Страница 2 из 90
Пожалуй, было немалым риском отпустить войско на грабеж, когда остается шанс, что противник скрывается где-то поблизости, но правда заключалась в том, что все эти воины шли за обещанной добычей. Она имела меньшее значение для нас, рыцарей, потому что лорд хорошо платил нам, но копейщики сражались за добычу: большинство из них были взяты из имений своих господ, и военные трофеи были их единственной наградой. Для сэра Роберта запретить грабеж значило обратить их против себя, чего он не мог допустить. Среди других дворян было уже достаточно недовольных, которые считали (хотя ни один не высказывался открыто) себя долее достойными графства, и желали, чтобы часть земель Нортумбрии была передана норманнам, а не фламандцам, вроде сэра Роберта. Но большинство из них присоединились к нам в последние два года, да и были норманнами больше по присяге, чем по рождению. Сам я был родом из города Динан, что в Бретани, хотя и не появлялся там уже много лет; Фулчер был норманном, а другие приехали из Анжу и даже из Аквитании. Но в Англии это не имело значения, потому что здесь все мы были французами, связанными вместе присягой и общим языком.
Кроме того, сэр Роберт был одним из ближайших паладинов короля Гийома, отслужив ему больше десяти лет после битва при Варавиле. Я считал странным, если не сказать больше, что нашлись люди, столь яростно возмущавшиеся человеком, служившим Гийому верой и правдой так долго. С другой стороны, их было немало, и я понимал, что все они озабочены лишь собственным продвижением, а не благом королевства.
— Сегодняшняя ночь похожа на ту, когда мы взяли Майен пять лет назад, — вдруг сказал Жерар. — Помнишь?
Я сражался в столь многих битвах, что большинство их них было размыто в моей памяти, но я помнил ту войну. Она затянулась до поздней осени, а, может быть, даже и до зимы. Я был уверен, потому что помнил мешки с зерном нового урожая, которые мы захватывали во время рейдов, и я помнил, как темнели и падали листья с деревьев вдоль дороги. Но, как ни странно, картины битвы за сам город не приходили на ум.
— Я помню, — ответил Эдо. — Это было в ноябре, мы тогда взяли последний город в той войне. Мятежники отступили и укрепились за стенами.
— Точно, — согласился Жерар. — Они рассчитывали на долгую осаду, но герцог Гийом знал, что они хорошо обеспечены. — он откусил кусок от своей краюшки, потом вытер рот грязным рукавом. — А нас было четыре тысячи голодных ртов посреди разоренной долины, где даже мыши не поймать.
— Так что у нас не было выбора, кроме как атаковать, — сказал Эдо. Улыбка вспыхнула на его худом лице. — Да, я помню. Мы напали в тот же вечер и взяли город еще до того, как их господин изволил приготовиться к бою. — он засмеялся и посмотрел на нас.
Я покачал головой; пять лет — это долгий срок. В то время мне было двадцать зим, и как у всех юнцов, голова моя была занята мыслями о славе и военной добыче. Я рвался убивать; я даже не пытался притормозить и разобраться, за что и почему воюю, просто выполнял приказ.
Фулчер рядом со мной зевнул и зябко поежился.
— Чего бы я ни дал, чтобы оказаться сейчас под боком у моей подружки.
— Я думал, ты отправил ее обратно в Лондон, — сказал я.
— Вот именно, — ответил он. Он сделал глоток из своего бурдюка. — Я сказал ей, давай оставим в покое нортумбрийцев в их никчемном захолустье. На этой земле нет ничего, кроме холмов, деревьев и овец. — я не расслышал в его смехе веселья. — И дождя.
— Это земля короля Гийома, — напомнил я ему. — И сэра Роберта, раз он стал графом.
— Это значит, нам никогда не выбраться из этой дыры.
— Да скоро ты увидишь свою женщину, — сказал я, устав от его нытья.
— Тебе легко говорить, когда твоя Освинн ждет тебя в Дунхольме, — продолжил Иво.
— Ну, конечно, если кто-то другой о ней не позаботился уже, — добавил Эдо, ухмыляясь.
