Страница 4 из 28
♦ Как протекало общение с принимающей ангольской стороной? Какие были контакты с ангольской армией, с гражданским населением, может, с представителями правительства?
Контакты, естественно, были. Наши вертолёты стояли по округам. Сама миссия ООН зависела от местной стороны. И местная сторона, надо сказать, иногда вела себя весьма вызывающе. Такой пример. Мы долгое время жили на Вилле Алиса в Луанде, очень хорошая вилла, нам там нравилось. В этой вилле очень хорошо всё было организовано — правда, питания там не было (питались мы в столовой штаба миссии на Вилле Эшпа), но можно было постирать вещи, были хорошие домики с хорошими комнатами. Мы жили в одном крыле, а в другом жили уругвайцы — в Анголе стоял уругвайский батальон, также служили уругвайские штабные офицеры, уругвайские наблюдатели и военная полиция. И вот, через какое-то время мы вдруг узнаем, что местные хозяева подняли цену за проживание на этой вилле ооновских представителей. ООН такую высокую сумму платить отказалась. И мы вынуждены были перебраться на Виллу Эшпа, нам там организовали контейнеры. Вообще, как только в Анголу вошли войска ООН, цены там сразу подпрыгнули до «космических высот». Пытались местные заработать на всём, на чём только получалось. Например, как-то раз Виталию Грекову понадобились тёмные очки, и мы поехали в магазин, в саму Луанду, а там увидели, что очки стоят двести долларов! Цена, которую применимо к этому товару понять вообще было невозможно, потому что обыкновенные очки, не какие-нибудь там дизайнерские, не могут столько стоить. У Виталия, конечно, полезли глаза на лоб, и он решил, что такие очки он покупать не будет.
♦ А контакты с ангольскими военными?
Естественно, были и часто. Когда мы летали по площадкам, по точкам. И ещё зависело от того, на какие площадки мы прилетали. Нам «повезло» — мы, в основном, летали по унитовским территориям. Это было «весело», хотя даже там к нам относились совершенно по-разному. На одних площадках — нормально, «совьетику», «руссу», никаких эксцессов не было. Летали-то мы в форме, или в комбинезонах лётных, и все знали, что Ми-8 советский, российский вертолёт. А в некоторых местах — выставляли оцепление, не разрешали отходить от вертолёта, и лично я не раз ловил довольно косые взгляды унитовцев.
Летали мы и по площадкам, где стояли наши наблюдатели, и где стояли правительственные ангольские войска, ФАПЛА. Тут вообще не возникало особых проблем. В целом обстановка была довольно благостная.
Хотя были и жертвы среди ооновского контингента, и часто. Один из таких печальных случаев, о котором я знаю, произошел на юге, в провинции Уила, где я служил в годы первой своей командировки — в Мулондо. На запад от Мулондо есть такой населенный пункт Шонгорой. Вот в этом Шонгорое был пост наблюдателей. В том «тим-сайте» был мой хороший знакомый Саша Кияшко, он тоже выпускник ВИИЯ, на пару курсов меня постарше. После разъединения Союза он уехал в Украину и приехал в миссию ООН как наблюдатель от Украины, то есть — украинский военный наблюдатель. Так вот, на этом посту он, как человек из бывшего Союза, стал очень уважаемым. Потому что он мог всё: работать с радиостанциями, с компьютером, со связью Capsat (satellite communications), он мог всё делать. И поэтому там была целая толпа людей, которая иногда говорила ему — Саша, ты, главное, сиди, работай, отсылай вовремя сообщения (reports), а мы будем ездить, патрулировать сами! Там же было обязательное патрулирование на машинах — проверка, как выполняется соглашение о прекращении огня, нет ли нарушений. И в один из таких выездов на них напали и всех перестреляли. Самое интересное, что был черед Сашке ехать! То есть, он уже говорит — я еду, а ему — нет, должно прийти какое-то важное сообщение, так что Бог с ним, с патрулированием, сиди, мы сами поедем! Там были англичанин, египтянин, индус и ещё кто-то. Выжил только индус… Напали унитовцы, расстреляли буквально в упор, а индус притворился мёртвым, у него было шесть пулевых ранений. Сашка, когда приехал в Луанду после этого, две недели просто не просыхал. Потому что это было в его патруль.
