Девочки

— Ужасно, да? — кричит тебе девушка в комбинезоне.

— Да, ужасно! — кричишь ты ей в ответ, кивая и поглядывая на бармена.

Он приносит тебе напитки со словами:

— С вас двадцать семь пятьдесят.

Когда ты открываешь бумажник, девушка едва заметно в него заглядывает. Быстрый, неуловимый взгляд, но ты, как бы то ни было, его поймал. Когда ты берешь сдачу, она заглядывает в бумажник еще раз, полагая, что ты не можешь этого заметить краем глаза. Если бы ты не пришел сюда с другой, с девушкой, называющей саму себя «честолюбивой моделью», подружкой твоего друга, который руководит агентством, основанным вами…

Ты берешь свои напитки и, делая небольшой глоток из своего стакана, киваешь девушке. Она кивает тебе в ответ, начинает что-то говорить, но ее заслоняет парень двадцати с небольшим лет, который проталкивается между вами.

Когда ты уходишь, ты слышишь, как он заказывает три напитка, слышишь, как бармен говорит ему, что для трех напитков у него должно быть три браслета. Отходя от бара, ты отмечаешь, что тебе он такого не сказал.

И ты знаешь, что она смотрит тебе вслед и ругается, потому что этот парень отрезал ее от тебя. Позже ты увидишь ее рядом в толпе, увидишь, как она изучает юную блондинку, с которой ты пришел, юную блондинку, отдающую богатством старого Нью-Йорка даже в своей байкерской куртке и с временной татуировкой. Позже ты увидишь, как она уходит.

Когда ты возвращаешься из бара, на сцене появляется группа из шести девушек. Их одежда прикрывает только то, что совершенно необходимо прикрыть. На азиатке с многочисленными косичками и на высоких каблуках нет ничего, кроме одной полоски скотча на груди и трех или четырех полосок на бедрах. Группа начинает исполнять песню с текстом из одной-единственной фразы: «Хочу увидеть твою киску, покажи мне ее!» Солистка, каким-то образом переодевшаяся в резиновое микро-мини-платье, выкрикивает эти слова и проделывает различные манипуляции с девушками — шлепает их, водит их на четвереньках на поводках, засовывает руку им под юбки.

Шоу возбуждает тебя, делает тебя смелым. Ты передаешь своей спутнице напиток, она берет его обеими руками, осторожно, чтобы не пролить, с улыбкой говорит тебе спасибо — искреннее спасибо, необязательное спасибо. Затем ты незаметно обвиваешь ее свободной рукой за талию, кладешь ладонь на небольшой участок чуть пониже, туда, где девушка начнет раздаваться через несколько лет, притягиваешь ее к себе спиной. Она не останавливает тебя, не показывает, что загипнотизирована происходящим на сцене. Ты же потерял интерес к лесбийским сценам, хотя будь ты здесь только с мужчинами, это могло бы удерживать твое внимание часами. Сейчас ты сконцентрирован на ее крошечной, упругой заднице, упирающейся в твой пах, сконцентрирован на том, что ты ощущаешь ее каждой стороной своего члена. Ты не можешь справиться со своим волнением. Не хочешь, чтобы эрекция была чересчур сильной, но и не хочешь, чтобы она показалась ей чересчур слабой, чересчур вялой. Ты даже не уверен, что она осознает этот ваш контакт. Но должна.

Когда песня заканчивается, она поворачивает к тебе голову и слегка целует в губы. Затем, совершенно непринужденно, свободной рукой она обнимает тебя сзади за ногу, плотно прижимая к себе.

Певица снова поменяла наряд. Теперь она одета в узкий пурпурного цвета бархатный комбинезон и остроносые сапоги. Поверх комбинезона на ней надето что-то вроде резиновой сбруи, которая поддерживает ряд гигантских металлических шипов, спускающихся вдоль ее позвоночника. Те, что в середине, длиной больше фута.

Она выходит на край сцены. С нее стекает пот. Наклоняясь к залу, она спрашивает:

— Есть здесь сегодня молодые парни?