Если бы я не был таким сонным, я бы придумал, что ответить, но вместо этого я просто посмотрел на него. Я не был настолько молод или глуп, чтобы возомнить, что я люблю Освинн, или она любит меня; она была из Англии и едва ли могла сказать пару слов по-французски или по-бретонски, я же почти не говорил по-английски. Но все равно она была моей женщиной, и я молил Бога о ее безопасности. Возможно, Эдо шутил, но в такую ночь, как эта, когда вино и медовуха текли рекой, я знаю, как высоко может встать мужской член, и как трудно победителю в захваченном городе справиться со своей похотью. Для них сегодня найдется немного женщин: только те, что пришли на север с армией. Солдатские жены и подруги. Женщины вроде Освинн.
Была своего рода дикая красота в ее волосах, которые она носила распущенными, а глаза казались такими темными и манящими, что притягивали к себе взгляды мужчин, где бы она ни появилась. Не раз мне приходилось силой клинка доказывать ее добродетель. Я опасался оставлять ее одну и поэтому заплатил Эрнесту и Можэ, и еще паре парней из моего отряда, чтобы они воздержались от грабежа и охраняли дом, который я занял для нас. Оба были опытными вояками, сражались под моей командой еще при Гастингсе, и я был уверен, что найдется мало желающих бросить им вызов. И все же я с нетерпением ждал утра, когда я смогу вернуться к ней.
Я проглотил последний кусок хлеба, зашнуровал мою седельную сумку и перекинул через плечо ремень щита.
— По коням, — скомандовал я, взобрался на спину Ролло и выдернул копье из земли. — Едем дальше.
Мы продвигались по-прежнему на запад. Здесь недавно были сильные ветра, и нам несколько раз пришлось объезжать поваленные деревья. Несколько раз тропа исчезала в камнях, и нам приходилось поворачивать, чтобы найти ее снова. Мы не знали этих краев и сильно рисковали заплутать в лесу.
Но враг должен был слышать нас. Они поймут, что надо держаться подальше от дорог; скорее всего, они уходят малыми группами. Англичане могли находиться меньше, чем в ста шагах от нас, когда мы проезжали мимо.
Я чувствовал, как в груди разгорается гнев. В этом лесу мы были нужны не больше, чем собаке второй хвост, сэр Роберт послал нас только для того, чтобы показать прочим лордам, что он не теряет бдительности. И все же, если мы вернемся до рассвета и ничего не узнаем, мы бросим вызов его власти и подвергнем сомнению свою верность сюзерену.
Я стиснул зубы и ехал молча. Я был с Робертом с четырнадцати лет (в те времена он был немногим старше меня нынешнего) и прекрасно был знаком со щедростью лорда, который хорошо лечил верных людей от ран и хорошо награждал их серебром, оружием и даже лошадьми. Это от него я получил Ролло, на котором сейчас ехал: сильный, выносливый и надежный конь, который прошел со мной несколько кампаний и множество сражений. А главное — сэр Роберт давал своим самым преданным вассалам землю, и я, как один из тех, кто вел его отряды в бой и не раз спасал его жизнь, скоро должен был получить достойную награду. Я был терпелив, как и должно, и благодарен за все, что получал от него, и за все эти годы у меня редко находилась причина для возмущения. Но сегодня я морозил задницу в мокром лесу, вместо того, чтобы пить мед с остальными лордами у очага в общем зале.
От этих мыслей меня отвлек звон церковного колокола.
— Что это? — Спросил Эдо.
В ударах колокола не было никакого ритма, только беспорядочное столкновение разных звуков. Звуки летели через реку со стороны города, и я нахмурился; первой мыслью было, что какие-то счастливчики так нажрались, что полезли на колокольню. А потом звон прекратился так же внезапно, как и начался.
Я натянул поводья, и Ролло остановился. Он фыркал, его дыхание превращалось в пар в холодном воздухе. Ночь была тихая, и все, что я мог слышать, это мягкий стук дождевых капель по земле и скрип веток на ветру. И тогда звон начался снова: долгие равномерные удары, долетающие, казалось, до самых дальних холмов.
Желудок болезненно сжался. Я уже слышал раньше такой колокол.
— Надо возвращаться в город, — сказал я. Я потянул повод и, не уверенный, что меня услышали остальные, крикнул: — Возвращаемся!