Помню ещё один случай — к счастью, закончившийся благополучно. Унитовцы задержали наш вертолёт — это было в районе Сауримо, запад Анголы, провинция Южная Лунда. Они летели проверять соглашение о прекращении огня и разъединении противоборствующих сторон, и их вертолёт вместе с наблюдателями просто взяли в плен. Продержали двадцать семь часов. Вся миссия ООН «на ушах стояла», доложили, естественно, в Нью-Йорк, оттуда пришёл приказ организовать с ними воздушное сообщение, сбрасывать им тёплые одеяла, еду — а это был июнь или июль, то есть в Анголе это зима.
♦ Какой это был год?
Девяносто седьмой (1997). Но наши ребята вышли из положения с присущей нам смекалкой! Они просто стали сливать лишний керосин с вертолёта, и тут же выстроилась очередь из местных анголан. Анголане за керосин принесли им поесть, одеяла, выпивку! Они тут же напоили охрану — пригласили их выпить, то есть! В итоге, приехал какой-то командир местный, и сказал, что ладно, отпускайте этих русских, чёрт с ними (смеется). Но, двадцать семь часов, конечно, ребята были на лезвии бритвы. Это всё мне рассказал Саша Кондратюк, переводчик, мой бывший ученик.
Вообще, на ооновской машине по стране, по городу можно было ездить. Другое дело, что в Луанде происходили иногда такие случаи, как конкретные грабежи ооновцев. Люди, которые носили оружие, днём были полицией, а вечером — бандитами. Пытаться им что-то объяснять было просто бесполезно, они без слов ствол в живот тыкали и все. Я уже не раз говорил, и ещё скажу, что в Африке цена человеческой жизни — это даже не копейка и не ноль, а где-то минус пять. В этом я убедился ещё в первой командировке. На операции[4] мы несколько раз посещали ангольский госпиталь, где лежали раненые — так этих раненых там принимали, перевязывали и забывали про них, выживет — молодец, не выживет — хрен с ним.
4 Описано в книге И.А. Ждаркина «Такого не было даже в Афгане…»
И вот, в ООНии получались такие ситуации. Например, как-то мы поехали отдохнуть в кабачок в центре Луанды, сидим там, пьем пиво. Вдруг появляется знакомый уругваец, штабной офицер, и говорит: «Меня ограбили». Полиция подошла, как оказалось, — потому что он, вместо того, чтобы поехать на машине, пошел пешком, — а у него не было ID карты на груди, удостоверения личности. Естественно, задали вопрос, кто такой, документы? А он ID карту свою хранил в портмоне. Достал портмоне — полицейский просто выхватил у него этот портмоне, вытащил ID карту, отдал ему, а портмоне — себе в карман. А там четыреста долларов было.
Естественно, мы старались передвигаться на ооновских машинах, и особенно — не вступать в конфликты с полицейскими. Ну, а если уж что случалось — тут начиналась работа переводчика, или любого человека, знающего язык. То есть, моя. Начинаешь включать свои «замполитские способности» и пытаешься им доказать, что они неправы.
♦ Лично приходилось попадать в такие конфликтные ситуации?
Да. Чаще срабатывало, удавалось договариваться. И опять же — на кого попадёшь. С кем-то просто, с кем-то — с трудом договоришься.
♦ А бывали ли такие случаи, что, например, узнавали, что ты когда-то служил уже в Анголе,и менялось ли как-то отношение к тебе в этом случае?
Таких случаев у меня не было. Хотя меня узнавали десять лет спустя. Один случай я описал в книге: когда меня узнал бывший сваповский солдат. В войсках ООН он служил уже капитаном, там была намибийская миротворческая рота. Я иду по миссии, вдруг слышу: «Товарищ майор!», на ломаном русском. Оборачиваюсь — спрашивает: «Извините, пожалуйста, вы в 86-м в Лубанго были?» Я говорю — да, был. «Но вы тогда были лейтенантом?» Да, говорю. А он, оказывается, бывший сваповский боец.
А другой случай, когда мы были в командировке, в Луэне, на востоке страны. Поехали в город, остановились возле бара, чтобы зайти хоть пива купить, жара была. А там стояло несколько негров, в форме местной — фапловской. Один говорит: «Джеронимо!» Это ведь мое чуть ли не второе имя, ещё по первой командировке получил такое боевое прозвище, nome de combate. Я оборачиваюсь — говорю, да, я. Он: «Ты меня не помнишь?» Я: «Честно говоря, нет». А он был в комендантском взводе, в нашей бригаде, когда мы ходили по джунглям в восьмидесятые. То есть, он меня через одиннадцать лет вспомнил!