Юнцы в первом ряду сходят с ума. Она выбирает парочку из них и приглашает на сцену. Один — костлявый парень, лет четырнадцати-пятнадцати, с пурпурного цвета волосами. Другой более мускулист, немного постарше, возможно, немного азиат, но все еще никоим образом не мужчина. Когда начинается песня, она предлагает им стянуть рубашки. Парней не приходится долго упрашивать, они помогают ей, сдирают рубахи через голову и кидают их в толпу.

Она начинает петь: «Ля-ля-ля МОЛОДЫЕ ПАРНИ ля-ля-ля!» Ты не единственный, кто не может разобрать ничего кроме этих двух слов. Но эти два слова — все, что необходимо, чтобы понять, о чем песня. Возможно, эти два слова — и есть те слова, которые ты должен был понять.

А затем ты замечаешь страннейшую вещь. Тебя действительно заводит происходящее. Это яркое действо. Ты не бисексуал (нет, действительно нет, ты думал об этом, возможно, даже пытался, это не вызывает у тебя отвращения, это просто тебя не возбуждает), это не имеет к тебе никакого отношения. Просто это возбуждает тебя так, как никогда бы не смогло возбудить фальшивое лесбийское шоу. Тебя безумно заводит созерцание того, как женщина щупает этих двух молодых парней, лапает их, запускает руки им в волосы и ставит их на колени, притягивает их лица к своей промежности, вращая ей во время пения.

Им это безумно нравится, конечно же. Им немного неудобно, немного неловко, но все же они трутся об нее, трутся с двух сторон, и им уже интересно, пригласит ли она их за кулисы потрахаться, и им уже интересно, что скажут их друзья, когда они расскажут им об этом шоу. Они были бы счастливы, используй она их.

И это заводит не только тебя. Ты оглядываешься на других мужчин твоего возраста — они тоже загипнотизированы происходящим, они тоже прекратили лапать подружек, которые их сюда и привели. И это заводит не только их. Вся толпа сходит с ума, становится все неистовей. Хотя они еще очень молоды, они все же осознают, что это — особый ритуал. Хотя они еще очень молоды, они все же осознают, что это нечто единственное в своем роде. Это напоминает тебе долгий и кровавый боксерский поединок между знаменитым чемпионом и неизвестным соперником, бросившим ему вызов, долгий и кровавый боксерский поединок, где неизвестный претендент стал, наконец, ослабевать в финальном раунде, начал, наконец, ошибаться, и толпа завопила в один голос: «Прикончи его!» Долгий и кровавый боксерский поединок, где, в конце концов, даже женщины стали требовать крови. Сейчас происходит то же самое. Всем здесь хочется увидеть, как она жадно их поглощает, как насыщается ими, как удовлетворяется ими, использует их. Если бы она пригласила на сцену мужчин-красавцев, с идеальными телами, но все же уже взрослых мужчин одного с ней возраста или чуть постарше, все было бы по-другому. Даже если бы она разделась догола и трахнулась бы с ними прямо здесь, на сцене, пока пела, все было бы по-другому. Тебе определенно не было бы интересно, ты бы переключил свое внимание на ощупывание молоденькой девушки, с которой пришел. И остальные, несмотря на то, что они достаточно юны, чтобы возбуждаться от шоу такого рода, не были бы возбужденны точно так же, не были бы возбужденны в такой же степени. Они бы знали, что это совсем другое.

Это оказывается их последним номером, это то, что группа выбрала для финала.

Когда вы вместе с толпой выходите по одному, честолюбивая модель наклоняет твою голову к своей и тихо шепчет тебе на ухо:

— Мне можно не приходить домой до двух часов.

А ты думаешь в этот момент о том, чем бы отличалось шоу, если бы солистом был мужчина. Думаешь о том, что если бы он вытащил на сцену двух студенток-первокурсниц, поставил их на колени и притянул бы их головы к своей промежности, двое копов, стоящих у дверей, остановили бы шоу. О том, что это — почему-то — было бы публичным совершением непристойного действия.

А когда холодный ночной воздух ударяет тебе в лицо, ты думаешь о том, что мужчина не стал бы напяливать на спину эти шипы. Мужчина не стал бы бояться, что эти незнакомые девушки окажутся позади него, не стал бы бояться, что они сделают что-то, что он не сможет увидеть. Если бы это был мужчина с двумя несовершеннолетними девушками, он бы не беспокоился об этом, он бы не беспокоился о том, что потеряет контроль над происходящим.