался на нос и поднял люк; он подал руку сначала леди Элис, а затем Беатрис, помогая им подняться из трюма. Я заметил древко стрелы, торчавшее из досок: если бы леди не спрятались, эта стрела могла поразить одну из них.

Я подошел к капитану и хлопнул рукой по плечу.

— Мы обязаны вам жизнью, — сказал я, протягивая руку.

Обер устало взял ее и сжал мозолистой ладонью.

— Не за что, — сказал он между двумя вдохами. — Будем надеяться, что на сегодняшнюю ночь гонки закончились.

Я кивнул. Канал перед нами расширялся, открывалась гладкая поверхность реки. Если удача не отвернется от нас, скоро мы будем в Алхбарге.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тьма окутала нас, и «Крылатый Дракон» тихо скользил между берегов, несомый медленным течением. Обер оставил румпель и прошел вдоль судна, отдавая приказ отдыхать. Эдо перестал бить в барабан, и длинные весла были медленно втянуты через борт, вода струйками стекала с них на палубу. Ветерок затих, дождь прекратился, луна и звезды глядели вниз сквозь просветы в низких облаках. Впервые после многих часов мы дрейфовали в полной тишине.

Я развязал ремешок под подбородком, снял шлем и поставил его на палубу себе под ноги. Я взглянул на своих парней и увидел облегчение в их глазах. И все же я чувствовал из разочарование. Для молодого воина, голодного до драки, существует не так уж много подлянок хуже потери возможности проверить свой меч в бою, доказать свое мужество. Даже смерть не считается слишком большой платой, и, мне кажется, это объясняется не столько высокомерием молодых бойцов, сколько стремлением к чистой радости сражения, составляющей природу борьбы. Мне не раз доводилось видеть, с каким упоением люди встречают смерть от меча. Я сам не раз готов был так же принять свой конец. Тот факт, что я выходил из битвы живым, до сих пор был для меня загадкой, объяснения которой не давали ни мастерство, ни храбрость, ни сила.

Я смотрел в ночь за кормой в поисках малейшего признака врага, но не находил ни одного. В действительности я мог разобрать только линию берега, смутную, словно закрытую туманом. Впрочем, я не ожидал, что англичане продолжат погоню; последний свет дня растаял над водой, и они не могли быть уверены, что найдут нас ночью. Мы были в безопасности, сейчас, по крайней мере.

Уэйс вернулся уже без кольчуги, хотя он оставил меч на поясе. Он стоял рядом со мной, сложив руки на груди и прислонившись к борту; вскоре к нам присоединился Эдо.

— Мале понадобится Божья помощь, чтобы защитить Эофервик, — сказал Уэйс.

— Сегодня он был на нашей стороне, — заметил я.

Эдо улыбнулся:

— Ну конечно. Ведь у нас есть Гилфорд.

Это была слабая попытка пошутить, и я не улыбнулся. Я думал о двенадцати английских кораблях, подсчитывал в уме, и мое сердце упало, когда я понял, что каждый из них может нести по пятьдесят человек, и даже если только половина из них будет воинами, это означает, что скоро Эдгар получит еще триста копий под свои знамена. Вместе с теми, кто уже осаждает Эофервик он станет хозяином армии, в несколько раз превышающей гарнизон города. Уэйс был прав: виконт очень нуждался в Божьей помощи.

— Они смогут продержаться в замке даже, если город падет, — сказал я.

— И как долго? — Уэйс сомневался.

— Сколько должен. Иначе вся Нортумбрия от Дунхольма до Эофервика перейдет в руки английских дикарей.

Уэйс искоса посмотрел на меня, но ничего не ответил.